Пути философии Востока и Запада

О так называемой «даосской философии» следует тем не менее сказать дополнительно несколько слов. В результате исследования мавандуйских текстов, [116] самой ранней, «годяньской», версии «Дао-Дз цзина» («Лао-цзы»), была, во-первых, выявлена их родственность с доктриной даосских глав философской антологии «Гуань-цзы» (особенно «Внутреннее делание»/«Нэй е» и «Искусства сердца-ума»/«Синь шу»), авторами которых обычно считаются Инь Вэнь и Сун Цзянь, причем родственность большая, нежели с канонической версией «Дао дэ цзина» («редакция Ван Би») или с «Чжуан-цзы». Во-вторых, оказалось, что медитативная созерцательная практика (психопрактика, психотехника) раннего даосизма, по существу, играла роль источника теоретического дискурса, именно рефлексия по этому поводу оказалась формообразующим принципом ранней даосской мысли. Точнее, сам первоначальный даосский дискурс был ориентирован на психопрактику, был «психопрактическим» дискурсом.

116

См.: Harper D. Early Chinese Medical Manuscripts: The Mawangdui Medical Manuscripts. L.: Wellcome Asian Medical Monographs, 1999. русские переводы мавандуйских текстов «Десять вопросов» («Ши вэнь») и «Речи о высшем Дао-Пути Поднебесной» («Тянься чжи дао тань») см.: Торчинов Е. А. Даосские практики. СПб., 2001.

Оказалось, что для исследования генезиса даосизма мавандуйские тексты и даосские главы «Гуань-цзы» имеют даже большее значение, чем более разработанные доктрины «классиков» ранней даосской философии. Была также подтверждена догадка об истоках даосской мысли в психопрактической деятельности даосизма. [117] Последний тезис нашел свое подтверждение и в обнаруженном в середине 1993 г. тексте «Дао дэ цзина» из Годяня, который может считаться зародышевой версией текста «Лао-цзы». В нем отсутствует яркая критика конфуцианства, хорошо известная нам по канонической версии текста, вместо которой даются рассуждения о важности практики созерцания, отрешенности и бесстрастия. [118]

117

Психопрактические истоки даосской философии и базовый характер раннедаосских учений мавандуйских текстов и особенно глав «Гуань-цзы» блестяще продемонстрированы канадским китаеведом Гаролдом Ротом. См.: Roth H. D. Original Tao. Inward Training and the Foundations of Taoist Mysticism. N.Y.: Columbia University Press, 1999.

118

Henricks Robert G. Lao Tsu's Tao Те Ching. A Translation of the Startling New Documents Found in Guodian. N.Y., 2000; Chan, Alan K. L. The Daodejing and its Tradition // Daoism Handbook / Ed. by Livia Kohn. Leiden: Brill, 2000. P. 1–29, esp. P. 8.

Зададимся вопросом, какова была, собственно, цель написания «Дао дэ цзина»? Этот текст можно рассматривать по-разному. На него вполне можно смотреть как на наставление Совершенного Мудреца, предназначенное для монарха, стремящегося «упорядочить Поднебесную». И намерение выступить в качестве такого советника у автора текста, несомненно, было. Его можно рассматривать как текст, написанный для людей, стремящихся к личному совершенствованию и обретению покоя и безмятежного единения с сущим. И этот аспект столь же несомненно присутствует в «Дао дэ цзине». Единственное, что совершенно неправомерно применительно к ранним даосским памятникам, особенно к «Дао дэ цзину», это рассматривать их в качестве чисто спекулятивных философских текстов наподобие классических памятников древнегреческой философии. Как справедливо считают Гарольд Д. Рот и Мишель Лафарг и как это ранее неоднократно обосновывалось автором этих строк, [119] за даосскими «философскими» текстами стоят линии достаточно эзотерической передачи традиции «учитель-ученик», причем в центре внимания адептов было изучение и практика особых техник, или искусств (ту), которые со временем приобрели название «искусства Дао» (дао шу), и именно эти искусства и находятся так или иначе в центре внимания авторов «философских» текстов; все остальное или подводит к ним, или является результатом практики этих методов, условием их применения либо же мировоззренческим контекстом практики. И поэтому главное и наиболее эзотеричное в «Дао дэ цзине» и «Чжуан-цзы» – это «искусства Пути» (в «Чжуан-цзы» часто – «искусства Господина Хаоса» – хунь-дунь чжи ши), сводящиеся к созерцанию и медитации для достижения транса, ведущего к забвению ограниченного «эго» («забвение себя» – ван во) и единению с сущим и к регуляции движения потоков ци в организме как при помощи динамических упражнений (даоинь), так и при помощи дыхательной гимнастики (син ци). Это утверждение перестает быть голословным, если рассматривать учение «Дао дэ цзина» и «Чжуан-цзы» в контексте других даосских и близких к даосизму памятников предымперского и раннеимперского периода (IV–II вв. до н. э.): даосские главы «Гуань-цзы», мавандуйские тексты (включая «Четыре канона Желтого Императора»/«Хуан-ди сы цзин»), [120] «Весны и Осени господина Люя» («Люй-ши чунь-цю») и «Хуайнань-цзы» («Хуайнаньский мудрец»).

119

Например, в моей книге «Даосизм. Опыт историко-религиоведческого описания» (с. 37–47).

120

Cheng Chung-ying. Metaphisics of Tao and Dialectics of Fa: An Evaluation of Huang-ti ssu ching in Relations to Lao-tzu and Han Fei and an Analitical Study of Interrelationship of Tao, Fa, Hsing, Ming and Li // Journal of Chinese Philosophy. Honolulu, 1983. Vol. 10, № 3; Leo S. Chang, Yu Feng. The Four Political Treatises of the Yellow Emperor // Monographs of the Society for Asian and Comparative Philosophy. № 15. University of Hawai'i Press, 1998. Последняя работа содержит в себе оригинальный китайский текст и английский перевод памятника.

В связи с этими выводами пресловутый вопрос о соотношении даосизма так называемого «философского» и «религиозного» можно вообще снять с повестки дня как некорректный, ибо сама даосская мысль («философия») выступала в качестве особого дискурса, внутренне и сущностно связанного с даосской «религиозной» практикой, и адекватно понята может быть только в контексте этой связи. Другое дело, что в силу включения в ханьскую эпоху таких текстов, как «Дао дэ цзин» или «Чжуан-цзы», в круг чтения интеллектуальной и социальной имперской элиты эти тексты могли изыматься конфуцианскими эрудитами из собственно даосского контекста и истолковываться с совершенно иных, нежели собственно даосские, позиций. Самый яркий пример – так называемый неодаосизм, [121] то есть «мистология» (сюань-сюэ) III–IV вв., представленная Ван Би, Хэ Янем, Сян Сю и Го Сяном. Чтобы увидеть всю бездну различий понимания «Дао-Дэ дзина» в собственно даосской традиции и у эстетствующих интеллектуалов имперского Китая, достаточно сопоставить комментарий к этому тексту, составленный в традиции Небесных Наставников (Лао-цзы сян эр; видимо, конец II в. н. э.) и комментарий Ван Би (226–249). Различия окажутся весьма разительными. [122] Более того, трудно представить себе, что два комментария интерпретируют один и тот же текст.

121

О некорректности этого термина см.: Торчинов Е. А. Даосизм. Опыт историко-религиоведческого описания. С. 209–210.

122

Текст издан: Жао Цзуньи. «Лао-цзы сян эр» чжуцзяо (Комментированное издание «Лао-цзы сян эр»). Сянган, 1956 (переиздание: Шанхай: Гуцзи чубаньшэ, 1991). См. также: Bokenkamp S. Traces of Early Celestial Master Physiological Practice in the Xiang'er Commentary // Taoist Resources. Vol. 4, N 2. P. 37–52; Idem. Early Taoist Scriptures. Berkeley: University of California Press, 1997; Chan, Alan K. Op. cit P. 13–15.

Другой существенной особенностью даосизма является его полиморфность и многослойность, выразившаяся как в необычайном многообразии форм даосской практики и ее интерпретаций (литургический мистический ритуализм, алхимия, созерцательные медитативные и психофизиологические практики, магия и астрология, экзорцистская и апотропеическая практика и т. д.), так и в принципиальном институциональном плюрализме: даосизм «вообще» есть лишь синологическая абстракция, аберрация ориенталистского (в смысле Эдварда Сэйда) [123] ума, следствие своего рода эссенциалистской ошибки, поскольку в исторической реальности даосизм существовал и существует лишь в качестве отдельных школ, направлений и линий преемственности и вне этих школ и направлений никакого даосизма никогда не было. Другое дело, что при Мин и Цин императоры, отказавшиеся от поддержки школы Цюань чжэнь цзяо (Учение Совершенной Истины), объявили Небесных Наставников из рода Чжан с горы Лунхушань (Цзянси) чиновниками, ответственными за весь даосизм, что превратило этих иерархов в глазах западных авторов ХIХ – начала XX в. в «даосских пап». Любопытно, но этот ориенталистский титул еще больше усилил момент критики даосизма как «языческого суеверия» синологами-протестантами, воспитанными в духе неприятия «папизма» и римского католицизма вообще. Любопытно, что первые объективные работы по даосизму появились в католической стране – Франции (Л. Вигер, А. Масперо), тогда как протестанты продолжали возмущаться «языческим папизмом даосов». [124]

123

Как уже отмечалось, согласно Сэйду, ориентализм – это стиль мышления, основывающийся на онтологическом и эпистемологическом различии между Востоком и (почти всегда) Западом. Об этом применительно к синологической тематике см.: Girardot N. J. «The Whole Duty of Man»: James Legge (1815–1897) and the Victorian Translation of China. Berkeley: University of California Press, 1999.

124

См.: Girardot J. N. The Victorian Text on Chinese Religion with Special Reference to the Protestant Paradigm of James Legge's «Religions of China» // Cahiers d'Extreme-Asie. Vol. 12. 2001. P. 23–57.

Весьма многообразны и формы даосской практики. Подчас трудно увидеть что-либо общее между алхимиком, в горном уединении готовящим эликсир бессмертия, священнослужителем гаогуном, совершающим литургии-цзяо для обновления природных начал территории своего прихода, созерцателем традиции внутренней алхимии, пестующим в своем теле «бессмертный зародыш» (сянь тай), экзорцистом-заклинателем или отшельником, стремящимся к мистическому единению с Дао и проникновением в тайную суть всего сущего. Что касается самого слово «даосизм» (дао цзя; дао цзяо), то оно характеризует наличие самосознания даосской традиции как чего-то единого лишь с достаточно позднего времени. Авторы «Дао дэ цзина», «Чжуан-цзы», мавандуйских текстов и даосских глав «Гуань-цзы» даосами себя не называли, и читатель напрасно будет искать слово «даосизм» в их текстах. Впервые бином дао цзя («даосская школа») появляется в доксографических и историографических сочинениях ханьской эпохи в качестве определенной классификационной и таксономической единицы («Трактат о шести школах» Сыма Таня [125] и раздел «И вэнь чжи» «Истории [Ранней] Хань»). Только приход в Китай буддизма как религии, принципиально отличной от всех форм религии, известных в Китае, приводит к появлению у членов различных локальных и достаточно гетероморфных групп, линий преемственности и индивидуальных практиков осознания себя как последователей некоей единой традиции, воплощающей в себе Дао – Истинный Путь. Возможно, что этот процесс начался уже во II в. н. э., хотя с полной уверенностью можно говорить о его наличии лишь с начала IV в. Его стимулировало и начало институциализации, организационного оформления даосизма: появление школы Небесных Наставников (142 г.) и таких направлений, как Шанцин (школа Высшей чистоты; также известна как школа [горы] Маошань) и Линбао (школа Духовной драгоценности) во второй половине IV в. Интересно, что Гэ Хун (283–343), [126] по-видимому находившийся вне какого бы то ни было влияния буддизма, уже использует выражение «дао цзя чжи цзяо» («учение даосской школы», «учение даосизма»), хотя не исключено, что под «даосизмом» автор «Баопу-цзы» имел в виду исключительно свою собственную традицию – направление Сань хуан вэнь (Письмена Трех Августейших), представлявшую южнокитайский алхимический оккультизм, восходящий к культу бессмертных раннеханьской эпохи. Но в V в. начинается формирование даосского Канона – Дао цзана (Вместилище Дао), единого скриптурального корпуса даосизма, а это уже явное свидетельство признания адептами всех школ и направлений даосизма того времени своей принадлежности к единому учению.

125

Кроль Ю. Л. Рассуждение Сыма Цяня о «шести школах» // Китай: история, культура и историография. М., 1977.

126

Из двух возможных датировок жизни этого знаменитого алхимика-даоса – 284–363 или 283–343 следует все-таки предпочесть вторую, как это показывают последние исследования. См.: Sivin N. On the Pao P'u Tzu Nei P'ian and the Life of Ко Hung (283–343) // Isis. Vol. 60. 1969. P. 388–391; Kim Dae-Yeol. Le symbolisme de la force vitale en Chine ancienne: Models et significations dans l'alchimie taoiste operatoire (Etudes des pratiques alchimiques du Baopuzi neipian). These de doctorat (noveau regime) en Histoire des religions et anthropologic religieuse. Paris: Universite Paris IV-Paris Sorbonne, 2000. P. 13–22; Ge Hong. La voie des divins immortels. Les chapitres discursifs du Baopuzi neipian. Traduit du chinois presente et annote par Philippe Che. Paris: Gallimard, 1999. P. 1–25; 31–51; Schmidt F. R. Die magische Rbstung. Naturbilder aus dem Pao-p'u tzu Nei-p'ian des Ко Hung (283–343) // Reihe 26, Asiatische und Afrikanische Studien. Frankfurt am Main: Peter Lang, 1996. S. 30–98. Полный русский перевод «Баопу-цзы» (нэй пянь) см.: Гэ Хун. Баопу-цзы / Предисл., пер., коммент. Е. А. Торчинова. СПб., 1999.

Важно отметить, что в реальном историческом бытии все формы и структуры даосской деятельности и даосской традиции не только никогда не существовали обособленно, вне связи с другими, но и всегда активно взаимодействовали. Поэтому можно лишь утверждать, что те или иные формы практики преобладали в тот или иной период или в той или иной школе, но было бы неправильным рассматривать их в качестве взаимоисключающих. Так, К. М. Скиппер и Дж. Лагеруэй показали в своих исследованиях, что практика визуализации была непременной и базовой составляющей даосской литургии; [127] с другой стороны, можно утверждать, что ритуальный аспект играл существенную роль в традициях лабораторной алхимии. [128] Поэтому можно лишь утверждать, например, что для школы Небесных Наставников характерно преобладание литургического аспекта, а в практике внутренней алхимии школы Совершенной Истины преобладают техники медитации и визуализации, в то время как Гэ Хун или Сунь Сымяо отдают предпочтение лабораторной алхимии и изготовлению «эликсира бессмертия» (что не мешало тому же Гэ Хуну посвятить целую главу медитативным методам «хранения Одного» – шоу и). [129]

127

Schipper K. M. The Taoist Body // History of Religions. Vol. 17. 1978. N 3, 4; Idem. Le corps taoiste. Corps physique – corps sociale. Paris: Fayard, 1982; Lagerwey J. Taoist Ritual in Chinese Society and History. N.Y. & L.: Collier Macmillan, 1987.

128

Торчинов Е. А. Даосизм. Опыт историко-религиоведческого описания. С. 61–62; Kim Dae-Yeol. Le symbolisme de la force vitale en Chine ancienne: Models et significations dans l'alchimie taoiste operatoire (Etudes des pratiques alchimiques du Baopuzi neipian). P. 95–132.

129

Гл. 18 «внутренних глав» «Баопу-цзы». См.: Гэ Хун. Баопу-цзы / Предисл., пер., коммент. Е. А. Торчинова. С. 289–296.

Огромное значение для сведения всех гетерогенных аспектов даосизма в некое единое целое, для подведения под ними, выражаясь метафорически, некоего общего знаменателя сыграло наличие «Дао цзана», первый вариант которого был создан даосом школы Линбао – Лу Сю-цзином; столетием позже он приобрел свою окончательную семичленную (три основных раздела и четыре дополнительных) структуру. [130]

Из вышесказанного следует, что тремя основными составляющими даосской традиции являются психофизиологические методы трансформации сознания и «пестования жизненности» (медитация, визуализация, гимнастика, дыхательные упражнения к сексуальная практика), алхимия и ритуально-литургическая деятельность. Другие формы даосской практики легко могут быть сведены к этим трем типам: так, внутренняя алхимия (нэй дань), по существу, сводится к первому тину комбинации практик, а оккультно-магические методы – ко второму. Представляется возможным исходя из этой классификации выяснить, какие из данных элементов преобладали в те или иные эпохи развития даосизма, вычленяя магистральную линию его эволюции.

130

Об истории «Дао цзана» см: Флуг К. К. Очерк истории Даосского канона (Дао цзан'а) // Изв. Акад. наук СССР, Отд-ние гуманитарных наук. М., 1930; Кобзев А. И., Морозова Н. В., Торчинов Е. А. Московская «Сокровищница Дао» // Народы Азии и Африки, 1986. № 6; Торчинов Е. А. Даосизм. Опыт историко-религиоведческого описания. С. 179–188; Филонов С. В. К вопросу о месте литературы даосизма в общекитайском литературном процессе // Тез. докл. итоговой научно-практич. конф. Благовещенский гос. пед. ин-т. Ч. 1. Благовещенск, 1995. С. 6–8; Он же. О концепции Даосского Канона // Образование, язык, культура на рубеже XX–XXI вв.: Материалы междунар. науч. конф. Ч. 2. Уфа: Восточный университет, 1998. С. 145–146; Он же. Ранняя история даосского движения Шанцин в его письменной традиции: вопросы источниковедения // Диалог культур народов России, Сибири и стран Востока. Иркутский гос. пед. ун-т; Междунар. центр азиатских исслед. Кн. 1. Иркутск, 1998. С. 40–43; Чэнь Гофу. Дао цзан юаньлю као (Очерки истории Даосского Канона). Т. 1–2. Пекин: Чжунхуа шуцзюй, 1962; Ofuchi Ninji. The Formation of the Taoist Canon // Facets of Taoism / Ed. by A. K. Seidel and H. H. Welch. New Haven and London: Yale University Press, 1979; Boltz J. A Survey of Taoist Literature: Tenth to Seventeenth Centuries // China Reserch Monographs. Vol. 32. Berkeley: University of California Press, 1987.

Современные даологические исследования отчетливо показывают, что истоки даосизма лежат в практике созерцания и медитации для обретения состояния бесстрастия и покоя и для продления жизни и достижения состояния бессмертного гения. Если в годяньской версии «Дао дэ цзина» (ок. 300 до н. э.), «Чжуан-цзы» и даосских главах «Гуань-цзы» доминирует идея медитации и мистического проникновения в природу сущего («внутреннего делания» – нэй е или «искусств сердца-ума» – синь шу), то в мавандуйских текстах (найдены в погребении середины II в. до к. з., но могут быть датированы серединой или второй половиной IV в. до н. э., что делает их синхронными «Дао дэ цзину» и «Чжуан-цзы») преобладает идея продления жизни, пестования жизненной энергии и достижения бессмертия; на первое место здесь выходят принципы макробиотики, дыхательные и гимнастические упражнения – (сын ци; дао инь), а также сексуальные практики «искусств внутренних покоев» (фан-ши чжи шу). [131] Аналогичные практики упоминаются и в «Чжуан-цзы» (например, в гл. 15 – «Кэ и»), хотя отношение к ним автора (авторов) этого текста достаточно сдержанное. Можно предположить, что мистико-еозерцательное направление более характерно для южного, чуского субстрата в даосизме, тогда как «наука бессмертных гениев» (сянь сюэ) в большей степени связана с магическими методами восточного, циского происхождения. Впрочем, мавандуйские тексты найдены в чуских погребениях, что делает высказанное выше предположение достаточно проблематичным и нуждающимся в особой разработке и обосновании. Возможно, что и в Чу, и в Ци мистико-созерцательные и макробиотические практики развивались одновременно, в той или иной степени взаимодействуя друг с другом. [132] Именно в этой ориентации на личное самосовершенствование и трансцендирование мирского (чао су) лежит отличие даосской философии ранних текстов от философских учений других основных школ китайской мысли – конфуцианства, моизма и легизма, бывших прежде всего проектами этико-политического и социального переустройства общества для достижения его гомоморфности единому космическому образцу (Дао, Небо) во имя процветания Поднебесной. Позднее даосские-психотехники и макробиотические практики (известные до VI–VII вв. преимущественно как шоу и – «хранение Одного») объединились с ханьскими космологическими и нумерологическими спекуляциями на основе принципов коррелятивного мышления, [133] с эпохи Тан позаимствовали язык описания и методологические подходы внешней лабораторной алхимии и образовали традицию «внутренней алхимии» (нэй дань), [134] расцветшей в XI–XII вв. и легшей в основу практики лидирующей вплоть до настоящего времени даосской школы Совершенной истины. [135] Таким образом, именно практика внутреннего делания – прежде всего созерцания и визуализации вкупе с дыхательными упражнениями – образует стержень даосизма, а его эволюция – магистральную линию становления даосской традиции. В ходе этой эволюции исходные практики претерпели существенную трансформацию, обретя систематичность и когерентность, но и утратив некоторые существенные аспекты: так, к эпохе Мин (1368–1644) даосизм фактически отказался от своей сексуальной практики, существовавшей в нем с глубочайшей древности и процветавшей в мистических ритуалах ранних Небесных Наставников. Однако под влиянием буддийского монашеского идеала и неоконфуцианского морализаторского пуританства они постепенно маргинализировались, а описывающие их тексты за редким исключением были изъяты из окончательной минской редакции Дао цзана («Чжэнтук Дао цзан», 1445–1447). Истоки внешней лабораторной алхимии также восходят к эпохе Чжань-го и к поискам долголетия и бессмертия ханьского времени. Ее расцвет приходится на период Шести династий (Лю-чао, III–VI вв.) и первую половину танской эпохи, после чего она постепенно приходит в упадок и исчезает, уступив место своему психопрактическому двойнику – «даосской йоге», внутренней алхимии, [136] имевшей более древние корни, но обретшей систематичность и терминологичность именно благодаря лабораторной практике искателей эликсира бессмертия, Мода на лабораторную алхимию вернулась при династии Мин (XVI в., особенно в правление «даосского императора» Цзяцзина/Ши-цзуна, 1521–1566), но это была уже именно мода, имевшая поверхностный и достаточно дилетантский характер, да и оказавшаяся к тому же весьма эфемерной. Многие алхимики и в период расцвета своей традиции практиковали «внутренние» методы «хранения Одного», по существу, готовя окончательный переход от лабораторного делания к духовной трансмутации. [137]

131

Тем не менее и в мавандуйских текстах говорится о «превозможении мирского». Так, согласно «Тянься чжи дао тань», сексуальная практика предотвращения эякуляции во время оргазма не только способствует «пестованию жизни» (ян шэн), но и ведет к проникновению в «божественный разум», или в «божественную светозарность» (шэнь мин), то есть в сокровенную природу нуминозности космоса.

132

О характере культуры царства Чу и ее роли в возникновении даосизма см.: Кравцова М. Е. Поэзия Древнего Китая. СПб., 1994.

133

Csikszentmihalyi M. Han Cosmology and Mantic Practices // Daoism Handbook. P. 53–73.

134

О внутренней алхимии см.: Robinet I. Introduction a l'alchimie interieure taoiste: De Tunite et la niultiplicite. Paris: Editions Cerf, 1995, а также многочисленные труды К. Деспё. Например: Despeitx С. Imortelles de la Chine ancienne: Taoisme et alchimie feminine. Puiseaux: Pardes, 1990; Idem. Taoisme et le corps humaine. Paris: Guy Tredaniel Editeur, 1994; idem. Le corps, champs spatio-temporel, souche d'identite // L'Homme. 1996. № 137. P. 87–118. Резюме исследований последних лет дано в: Skar L., Pregadio F. Inner Alchemy (Nei dan) // Daoism Handbook. P. 464–497.

135

Из последних работ о школе Цюань чжэнь цзяо см.: Goossaert V. La creation du Taoisme moderne. L'ordre Quanzhen. These de doctorat noveau regime. Paris: Ecole Pratique des Hautes Etudes. Section des Sciences Religieux. 1997. Vol. 1–2; Marsonne P. Wang Chongyang (1113–1170) et la fondation du Quanzhen. These de doctorat noveau regime. Paris: Ecole Pratique des Hautes Etudes. Section des Sciences Religieux. 2001. Vol. 1–2; Yao Tao-chung. Quanzhen – Complete Perfection // Daoism Handbook. P. 567–593.

136

Сам термин «внутренняя алхимия» (нэй дань) появился в регионе горы Хэншань в буддийских кругах, близких к основателям школы Тяньтай в VI в. См. обет тяньтайского патриарха Хуэй-сы «совершенствоваться в изготовлении внутреннего эликсира (нэй дань) с помощью внешней алхимии (вай дань)» (Наньюэ Сы да чаньши лиши юаньвэнь (Записи обетов, принесенных великим наставником созерцания [Хуэй-]сы с Южного Пика) // Тайсё синею дайдзокё (Трипитака годов Тайсё). Т..46, N 1933. Токио, 1968). Однако до южносунской или даже юаньской эпохи он означал некое психопрактическое (медитация, дыхательные упражнения, сексуальная практика и т. д.) дополнение к процедурам внешней лабораторной алхимии (то есть то, что до VI в. было известно как «хранение Одного» – шоу и). Собственно же внутренняя алхимия была известна под названием «путь золотой киновари» или «путь золотого киноварного эликсира» (цзиньдань дао). Только с XIII–XIV вв. термин нэй дань окончательно приобретает свое современное значение практики создания бессмертного тела внутри собственного тела даосского адепта, См.: Skar L., Pregadio F. Inner Alchemy (Nei dan). P. 464, 467.

137

В современной даологии проблемой перехода от внешней алхимии к внутренней наиболее активно занимается Фабрицио Прегадио, которому также принадлежит составление библиографии работ по даосской алхимии на западных языках: Pregadio F. Chinese Alchemy: An Annotated Bibliography of Works in Western Languages // Monumenta Serica. Vol. 44. P. 439–476. См. также: Robinet I. La relevation du Shangqing dans l'histoire du taoisme. 2 vols. Vol. 1. Paris: Ecole Francaise d'Extreme-Orient, 1984. P. 176–180.

Литургическое направление даосизма тоже весьма архаично по своим корням и восходит, видимо, к шаманистским ритуалам Южного и Юго-Западного Китая. Уже в эпоху Ранней Хань (207 до н. э. – 7 н. э.) «Дао дэ цзин» активно использовался в ритуалах и его рецитация имела сакральный характер и считалась способствующей обретению бессмертия. [138] Но своего расцвета даосский ритуализм достиг в школе Небесных Наставников (современное официальное название – Путь Истинного Единства – чжэн и дао), возникшей в середине II в. н. э. Сложнейший символизм ритуалов-цзяо этой школы был теснейшим образом связан с символизмом даосской алхимии и техникой визуализаций. Литургический даосизм уже детально изучен на Западе в пионерских работах К. М. Скиппера (Шиппера) и Дж. Лагеруэя. [139] Однако ритуал играл важную роль в практике как внешней алхимии, так и внутренней, поскольку, начиная с Бо Юйчаня (XIII в.), ее адепты активно практиковали ритуалы «громового» (лэй фа) цикла. С даосским ритуалом тесно связана магия талисманов (фу) и реестров божеств (лу), игравшая одну из центральных ролей в практике Небесных Наставников. [140]

138

Kohn, Livia. The Tao-te-ching in Ritual // Lao-tzu and the Tao-te-ching / Ed. by Livia Kohn and Michael LaFargue. Albany: State University of New York Press, 1998. P. 41–62.

139

Schipper K. M. Le Fen-teng. Rituel taoiste. Paris: Publications de l'Ecole Francaise d'Extreme Orient. 1975. Vol. 103; Idem. The Taoist Body // History of Religions. 1978. Vol. 17, № 3, 4; Idem. Le corps taoiste. Corps physique – corps sociale; Idem. Vernacular and Classical Ritual in Taoism // Journal of Asian Studies. 1985. Vol. 45, № 1. Lagerwey J. Taoist Ritual in Chinese Society and History. Idem. Les tetes des demons tombent par millers: Le fachang, rituel exorciste du riord de Taiwan // L'Homme. Vol. 101. P. 101–116.

140

Despeux C. Talismans and Diagrams // Daoism Handbook. P. 498–540.

На протяжении тысячелетий своей истории даосизм был теснейшим образом связан с народными религиозными верованиями и культами. Если даологические исследования 70-80-х гг. прошлого века были склонны обособлять даосизм от них или даже противопоставлять их друг другу (впрочем, такая позиция всегда была чужда японским ученым), [141] то в современной даологии возобладала тенденция более комплексного и целостного рассмотрения даосизма и народной религии как единой системы взаимодействующих компонентов, что, видимо, является более адекватной моделью по сравнению как с растворением даосизма в народных верованиях, что было характерно для синологии первой половины XX в., так и с полным выведением даосизма за пределы автохтонных китайских верований и культов, существующих вне письменной традиции, фиксированной системы ее транслирования (передачи) и институциализации. [142]

141

См. характерную статью Мураками Ёсими: Mirakami Yoshimi. Confirmation of Desire in Taoism // Acta Asiatica. Bulletin of the Institute of Eastern Culture. 1974. Vol. 27.

142

См. критику «обособляющего» подхода в: Davis E. L. Society and the Supernatural in Song China. Honolulu: University Press of Hawai'i, 2001. P. 7–8.