Путями Сталкеров

Открыв глаза, спросонья, я не поверил глазам - неужели так долго продрых! Глянул на часы, нет, все правильно, тогда почему радикальная чернота за стеклами поменяла свой цвет на пепельно-серый?

–  Роман, мне кажется, или действительно…

–  Конечно, Командир, - Долгов повернул покрасневшие воспаленные глаза в мою сторону.
– А ты что думал, утро уже никогда не наступит?

–  Ну, ведь до рассвета еще полчаса, - слабая попытка оправдаться.

–  Угу. А ты искренне веришь, что рассвет на земле и на высоте двух километров наступает одновременно?

Уделал, ничего не скажешь. Я, конечно, тоже что надо - сморозил глупость. Хорошо еще, что никто посторонний не видел.

Запоздало в пробуждающуюся голову пришла мысль о Денисе. Вот же свинья! Сижу тут, разговоры о погоде веду, а пацан там уже может…

Паки лежал все в той же позе, на мягких, словно перина, кулях. Пульс прощупывался, дыхание угадывалось - больше мы ничего не можем сделать.

Посидев с минуту около парнишки, я вернулся в кабину. Небо за стеклами уже начинало голубеть; стала различима поверхность земли. К сожалению, под нами было только песчаное море.

–  Дешт Кевир?

–  Черт его знает, Командир. Я же с неба никогда ее не видел. Через пару минут солнце взойдет. Тогда и поймем, куда нас нелегкая занесла.

Опять зачихал двигатель. Только этого еще не хватало.

–  Ты бы сел, пристегнулся, Командир…

Я не стал заставлять себя упрашивать дважды. Устроившись на пилотском кресле, спросил:

–  Помощь какая-нибудь нужна?

–  Лучшая помощь - это "не мешай"!
– отмахнулся Долгов.

Как скажешь, Борода, как скажешь.

Прошла минута; двигателю не полегчало. Глянув на альтиметр, я заметил, что мы медленно, но верно теряем высоту.

Непечатная ругань Долгова заставила оторвать взгляд от приборов. Среди добрых двух десятков матерных слов я разобрал "солнце".

Солнце взошло.

Но не там, где мы ожидали.

Наглый алый диск поднимался из песчаного моря с нашего левого борта, а должен был оказаться справа.

–  Юго-запад, Андрей!
– в горячке Роман назвал меня по имени.
– Мы летели вместо севера-запада на юго-запад. Триста километров!

–  Так чего ты ждешь!? Разворачивай вертушку!

–  Слушаюсь! Держись, командир!

Борода кинул вертолет в пологий штопор. Зря. Еще не успел ожить "зачихавший" двигатель и вслед за ним замолчал второй.

Какая-то сила словно подбросила тело вверх, попыталась вырвать из сидения. Ремни удержали меня, впившись в плечи. Роман от неожиданности даже выронил штурвал из рук, из-за чего вертолет чуть не превратил свое падение в отвесное. К счастью, Борода успел вовремя собраться и кое-как выровнял машину.

–  И что теперь!?
– я заорал, сам того не ожидая.

–  Ничего, командир. Нам только молиться остается - может, двигатели заведутся. Если нет - бухнемся нафиг!

Молиться… Кому? Какой высшей силе? Той, что позволила свершиться Обмену? Или той, которая женщин не уберегла? Бесполезно…

Альтиметр показывал тысячу метров. Это даже не арийские "тысяча сто - смерть в лицо нам дышит". Мы уже в ее смердящей пасти.

Вертолет продолжал свое неукротимое падение. Семьсот метров… шестьсот пятьдесят… Мне приходилось и умирать от жажды в пустыне, и биться насмерть с мутантами, проходить смертельные ловушки - но в тех случаях спасение находилось в моих собственных руках: сделай запредельное усилие, прояви чудеса ловкости - и ты выжил. Теперь же все зависело от проклятой железяки…

Четыреста метров…

–  Ох, и грохнемся же мы, командир!
– Долгов разразился истерическим смехом - не выдержали нервы.

–  Роман, а как же авторотация?
– я попытался выудить из глубин памяти скудные познания о вертолетах…

–  Авто- что? Где ты таких слов набрался, командир? Звезданемся так, что мало не покажется. А все эти басни, про воздушный поток, забудь.

–  Гонишь ты, по-моему, Борода. Попробуй все-таки на авторотации вертушку посадить. С движками, по-любому, ничего не выйдет.

–  Хорошо, командир, - Долгов, пожав плечами, потянулся к каким-то тумблерам.
– Мне-то какая разница как умирать.

Пощелкав переключателями, Роман вернулся в исходное положение.

–  Ну вот, твоя пресловутая авторотация, командир. Легче стало?

Легче не стало. Вертолет все так же падал вниз, если и не камнем, то уж мешком цемента точно. Бесстрастный альтиметр продолжал отсчитывать расстояние, которое нам оставалось прожить. Триста… Двести пятьдесят…

–  А внизу барханы… - вполголоса проговорил Борода.
– Слышь, командир, может и прорвемся. Ладно… Позу зародыша из учебников помнишь? Давай, загибайся.

Я молча скрючился в пилотском кресле, насколько мне позволили это ремни. Как зародыш… Придется подчиниться.

И вновь запоздалая мысль будто молотом по наковальне прошлась по глупой голове. Денис! У нас, пристегнутых и сгруппировавшихся - имелся хотя бы призрачный шанс выжить; у тяжелораненого мальчишки, свободно лежащего на мягких мешках…

Я бросился расстегивать ремень, но мои движения уловил Долгов.

–  Куда, Командир! Рехнулся?

–  Паки, - мне некогда было рассусоливать, но проклятый ремень отказывался поддаваться, - не пристегнут.

В черных глазах Романа мелькнула искорка сожаления.

–  Андрей, ты не успеешь. Сто метров. Погибните оба. Останься - вдруг, повезет. Должно повезти.

Останься - все равно не поможешь. "И его ты не спасешь и сама ты пропадешь."

И я уцепился за эту соломинку, протянутую моей совести. Мягкие мешки. Авось, повезет. Ничего другого мне и не осталось сделать - три секунды спустя вертолет остановил свое падение, встретившись с песчаными барханами.

***

–  Командир, ты как?
– только по интонации можно было догадаться, что со мной говорит Долгов. От былого разухабистого баса теперь не осталось и следа: Роман хрипел как старый дед.

Почему я ничего не вижу? Потому что закрыты глаза. Почему я не могу ничего сказать? Сейчас отвечу.

–  Живой, вроде… - вслед за выдавленными словами пришла боль. Боль, едва вновь не выкинувшая меня за грань сознания.

Я постарался пошевелить руками, ногами. Все части тела болели, но, нехотя, отзывались на сигналы мозга. Неужели даже простенького перелома нет?