Пути-Пучи

Есть такое слово – катарсис. Я не знаю, что оно в точности означает, но полагаю, что это что-то вроде максимального напряжения сил, именно его я имел маленькое удовольствие наблюдать, следя напряженно за умиранием моего несуществующего друга Саши Ендобы. Он был чрезвычайно занят своим умиранием и все-таки нашел время обратить внимание на меня, и даже успел сказать насчет у и твердого знака. Водруженный на скелете, он говорил почти черен.

Я прослезился, честно могу вам сказать, и меня вытошнило.

Он исчез. То есть полностью, оставив после себя только мерзкий запах и две смятые простыни, да еще мокрую вмятину на подушке. Это было логично – если его не существовало раньше, то и после смерти он не мог оставить следы. Я чувствовал, что думаю как-то не так, но меня этот ход рассуждений вполне устраивал.

Пришла Дина. Ничего, по обыкновению, не спросив, она устремилась в Сашину комнату, спустя пару минут вышла, обдав меня презрением и ненавистью. Может быть, мне показалось, но в ее взгляде, вдобавок к вышеперечисленным чувствам, мелькнула тень сочувствия. Это маловероятно, скорее всего, я просто искал сочувствия – у кого угодно, хоть у Дины, хоть у Адамова, хоть у самого Зиггурда.

Адамов и Дебелый не приходили, хоть я и ждал их. То есть не ждал, не до них было, но подозревал, что они придут – ан не пришли. Этот факт я отметил "боковым зрением ума", это выражение у меня такое. Я был занят другим – отыскивал в разрозненных бумагах твердые знаки, занятие не из благодарных. Иногда, совершенно отупев от поисков, заходил за поддержкой (и чтобы отвлечься, естественно) в Сашину комнату. Ничего я там не трогал с момента его исчезновения – страшно было.

Позвонили с работы – оказывается, я превысил норму разрешенных прогулов (тупо удивился, услышав об этой норме, просто, наверное, приучил начальство, что хожу несмотря на). Сказал, что сломал ногу, потому что позвонили из Египта насчет медведя на атомной гидроэлектростанции. Главное – ошарашить. На том конце трубки поняли, но не нашли, что ответить. Хехекнули понимающе, сказали, чтобы я с этим завязывал, а то меня тут обзвонились уже, и трубку аккуратненько положили.

На третий день я нашел – будто взорвалось что-то во мне.

Нашел я эту чертову букву "у" в слове "двух" после слова "объяснил", оказалось, что важное было в последующем тексте, я и не ожидал, хотя читал это место раз пятьдесят, не меньше.

Я вдруг увидел не только все точки передо мной, какими я их видел до этого, я увидел все сомножество точек, сияющий шар об одиннадцати измерениях, мозг ломался от невозможности увидеть такое, я вдруг "вспомнил" все эти точки. Кавычки я поставил вокруг слова "вспомнил" для того, чтобы подчеркнуть, что ничего я на самом деле не вспомнил, а просто попытался найти наиболее подходящее слово для того ощущения, которое вызвали эти точки, особенно вот эти самые одиннадцать измерений. Я просто знал, что, вглядевшись в любую точку, я могу узнать, что в ней, внутрь реально не проникая. Я мог очень быстро перелистывать эти точки, хотя, конечно, их было чересчур много, даже для ста миллионов моих жизней. Словом, полный гугол, товарищи.

Однако в этом гуголе увидел я те точки, где, как я был абсолютно уверен, находилась моя Света, я не могу объяснить, почему я был так уверен, просто видел. Точек было довольно много, но не миллиард. Окунайся в любую из них, сказал я себе. Но что-то мешало. Я сидел на своем диване и рассматривал чертов шар, вы не представляете, что это такое.

Хлопнула дверь.

Вошла странная женщина лет сорока, которой я никогда не видел, и сказала:

– Вова, привет.

И улыбнулась улыбкой, похожей на удар топором по шее. Я почему-то подумал, что это моя мама, хотя моя мама постарше и совсем другая. Тут же, впрочем, опомнился.

– Вова, - любовно, то есть родственно, сказала женщина. – Ты великий человек. Ты человек, каких еще не бывало, я с самого начала говорила тебе, да ты не верил. Ты не можешь отказаться от этой битвы, иначе это был бы не ты. Вова, не дай мне в тебе разочароваться. Какая-то там дамочка… Да ты что?!

– Извините, я вас не знаю, вы меня с кем-то пере…

– Вова, перестань немедленно, иначе я рассержусь!

Это было так страшно, что я тут же закивал головой.

Женщина улыбчиво прищурила глаза и вгляделась в мои. У меня задрожали колени.

– Так я на тебя надеюсь. Во-ова.

В мире происходит множество событий, нам непонятных и причем таких, которые нами, на нашем веку, не поняты будут никогда. От всяких мелочей, дурацких нестыковок, которые тут же и забываются, до более глобальных вещей – многие из нас вообще не понимают, что творится в этом дурацком мире. Я даже не надеюсь, например, понять тот взгляд, который на меня вдруг бросила женщина в переполненном метро, когда мне было тридцать четыре, я никогда не мог понять Горбачева, хотя потом умные люди мне всё, как следует, объяснили. Умные люди – вообще бич нашей цивилизации. По-настоящему-то все мы с вами безнадежно глупы, независимо от коэффициента интеллектуальности. Но некоторые, и их подавляющее большинство, считают себя умными всерьез, тем более, что у них получается. И они держатся своего дурацкого мнения, которое им кто-то внушил или до которого они сами додумались, держатся, поскольку уверены в том, что они умные, все понимают и во всем правы. Посмотрите сами на результаты голосований – хоть в Америке, хоть в России, хоть где угодно. Мир переполнен идиотами, уверенными в своей правоте.

Один только я… Как говорил мой предосудительный и придурковатый приятель Фан, то есть Сережка Щипанов, точней, как он орал истошно, надравшись в одесском ресторане "Волна" (сейчас опять "Фанкони"): "Все люди бляди, один я честный". Это про меня. Хоть я умен просто по определению и раньше даже гордился своим коэффициентом интеллектуальности, сейчас уже не горжусь – не вижу качественного улучшения жизни от своего большого ума.

Словом, не понял я, кто была эта жуткая баба, за Сатану ее принял, даже принюхиваться стал, не пахнет ли серой изо рта – пахло нечищеными зубами да еще дрянной косметикой типа "Красная Москва". Я потом часто ее вспоминал и всячески прикидывал, кто бы это мог быть. В тот момент я просто отвернулся от нее, тошнило меня от любого общения. Спиной услышал: "Мм-аххх!" и что-то вроде хлопка – и нет бабы.

Заходил еще мой пышнотелый телохранитель, сожрал мою яичницу с помидорами. Тот не уговаривал, не заставлял, просто корил, словно бы даже сочувствуя. Мол, никогда такого не было, чтобы люди от подобного счастья отказывались, даже странно, патология какая-то получается и не сходить ли мне к психиатру. Мол, вся тусовка одиннадцатимерная просто на ушах стоит и не знает, что делать, потому что час Битвы назначен, он вот-вот уже, а главный претендент в грусть-тоску ударился и хоть ты кол ему на голове теши. Такие примитивные, предсказуемые создания, эти люди, а вот поди ж ты, сколько с ними хлопот.

Я поинтересовался, кого он имеет в виду под одиннадцатимерной тусовкой, а он перевел разговор на сложную юридическую коллизию, случившуюся, если не ошибаюсь, в 1567-м году между сэром Гедриком Сивым и его соседом… забыл фамилию, но тоже какой-то очень важной персоной – коллизия эта касалась каким-то боком происходящих сегодня событий, но связь я так и не смог уловить, подозреваю, что и не было связи.

Укоризненно похихикал и испарился, даже не спросив об Ендобе.

Потом приходили самые разные всякие, я их даже не запоминал, в сторону смотрел и грустил. А потом кто-то сказал, не помню кто: "Ну, черт с тобой, убить тебя дороже нам станет", и я остался совсем один – вот это самое грустное.

Пару раз обзвонил всех знакомых Светы, нарвался, естественно, на мат или более интеллигентную ругань, особенно во второй раз, потом вдруг вспомнил, что хочу есть, а в холодильнике только почерневший паштет, и пошел в магазин, однако на полпути резко остановился – мне пришло в голову, что если я уж такой продвинутый сосед Бога, то, пожалуй, можно еду и украсть, хотя денег после Ендобы осталось навалом, разве что просто попробовать как это, ни разу не крал. Я сосредоточился, но сначала ничего не получалось. Наверное, я производил на окружающих любопытное впечатление – вертелся на одном месте, прижав кулак к голове для того, чтоб лучше сосредоточиться.