Пути-дороги

"Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!"

В тот день немцы еще трижды пытались прорваться через наши рубежи, но так и не смогли. Вечером комиссар полка лично обходил все окопы и благодарил героев. Он особенно долго тряс руку комсорга третьей роты Васи Камушкина. Потом, пристально взглянув в смелые открытые глаза, в веснушчатое лицо парня, спросил:

– Какого года рождения?

– Двадцать четвертого,- ответил Вася и увидел, как лицо комиссара вдруг оживилось.

– В тот год, значит, когда я вступил в партию... по ленинскому призыву,- задумчиво произнес он и неожиданно попросил:

– Дайте ваш комсомольский билет.

Камушкин подал.

Комиссар, а вслед за ним и Вася долго вглядывались в силуэт Ленина, и каждый вспоминал свое: Камушкин - тот день, когда его принимали в комсомол, а маленький большеголовый комиссар... Что же вспоминал он? И почему потемнело его такое спокойное до этой минуты и светлое лицо? Может быть, перед ним встала далекая студеная и скорбная зима, когда над всей страной плыли звуки траурных мелодий и током высочайшего напряжения проходили через людские сердца.

Вернул Камушкину билет и, почти не пригибаясь, быстро пошел по траншее. Вася глядел в широкую плотную спину комиссара, а видел своего отца, убитого кулаками в дни коллективизации...

Так встретился Вася Камушкин с полковником Деминым. И сейчас, после тяжелой операции, когда из него извлекли четыре осколка, комсорг почему-то вспомнил об этой встрече и попросил передать начальнику политотдела, что очень хочет его увидеть.

Демин приехал.

Вася хотел было приподняться, но полковник быстро остановил его:

– Тебе нельзя,- и поправил под головой солдата подушку.- Ну как дела, орел? Царапнуло? Ничего, ничего!
– проговорил начподив с ласковой шутливостью в голосе.

– Не о том я...- тихо сказал Камушкин, хватаясь за грудь.- Горит все...

– Ладно, помолчим...

– Нет... я должен сказать вам...- Комсорг вдруг вытянулся, уперся ногами в стенку.- Хочу попросить вас... оставить меня на комсомольской работе...- Он чувствовал, что теряет силы, и торопился: - Я вступил в партию, но не хочу расставаться с комсомольским билетом... Помните, товарищ полковник, ту зиму... под Москвой?.. Ну вот... Пусть в моем кармане будут лежать два билета: партийный и комсомольский, как родные,- отец и сын. Скажете Шахаеву?..

– Обязательно скажу.

– Вот и хорошо... ведь правда хорошо?.. И капитану Крупицыну скажите...

– Нет Крупицына... Погиб он. Разве ты забыл?

– Неправда!.. Капитан жив... и я, и Алеша Мальцев - все живы!.. Все!..

Минутой позже Камушкин потерял сознание. Демин вызвал врача.

– Проверьте мою кровь!

– Зачем, товарищ полковник?
– удивился врач.- Разве у нас нет доноров?

– Ну, быстро!
– резко сказал Демин.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ 1

Доклад начальника штаба подходил к концу. Стоя у большой карты, с которой была сдернута занавеска, начштаба говорил против обыкновения громко и уверенно: ему казалось, что на этот раз он сообщает командующему важные сведения. Наконец-то удалось выяснить, что за противник стоит против их корпуса. Правда, сведения эти получены не от своей разведки, а из штаба немецкого генерал-полковника Фриснера, но об этом можно умолчать. Нельзя же докладывать Рупеску, что все попытки румынских разведчиков проникнуть в окопы неприятеля кончились неудачей...

– Ну идите, полковник!
– сказал корпусной генерал своему начальнику штаба. И когда тот скрылся за дверью, обернулся к Раковичану, смиренно сидевшему в дальнем углу землянки и в который уж раз перечитывавшему советскую листовку с первомайским приказом.- Каково, полковник?.. Русские говорят: "Не так страшен черт, как его малюют". Я мог бы применить эту пословицу по отношению к генералу Сизову с его дивизией, если б остался в том возрасте, когда людям свойственна излишняя самоуверенность. Сизов -опасный противник.

– Совершенно верно, генерал!
– быстро поддержал Раковичану, выходя из темного угла.- В тоне вашего начштаба нетрудно было уловить нотки этой самоуверенности, которая, пожалуй, покинула уже самого Гитлера. И я очень рад, что вы не разделяете излишней оптимистичности вашего помощника. Сизов - очень опасный противник, и то, что он с ходу не смог овладеть укреплениями, не должно изменить нашего мнения о нем. Начальнику штаба, по-видимому, не все известно. Он повторял лишь то, что сказано в разведсводке, разосланной штабом генерал-полковника Фриснера. А в сводке этой по вполне понятной причине нe указано, что дивизия, которой командует генерал Сизов, сражалась на Волге, что она пленила одного из самых блестящих наших генералов - командира первой кавалерийской румынской дивизии Братеску, с которым, кстати, я имел честь познакомиться еще задолго до войны, когда генерал Братеску был на дипломатическом поприще. Я не думаю вас запугивать - боже упаси!

– но трезво оценивать силы врага всегда полезно, о чем следовало бы помнить вашему уважаемому начальнику штаба. Он корчит из себя Наполеона, хотя глуп, как вот эта... вот эта пробка.- Раковичану с силой рванул штопор, и бутылочная пробка со звонким хлопком вылетела из горлышка.

Рупеску был немало удивлен несколько странной для представителя верховного командования речью.

– Русские не пройдут, они падут здесь костьми. Это, кажется, ваше утверждение?

– Мое. Я и теперь могу его повторить, если вам угодно...- Раковичану замолчал, очевидно испытывая некоторое замешательство и быстро придумывая подходящий выход из неловкого положения.- Да, я мог бы подтвердить это и сейчас, если б нас с вами окружало поменьше глупцов вроде вашего начальника штаба... Кстати, генерал, я хотел бы порекомендовать вам на эту должность одного толкового офицера. Но... ладно... об этом потом!..- Полковник налил себе коньяку и медленно выпил. Помолчал, о чем-то размышляя.- Политическая обстановка в стране значительно ухудшилась, генерал. Мы с вами уже успели убедиться в этом. Коммунисты обнаглели, они действуют почти в открытую. Им удалось объединиться с социал-демократами в один так называемый Демократический фронт. Вероятно, к ним присоединится и Земледельческий союз. Круги, к которым я принадлежу, оценивают этот факт как весьма печальный. При первом же серьезном ударе русских правительство маршала Антонеску может полететь вверх тормашками. И мы должны заранее подготовиться к этому нежелательному для нас, но вполне вероятному варианту... Что вы думаете о... генерале Санатеску? Нe является ли он подходящей фигурой?

– Фигурой?

– Именно. Нам нужны сейчас только фигуры. Подходящие, разумеется. Так как же вы полагаете, Санатеску подойдет?

– Вполне. Я служил под командованием eго превосходительства. Это -наш!

– Продолжайте, генерал.

– Более ярого ненавистника русских трудно найти...

– Ну, это мне известно,- Раковичану усмехнулся.- Он когда-то помог мне скоординировать кое-какие операции в Одессе и в южной Украине... Но сможет ли он продержаться хоть немного у власти?

– Думаю, что сможет. Санатеску тщательно скрывает свою ненависть к русским. Более того, он разыгрывает из себя оппозиционера...

– Ну, нам это только на руку!
– обрадовался полковник, быстро наполняя теперь ужо обе рюмки.- Выпьем, генерал, за Санатеску!

– За его превосходительство выпью с удовольствием!
– Чокнулись. Выпили. Долго молчали.

– Россия!..- раскрасневшись не то от коньяка, но то от поднимавшейся в груди мутной, давящей злобы, заговорил наконец Раковичану.- Черт, бы ее побрал!.. Вот вчера нашему трибуналу опять пришлось расстрелять одного солдата. Знаете, генерал, о чем разглагольствовал этот негодяй? Только, мол, Россия поддерживала румын в их освободительной борьбе!