Пути развития английского романа 1920-1930-х годов
Шрифт:
Уинтербуорн ни в какой мере не разделяет подобные взгляды. Шовинистическая пропаганда ему не только претит, но и вызывает негодование. Однако, как и прежде, это зреющее в нем внутреннее возмущение не перерастает в протест. В дальнейшем Олдингтон поставит своего героя перед необходимостью задуматься над причинами и характером войны гораздо более глубоко. Но прежде Уинтербуорну еще предстояло познакомиться с теми людьми, которые были ее участниками и ее жертвами.
Уже сама постановка темы «народа на войне» имеет принципиальное значение для творчества Олдингтона. Каким же образом подходит он к ее разрешению? Олдингтон далек от попытки создания коллективного образа солдатской массы, подобного тому, какой возникает на страницах романа «Огонь» Барбюса. Не создает он и сколько-нибудь значительного индивидуализированного образа рядового солдата, не стремится воспроизвести запоминающиеся черты определенной личности. И все же образ солдатской массы живет на страницах его романа. Правда, он передан только через призму восприятия окружающего Джорджем Уинтербуорном, что, разумеется, не может не повлечь за собой определенной субъективности оценок. Но вместе с тем подобный подход к изображению событий войны и людей на войне в известной мере оправдан избранной Олдингтоном формой «интеллектуального» романа. Писателя интересует прежде всего психологический
В биографии героя Олдингтона очень важным моментом является то, что, попав в армию, он сознательно становится рядовым британской армии. «Не могу сказать, чтобы я жаждал умереть геройской смертью, но кажется мне, что я должен разделить судьбу людей на передовых позициях». Уинтербуорн ни в какой мере не стремится противопоставить себя окружающим его людям, считает своим долгом перенести всю тяжесть фронтовой жизни, находясь с ними рядом. Обладая незаурядной выдержкой и выносливостью, он с честью справлялся с тяжелыми солдатскими обязанностями. Но он жестоко страдал от присущей ему «внутренней замкнутости» и неумения быть откровенным. Он восхищался мужеством и стойкостью солдат, их человечностью; но, в сущности, он был далек от них. И все же именно знакомство с ними, совместная жизнь в окопах со всеми ее ужасами помогли ему не только остаться человеком в нечеловечески трудных условиях, но и заставили размышлять над происходящими в мире событиями. «Войну он ненавидел не меньше, чем раньше, ненавидел разглагольствования о ней, с глубоким недоверием относился к доводам сторонников войны и ненавидел армию. Но ему нравились солдаты-фронтовики, нравились не как солдаты, но как люди».
Проявление стойкости и цельности характера простых людей, одетых в солдатские шинели, Олдингтон видит прежде всего в том, что они смогли сохранить присущие им мужественность и человечность, сохранить «вопреки войне, а не благодаря ей». «Что-то сберегли они во время грандиозной катастрофы, и то, что они сберегли, было бесконечно важно — мужественность и дух товарищества, подлинное единение и братство людей».
Познанное Уинтербуорном в самые трудные дни его жизни чувство солдатской дружбы было для него откровением, было его великим открытием человека. Дружба между солдатами была воспринята им как подлинно прекрасное и единственное в своем роде чувство. «Была человеческая связь, товарищество, сдержанная взаимная привязанность людей, — людей обыкновенных, доведенных до крайности, разделяющих великое напряжение и великую опасность». Уинтербуорн восхищался ими. Стремился им подражать, но они явно выделяли его из своей среды, и чувства подлинной близости между ними не было.
Важное место в романе «Смерть героя» уделено теме разоблачения ложно-романтических представлений о войне, насаждавшихся произведениями шовинистического толка. В этом отношении роман Олдингтона может быть поставлен в один ряд с лучшими книгами о войне.
Уинтербуорн не был отравлен шовинистическим угаром, он ненавидел войну и не питал особых иллюзий, с нею связанных. Но он не представлял себе ее подлинного лица, той скрытой изнанки солдатской жизни, с которой ему пришлось столкнуться в окопах. Он смирился с грязью, вшами и крысами; но он не смог смириться с разрушительной силой войны, с той страшной работой по взаимному истреблению ни в чем не повинных людей, свидетелем и участником которой он становился наперекор своему желанию.
Мысль Уинтербуорна напряженно работала. Он размышлял над тем, что если в военное время страна ежегодно тратит пять миллионов фунтов стерлингов на уничтожение немцев, то в мирное время она не может дать ту же сумму на борьбу с нищетой. Жизнь под началом англичан начинала ему казаться не менее ужасной, чем бои с немцами. Как подавляющее большинство солдат, участвуя в войне, Уинтербуорн был лишен и энтузиазма и убежденности. Все чаще возникала мысль о надувательстве и обмане. Снова и снова вставал перед ним вопрос о подлинных причинах войны. Но ответ на него в романе Олдингтона звучит абстрактно. Моральными категориями он подменяет социальные. «Кто их настоящие враги?». С горечью нашел он неизбежный ответ. Их врагами — врагами и немцев, и англичан — были те, которые послали их убивать друг друга, вместо того чтобы оказывать друг другу помощь. Их враги — подлость и беспринципность; ложные идеалы, нелепые идеи, им навязанные; обман, ханжество, глупость. Вожди — вот кто плох; вожди не военного, а мирного времени. Народами управляли, опираясь на вздорную болтовню, приносили их в жертву ложным идеалам и дурацким идеям». Уинтербуорн приходит к выводу об ответственности правительств воюющих государств, но дальше этого в своих рассуждениях он не идет. Интересно в связи с этим сопоставить их с тем итогом, к которому после долгих поисков истины приходят герои Барбюса. В эпилоге романа «Огонь» солдаты тоже говорят о хозяевах жизни как виновниках мировой войны, но «огоньки нового сознания» помогают им понять великую перспективу революционного преобразования мира, рождают оптимистическую уверенность в будущем.
Герой Олдингтона далек от этого, и он далек от народа. Индивидуалистически настроенный интеллигент, он не смог побороть своего одиночества. Физические и нравственные страдания Уинтербуорна достигают предела; его силы надломлены. Необходимая выдержка покинула его. Словно что-то сломалось в мозгу Уинтербуорна. «Он почувствовал, что сходит с ума, и вскочил. Пули стальным хлыстом полоснули его по груди. Вселенная взорвалась и провалилась в небытие». Это самоубийство — акт отчаяния и слабости одновременно. Глубоко сочувствуя своему герою, всей логикой повествования Олдингтон закрывает для него путь к будущему.
Но все же модернистский тезис об извечном одиночестве человека Олдингтон не приемлет. История Уинтербуорна— это история человека, стремящегося преодолеть свое одиночество, найти свое место в жизни. И не его осуждает Олдингтон за то, что он оказался не в состоянии сделать это, а то несовершенство мира, в котором ему приходится жить. Не врожденными пороками натуры человека, а социальными условиями, накладывающими неизгладимый отпечаток на его сознание, объясняет Олдингтон трагедию своего героя. Вся недолгая жизнь Уинтербуорна была борьбой за свое человеческое «я», за нормальную, естественную жизнь, борьбой против лжи и лицемерия, предрассудков и условностей. Отвергая тот суррогат существования, который навязывала ему буржуазная действительность, он упорно искал живые источники жизни.
Но он искал их в одиночку и, ослепленный индивидуализмом, был обречен на неудачу. Его попытки не увенчались успехом. История Уинтербуорна — история гибели одного из многих представителей военного поколения. Историю оставшихся в живых Олдингтон продолжит в своих последующих романах. Поиски, начатые Уинтербуорном, будут продолжены. Энтони Кларендона («Все люди — враги», 1934) они уведут далеко в сторону от магистральной дороги жизни, для Криса Хей-лина («Сущий рай», 1937) они завершатся выводом о необходимости принять самое непосредственное участие в преобразовании жизни.От эпилога «Смерти героя» тянутся нити к прологу романа «Все люди — враги». Рассказывая о судьбе участника войны Энтони Кларендона, Олдингтон стремится объяснить новому, послевоенному поколению своеобразие его психологии и взглядов, стремится раскрыть причину его внутренней усталости и скептицизма. Замысел романа раскрывается в предпосланном ему прологе. Его символика прозрачна.
Собравшись на свой совет на Олимпе, боги предопределяют судьбу вступившего в жизнь Кларендона. Они наделяют его чувством красоты и предрекают ему судьбу, исполненную поисков навсегда утраченного людьми блаженства. Они посылают его в мир, живущий по законам вражды и ненависти. В дальнейшем причину непонимания Кларендона окружающими его людьми и причину их вражды к нему Олдингтон объясняет более просто: «Если идешь к жизни с открытыми чувствами, с собственными свежими восприятиями, вместо отвлеченных, навязанных вам ощущений, тогда, конечно, все люди будут тебе врагами».
И все же гораздо более глубокий и простой смысл романа выражен не столько в этой пышной и несколько претенциозной в своей риторичности фразе, сколько в самой логике описанных здесь событий. Мир, в который вступает Тони, меньше всего предназначен для гармоничного существования. Его раздирают противоречия; он переживает предвоенную лихорадку и агонию войны; его потрясают экономические кризисы, безработица и классовая борьба. Но, конечно, прежде всего жизнь и характер Кларендона определяются событиями первой мировой войны. Он остался в живых, но сломлен духовно. Как и Уинтербуорн, Тони испытывает отвращение к рутине буржуазного существования, к установленным законам, к сковывающим волю и чувства людей традициями. Что дает ему жизнь? Даже «устроенная» жизнь? — Выгодная женитьба. Доходы. Служба. Но жизни нет, и ощущение неудовлетворенности не покидает Энтони. Послевоенный мир представляется ему «продолжением войны, гнусной войны, преисполненной все той же алчностью». — «Так вот он какой, этот давно желанный мир!» — восклицает Тони уже вскоре после своего возвращения с фронта. — «Какой ты идиот, что вернулся, и вдвойне идиот, что радовался этому». Кларендон не стремится принять участие во всеобщем ажиотаже обогащения. Он мечтает лишь об одном — вновь встретиться с Катой, с которой его разлучила война. Лишь формально принял он узаконенный в мире буржуазных дельцов образ жизни. Но внутренний протест не затухает в нем. Он не желает подчиняться торгово-финансовой машине, которая уже готова поглотить его, как и многие тысячи ему подобных; и он верит, что она «должна неминуемо уничтожить и себя самое». Не сейчас и даже еще не скоро, но к этому идет, потому что она убивает все естественные жизненные импульсы. Герой Олдингтона мечтает о жизни осмысленной и прекрасной, о возможности реализовать все то лучшее, что заложено в человеческой натуре. — «Я вовсе не ненавижу работу, — рассуждает Кларендон. — Я ненавижу свое дело именно потому, что оно не работа. Работать — это значит создавать что-то, делать что-то, а не манипулировать бумажными символами чужого труда». Что ожидает грядущие поколения? Какой путь следует ему самому избрать в жизни? Над этими вопросами размышляет Энтони Кларендон. Тони решает порвать со своей прежней жизнью; он находит в себе силы для такого разрыва. И лишь после этого он вновь обретает свою Кату, свою любовь и счастье. Но сохранить все это, по глубокому убеждению Олдингтона и его героя, можно лишь при условии бегства от действительности. Вместе с Катой Энтони поселяется на островке Эа, затерянном в Средиземном море. Ничто, кроме личного счастья, для него не существует. И это свидетельствует не только об индивидуализме Кларендона, но и о его новом глубоком заблуждении, о его новой иллюзии: «Я думаю о собственной, частной жизни и мне кажется, что при капитализме я все-таки смогу жить так, как хочу». Несуществующий мифический остров Эа — это сказка, мечта. Но Тони стремится к ней и хочет уйти от всякого участия в жизни и ее событиях. «Я мыслил жизнь не как действие, а как переживание, не как применение силы, а как чувственное общение с живыми вещами, с таинственными силами, стоящими позади них, с идеальным выражением их в искусстве». Слова — «жизнь не как действие, а как переживание» — становятся лозунгом героя Олдингтона. В нем отразилась его жизненная программа и вместе с тем его бессилие перед действительностью. Свою мечту о гармонической жизни Олдингтон пытается утвердить введением романтического элемента, который противостоит правде жизни (остров Эа).
В сознании героев Олдингтона возникают планы преобразования действительности, но связаны они прежде всего с перевоспитанием человека. Они готовы верить, что революция неизбежна, но для них это в первую очередь «революция умов и душ человеческих». Они рассуждают о социализме, но далеки от подлинно научного понимания его.
Шагом вперед в творческом развитии Олдингтона стала середина 30-х годов. В романах «Сущий рай» (1937) и «Отвергнутый гость» (1939), созданных в обстановке общественно-политического подъема в стране, писатель вышел за пределы круга интересов «потерянного поколения». В облике его героя появляются новые черты, свидетельствующие о том, что Олдингтон чутко уловил настроения молодежи, мечтающей о преобразовании мира. Сознание того, что «эра частной собственности подходит к концу», вливает в них надежду, побуждает к действию. Кольцо отчаяния разомкнулось. На смену Уинтербуорну и Кларендону приходят Крис Хейлин и Дэвид Норрис — люди нового поколения, сформировавшиеся в период между двумя мировыми войнами. — «Мы живем в мире, находящемся в состоянии фактической или скрытой революции, — рассуждает Крис Хейлин («Сущий рай»), — позади хаос одной мировой войны, впереди угроза другой, другой, еще более ужасной».
Кристофер Хейлин — «студент колледжа Санктус Спиритус, выбывший из состава слушателей по причинам финансового порядка». Что ждет его в мире, еще не успевшем оправиться от грандиозного экономического кризиса? В мире, где царит безработица, где торжествует насилие и где уже в ряде стран у власти утвердился фашизм? — «Только ли моя вина, что общество не находит мне места, не может меня использовать? — … Но мне что делать, боже мой, мне-то что делать? Кем мне быть: шофером, лакеем, конторщиком, летчиком? Что делать: стоять у дверей, просить подаяние, заискивать или воровать?» — Эти вопросы задает себе Крис Хейлин, вчерашний студент, занимавшийся древней историей и археологией и теперь поставленный перед необходимостью добывать средства к существованию и пробиваться в жизни на свой страх и риск.