Пути-Пучи

Я глянул на Адамова, сказал энергичное "Ха!", он радостно закивал.

– Что теперь?

– Случилось! То есть свершилось! Вы теперь Правый сосед Бога, Человек Будующий, - с придыханием ответил Адамов. – Вы теперь… да вы сами понимаете, что теперь.

Ни хрена я не понимал.

Точки сияли передо мной, мириад точек. Одни тусклее, другие ярче. А одна, как Полярная звезда, светила невыносимо. И некого было спросить, я совершенно, ну то есть абсолютно одинок оказался – одинокие, вам даже не снилось одиночество такого масштаба.

Если бы даже мне не объяснили заранее, я бы прекрасно понял, что передо мной. Я имею в виду, что это за точки. Конечно же, это были все мгновения мира.

Каждая точка была огромна. Угрожающе огромна. Я, конечно, ничего в них не различал, потому что все-таки точки, но… нет, вы понимаете, я видел Адамова, напряженно смотрящего на меня, я видел сервант, на котором лежали Бумаги, в окне видел дурацкие облака, все это было, но одновременно вот эти точки, маслянистые, громадные, но все-таки точки, в количестве просто ошеломляющем. В каждую, я чувствовал, достаточно было только вглядеться, в этот миг времени, чтобы погрузиться в нее, только я боялся.

Я боялся и всё. Адамов со страшным ожиданием смотрел на меня, точки передо мной мельтешили, словно десятиметровый трамплин (мне однажды не понравилось на десятиметровом трамплине), надо было вглядеться и угадать. Человек я не очень решительный, но в ту секунду все же решился – рискнул, трамтарарам, нырнул наобум в точку.

Оказалось, полная ерунда. Я находился там же и Адамов все с тем же нетерпением смотрел на меня. Точки по-прежнему мельтешили, и это очень сбивало.

– Ну что? – спросил Адамов немного каркающим голосом. – Ну, когда?

– Сейчас, подожди, осмотреться надо.

Я внимательно осмотрелся, ничего ровным счетом не изменилось. Я выругался.

– Что? Что?! – жадно спросил Адамов. – Ты прыгнул? Говори, ты прыгнул?

Я прыгнул еще. Теперь в Полярную звезду. То же самое, только Адамов стал повторяться. Еще.

– Ты прыгнул? Говори, ты прыгнул?

– Достал ты меня, приятель. Везде одно и тоже. В чем дело?

– Не может быть, - сказал Адамов. – Этого просто не может быть. Что-нибудь должно было измениться. Я-то этого не замечу, но ты можешь. Давай включим телевизор.

Телевизор на всех каналах показывал рекламу. Ни одной новой. Но время близилось к четырем, и мы решили подождать "Вести" на втором канале. В "Вестях" шла какая-то знакомая лабуда, мелькнуло, правда, неизвестное имя министра, но я за министрами не следил, часто менялись они тогда. Я выключил телевизор и взялся за телефон, точки все так же мелькали приглашающее и очень мешали жить. Еще очень дергал Адамов, и я его выгнал, тот ушел злобно, я обещал связаться.

Вот этого момента я тоже никак понять не могу. Зачем он так старался? Ведь для него же ничего бы не изменилось - уйди я в другую точку, в его мире все осталось бы по-прежнему, только я бы исчез, да и то не наверняка. Адамов неглуп, он что-то имел в виду, не пойму что.

Словом, выгнал я его, хотя и с трудом, и снова принялся за свои точки, они звали очень. Я малость попрыгал в них без всякого результата, потом Саша застонал, и я пошел к нему – жуткое зрелище.

Он открыл глаза, когда я вошел.

– Я не имею права тебя винить, сам такой же, но все-таки ты сволочь, - сказал он. – Правда, ты не очень сволочь, даже здесь не преуспел – ха-ха, - поэтому они тебя съедят, даже крошечки не оставят. Ты еще мне завидовать будешь, когда будешь вспоминать, как я умирал. Они меня обманули. Я что? Я пешка.

Я ушел. Он что-то бормотал вслед.

Я спешил к своим точкам. Какой-то Саша Ендоба, да ну его!

Я думаю, там все-таки была разница в этих точках, просто каждый раз эта разница заключалась в какой-то мелочи, ко мне не имеющей отношения. Я даже не думаю, я уверен.

И тут я начал подозревать подвох. Они дали мне ключ, они дали мне возможность переходить из мира в мир, но этих миров было бесконечно много, а я один. Они не дали мне рецепта, как выбрать нужную точку, они попросту поиздевались надо мной. "Даже здесь не преуспел"…

Я внимательно осмотрел точки, то есть ту часть, которая открывалась моим глазам. Тусклые или яркие, они были совершенно одинаковые, ужасно огромные при разглядывании, но все-таки точки, если скользнуть по ним взглядом, просто точки. Меня затошнило от этих точек и невообразимого их количества. Я попробовал изменить направление взгляда, опять наткнулся на мириад точек, пригляделся к одной из них, вошел – то же самое. Главное, была опасность, я понял, что, слепо блуждая по мирам, я могу невзначай попасть в мир, где нет воздуха, или есть какой-нибудь отравленный воздух, или еще что-нибудь в этом роде смертельное, и тогда сдохну, несмотря на свой статус Человека Будующего. Просто сдохну и все – кстати, вариант не из самых худших.

Но Адамов! Адамов-то не знал этого! Это вселяло.

Я – Человек Будующий. Я – устрица. Единственное, чего я хочу, так это найти свою жену, украденную у меня теми, кто считает меня мразью, сволочью и мелочью, считаться с которой западло.

Снова звал Саша Ендоба, но я не пошел, я успел, пусть на время, но возненавидеть Сашу Ендобу, потому что он назвал меня сволочью, которая не преуспела. Никто никогда меня так не презентовал, я, может быть, и сволочь, но не его это дело, сам ко мне прилип.

Потом пришел лысый тип с огромным носом в черном плаще до пят, что-то цирковое почти, вошел как к себе домой, как сумасшедший захохотал, и я догадался, что это Зиггурд. Маски никакой на нем не было, и лицо вовсе не было синим, мерзкая довольно физиономия, но ничего сверх.

– Дурачок, - сказал Зиггурд. – Тебе никуда от меня не деться, Битва предопределена, и я поражу тебя в той Битве, готовься, братэлло (тогда еще не было такого слова "братэлло", потом возникло, я очень удивлен был).

Я послал его, он ничего мне сделать не мог, он на психику мне давил, великий, могучий и ужасный, как русский язык. Он жутко исказился, когда я его послал, но это нормально, ведь нам, как он думал, была предопределена Битва, так что политесы между нами были исключены. Братэлло, трамтарарам.

Мне нужна была моя Света.

Когда после всего этого в моем доме снова появился Дебелый, я его чуть не растерзал, и растерзал бы, если бы мне была дана такая возможность. Тот вежливо подхихикивал и отпихивался от меня ладонями.