Пути и судьбы

Сам он хорошо знал свои силы и никогда не перехватывал через край. Все в жизни он умел разрешать легко и без колебаний, и жизнь его текла спокойно и счастливо. В служебных делах он Всегда умел найти для себя какую-нибудь твердую опору. До возвращения Микаэла такой опорой был для Тандиляна директор клиники Геронти Николаевич, человек весьма влиятельный. Теперь, когда Аразян начал быстро расти, Танди-лян только и ждал удобного случая, чтобы заручиться его поддержкой.

Умывшись и переодевшись, Тандилян поспешил выйти к гостье.

— О, кого я вижу?.. Какими судьбами, Елена Ервандовна?.. Примите заверения в моем совершеннейшем почтении.

Протягивая вперед толстые, коротенькие ручки, Тандилян почти бегом устремился навстречу к Лене.

— Бесконечно, бесконечно рад, что вы, наконец, удостоили нас своим посещением. Но почему одни?.. А где Микаэл Тигранович? Был бы счастлив и рад видеть вас обоих под моим скромным кровом… Вы и представить себе не можете, как я уважаю и люблю вас обоих. Такая прекрасная, такая образцовая супружеская пара. Ваш покорный слуга, по крайней мере, другой такой не знает… Но почему вы в пальто? Извините, прошу вас…

Лена сразу сказала, что пришла по делу, но истинную причину своего неожиданного визита открыла только после того, как, обменявшись с ней несколькими незначительными фразами, жена и дети доктора ушли и она осталась с ним с глазу на глаз.

Ничего не скрывая, Лена рассказала Тандиляну о тех глубоких переменах, которые за последнее время произошли в ее отношениях с мужем. Не постеснялась она поведать и о дошедших до нее неприятных слухах. Сама она ничего не видела, не разузнавала и вообще считала бы унизительным следить за мужем, но, говоря по совести, она верит этим слухам, потому что поведение Микаэла только подтверждает их правоту.

Тандилян слушал ее с притворным изумлением и сочувствием. Внимательный взгляд не мог бы, однако, не заметить, что все, о чем она рассказывает, не является для него новостью.

Сейчас Лена просила его лишь об одном: помочь ей положить конец этому ненормальному, неопределенному положению.

— Поверьте, Мадат Осипович, я его ни о чем не прошу, я не нищенка. Я только хочу выяснить свою роль, и готова дать развод, если он этого хочет. Если это необходимо, я сама уйду, только бы избавиться от этого кошмара. Я ни с кем не хотела говорить об этом, даже с братом, Сантуром, и вот пришла к вам…

О связи Аразяна с Анной Тандилян узнал совершенно случайно, из ненароком подслушанного разговора между уборщицами клиники.

Работа кончилась, все разошлись. Только Тандилян еще сидел в своем кабинете, ожидая важного телефонного разговора. Вдруг из-за неплотно прикрытой двери до него донеслось:

— …У этой стриженой, говорят, двое детей… Мужа бросила.

— Пропади она пропадом… Но не похоже это на профессора. Должно быть, сказки…

Уборщицы отошли, и Тандилян больше ничего не слышал. Но и этого было достаточно. Потом он поинтересовался и, к своему удивлению, узнал, что это почти всем, кроме него, давно известно. Знают и молчат. Молчат потому, что это Аразян, а не какой-нибудь Тандилян. Начни копаться — оскорбится и уйдет… А какал клиника в любом городе не захочет заполучить такого врача, как Аразян?

…Тандилян умело притворился, что ничего не знает, и, выразив Лене свое сочувствие, обещал непременно поговорить с Микаэлом.

2

Мог ли он, однако, сунуться с этим делом к Микаэлу, не доложив сначала обо всем своему «шефу», директору клиники Геронти Николаевичу?

Проводив Лену, Мадат Осипович тотчас же и отправился к директору.

— Вот бедняга, только этого недоставало, — досадливо сказал Геронти Николаевич. — Знаешь, братец, уж больно хлопотное это дело, давай-ка лучше мимо ушей пропустим, будто ничего не слышали… Не то, бог свидетель, потом неприятностей не оберешься.

Тандилян повел плечом, будто хотел сказать: «Вам виднее, Геронти Николаевич».

— Как она — письменно к тебе обратилась или так?

— А не все ли равно?..

— Конечно, не все равно… Ты-то скажи — есть у нее в руках какие-нибудь факты? Ну, то есть, видела она их вместе своими глазами?.. Значит, нет? Тогда слава богу! Так вот скажи ей, что ты-де говорил с ним, но он все полностью отрицает: болтовня, мол, чистейшая выдумка…

— Сойдет ли, Геронти Николаевич?

— А почему не сойдет? Не от нас ли все это зависит? Как захотим, так и будет. — Директор спокойно положил свою большую руку на плечо Тандиляна и продолжал: — А ты подумал, что получится, если поступить наоборот, взять да поставить сгоряча вопрос на собрании? Подумал ли ты о последствиях такого шага? Это ведь профессор Аразян, а не Геронти Николаевич или Тандилян. Пойми это. Такой талант раз в сто лет рождается. Уж ты поверь мне.

— Знаю, знаю, Геронти Николаевич, но ведь Лена…

— Никаких «но» и никакой Лены… Нечего нам своими руками собственный дом рушить. А если кто начнет болтать, ты его так припугни, чтоб неповадно было. Надо сделать так, чтоб до Микаэла вообще никакие разговоры не дошли. Он ведь сейчас занят делом государственной важности — об этом мне сам министр сказал. Знаешь, о чем я говорю? Нет?.. Очень жаль. Так вот, если бы знал, то сам бы понял, что надо всем этим болтунам поприкрутить языки… Газету сегодняшнюю читал? — Не ожидая ответа, директор тяжело повернулся в кресле, взял с радиоприемника газету и протянул ее собеседнику. — Вот, возьми, прочитай.

— Я получаю газету, Геронти Николаевич…

— В таком случае не забудь — вот этот подвал «Большое сердце». Ну, а еще что нового? Как твои домашние? Хорошо, говоришь? А жена твоя на днях на ревматизм жаловалась. Пошли ее в Цхалтубо, пусть полечится.

— Обязательно пошлю.

Вернувшись домой, Мадат Осипович сейчас же взял в руки газету. Он знал, что Геронти Николаевич на следующий день непременно скажет: «Ну что, прочитал? Говорил я тебе!..»

В газете ему сразу бросились в глаза крупные черные буквы заголовка — «Большое сердце». Под ним в рамочке было набрано курсивом следующее редакционное сообщение:

«На днях в одном из номеров нашей газеты был опубликован очерк, посвященный выдающемуся хирургу Микаэлу Аразяну. Очерк нашел горячий отклик в читательских кругах. Профессор Аразян за время своей врачебной деятельности и, особенно, в дни Великой Отечественной войны, спас жизнь многим людям. В сердце каждого из этих людей живет благодарное воспоминание о замечательном хирурге. Ничуть не случайно поэтому, что по опубликовании очерка редакция получила многочисленные письма от бывших пациентов Аразяна».

С одним из таких писем редакция газеты и хотела познакомить читателей.

Это был отклик на очерк об Аразяне подполковника запаса, теперь директора одного из республиканских совхозов — Герасима Алавидзе. В одном из жестоких боев в районе Грозного и Малгобека подполковник получил тяжелое осколочное ранение в бедро левой ноги. Положение было настолько серьезным, что в полевом госпитале в Махачкале врачи решили ногу ампутировать. Как раз в эти дни в Махачкалу прибыл санитарный поезд, в котором работал Аразян. Подполковник написал ему письмо, умоляя о помощи. Аразян сделал операцию и спас раненому ногу. Подполковник по излечении вернулся на фронт.