Пути неисповедимых

— У нас нет времени на вас. Можете уходить, — ответила она и поспешно двинулась к крыльцу.

— Подожди, — окликнул ее инквизитор и медленно, гораздо медленнее, чем шла она, двинулся за ней. Как будто говоря своей медлительностью, что как Раф не беги, он все равно ее догонит. — Это важно.

— Вы знаете, куда пришли? — сурова спросила она, обернувшись. Девушка надеялась, что ее раздраженный вид отпугнет настырного гостя. — Хозяин этого дома очень не любит инквизиторов! Уходите по-хорошему.

— Я пришел не как инквизитор, — объяснил мужчина, как-то неумело улыбнувшись. — Я пришел, как человек. Инквизиторы тоже люди, только эти люди обязаны круглосуточно носить пугающую окружающих одежду.

— Вы назойливы. Я сказала: уходите! — нахмурилась Раф, обернувшись на секунду. — Вам не стоит доводить до того, что вас вышвырнут отсюда кучкой обгоревших костей в узелочке.

Девушка продолжила свой путь к крыльцу.

— Вы не можете отказать мне, — произнес инквизитор таким наглым тоном, что Раф от возмущения снова остановилась.

— С чего вы это взяли? — почти прошипела она, грозно посмотрев на пришельца.

— Я экзорцист и демонолог. От вашего дома идет запах демонов. Запах многое говорит. Один из вас болен. Я могу помочь, — отрывисто проговорил он и показал один из многочисленных круглых медальонов на своей груди.

Раф ничего не понимала в значках, начертанных на медальоне, но слова инквизитора заставили ее задуматься.

— Ждите здесь, — велела она и поспешила к дому.

Через некоторое время девушка вышла и пригласила инквизитора в терем. Она провела его в гостиную и попросил подождать. Мужчина отказался сесть и стоял на одном месте до тех пор, пока не явился хозяин дома и не приказал ему сесть на один из диванов.

Серафим с красными крыльями, который считался главным в тереме, выглядел очень усталым. Больной взгляд покрасневших глаз говорил о том, что он очень давно не спал, а выражение лица свидетельствовало о страшном отчаянии.

— Меня зовут Истэка Демонтин, — устало представился хозяин.

— Арланд Сеймур, — кратко кивнул инквизитор. Он замолчал, ожидая, когда ему зададут вопрос.

— Зачем ты пришел сюда? — вздохнул серафим.

— У меня несколько вопросов, но для начала я готов помочь вам с больным.

— Ты ничем не поможешь, потому говори быстрее, что тебе нужно. Не хочу тратить на тебя слишком много времени.

— Я знаю, кем являетесь вы с братом, я много читал о вас. А пришел я потому, что предполагаю, что такой же как вы.

— Не дури, — поморщился Демонтин. Ему явно было противно слышать этот бред. Демоны — огромная редкость, и, как правило, от них разит энергетикой чужого мира. Инквизитор же был самым обычным человеком. — Ты начитался библиотечных книг, мальчик с больной фантазией. Демон не может быть инквизитором.

— А демон может быть серафимом? — задал встречный вопрос юноша. Истэка поразился такой наглости, но все же ответил.

— Даже если ты и демон, это проявляется только в лишениях: мы можем сейчас отрезать тебе руку и посмотреть, отрастет ли она. Ты этого хочешь? Чтобы я занялся тобой? Иди в Аббатство Церкви, там из тебя сделают демона. Или изуродованный труп.

— Я пришел не за этим. Я пришел поговорить о месте, откуда мы пришли. Разговор долгий, потому я считаю бесполезным заводить его сейчас. Судя по вашему виду и по тому, что я чувствую, ваш брат серьезно болен, а уход за ним не дает плодов. Я уверен, что смогу помочь, и уверен в том, что если я это сделаю, ко мне перестанут относиться с таким пренебрежением и выслушают.

Уверенная, спокойная и твердая речь, нотки отчужденной снисходительности в голосе, все это было до пошлости официально. При этом инквизитор говорил так, как говорят пронырливые крысы, но с уверенностью и спокойствием кого-то крупного и сильного. Нельзя было точно сказать, искренен ли юноша или нет, но поскольку Истэка непонятно почему испытал к гостю резкую антипатию, он предпочел думать, что наглый инквизитор врет и рисуется, а искренности в его словах нет ни капли.

— Пока в этом мире не существует лекарей, которых обучают лечить серафимов, — ответил Демонтин, внимательно всмотревшись в глаза юноши, желая удостовериться в том, что верно истолковал его натуру.

Но глаза не поддавались. Они были слишком черны, эта чернота мешала увидеть душу.

— Я особенный лекарь, — тем же спокойным и уверенным тоном заявил инквизитор. — Просто позвольте мне взглянуть на вашего брата. Хуже ведь все равно не станет.

Демонтин несколько минут размышлял о том, стоит ли давать этому странному юнцу пробовать.

Ясно было, что он слишком молод, еще гонора в штанах не убавилось, что такой щенок может уметь?

Но все же он был инквизитором, причем с очень большим кругом специализаций, судя по количеству медальонов на его груди. При таком возрасте это говорило об огромных способностях и несомненном таланте. К тому же, никому неизвестно, чем учат белых сов… возможно, даже сам Истэка может не знать и не уметь того, что может знать и уметь этот малец.

— Пойдем, — в итоге согласился серафим.

Инквизитор так, как будто и не ожидал другого ответа, пошел за ученым.

В комнате на втором этаже, куда привели Арланда, на кровати лежал больной. Рядом сидела ланк и, держа серафима за руку, тихо о чем-то говорила с ним.

Увидев Арланда, женщина удивленно посмотрела на Демонтина. Гости в этом доме были сродни леннайям в горах слевитов: диковинкой, которую ну никак не ожидаешь увидеть в этом месте.

— Выйди, — велел ученый ланку. Она вопрошающе посмотрела на больного, который сейчас был в сознании, и вышла.

— Это кто такой?… — прохрипел серафим, лежащий на кровати. Он был укутан в одеяла почти по самый нос, но он лежал на большой подушке и потому все равно отлично видел всю комнату.

— Меня зовут Арланд, — вежливо представил инквизитор и снова неумело улыбнулся.

— Истэка, ты не мог найти кого-нибудь менее страшного для шоковой терапии?… Почему именно инквизитор? Ты же знаешь, я их с детства боюсь!…

— Хватит поясничать, он говорит, что может помочь, — нахмурился Демонтин.

— Можно убрать одеяло? — спросил юноша, подойдя к больному.

— Пожалуйста, — ответил тот и дрожащими от слабости крыльями скинул с себя целый ворох одеял.

Инквизитору открылось жуткое зрелище: вся рука и часть груди серафима были покрыты целой сетью страшных черных ран. Кожа была изрезана глубокими трещинами, как сухая земля.

Но лекарь даже не поморщился при таком зрелище, как будто и не такое видел на своем коротком веку. Сев на стул, где до этого находилась ланк, он закрыл глаза и принялся водить руками в белых перчатках над ранами.