Путями Сталкеров
Шрифт:
Я закончил повествование. Воцарилась тишина, только ветер хлопал грубым полотком занавески.
– Что с трупами делать будем?
– Борода не стал ничего переспрашивать, уяснять. Наверное, просто принял все как должное. Или взял паузу для раздумий.
– Как что? Похороним. Вон, прямо рядом с той могилкой.
Долгов кивнул.
– Пойдем, командир.
Возле песчаного холмика нас ждал очередной сюрприз, которому я, положа руку на сердце, уже не удивился. На нем лежала деревянная табличка с вырезанной надписью на арабском. Имя и годы рождения и смерти. Год рождения - девятнадцать лет назад. Год смерти - прошлый год.
Имя - Алихат.
Женское имя.
И под именем какое-то непонятное число: "37".
– Как тебе это?
–
– Я еще думаю, - буркнул тот в ответ.
– Давай закончим дело, а потом уже обсудим наши планы.
Роман, как казалось, уже выбросил из головы планы своего превосходства; отдал бразды правления в мои руки. Я не возражал.
Три аккуратных холмика стали в ряд, в тени невысоких, цепляющихся за жизнь пальм. Три тела нашли здесь последний приют. Три человека, двух из которых не могло существовать в нашем мире. Женщина и маленький мальчик. Злая ирония злой судьбы - мы опоздали к самым драгоценным сокровищам послеобменной Земли на смешное, в масштабах человеческой жизни, время.
После похорон мы частой гребенкой прошлись по хибаре - ничего, ни еды, ни какого-либо оружия. "Калашников" безымянного малыша не в счет: старый ствол прежние владельцы настолько "ушатали", что стреляющий из него рисковал больше, чем его цель; автомат в любой момент мог разорваться в руках. Еще к относительно полезным находкам с натяжкой относились несколько мешков с какими-то зернами - не то пшеницы не то ржи; в небольшой пристройке нашелся и жернов. Осталось только разыскать белые фартуки и колпаки и заделаться местными булочниками - продавать бублики и ватрушки пришлым арабам.
К единственной нашей существенной добыче можно отнести лишь колодец. Но и это не мало! Вода на дне глубокой вертикальной шахты оказалась холодной и чистой - совсем как у нас, в России. Долгов пробормотал что-то об отравлении или заражении, но я не стал его слушать: детям пустыни неразумно убивать колодец. Да и зачем? Кого травить? Все обитатели оазиса мертвы. А шахта с питьевой водой всегда пригодится и самим бандитам.
Солнце давно миновало зенит; скоро выходить. Я лежал в тени пальмовой рощицы - в доме полуденный зной пережидать никто из нас не стал - и наблюдал за Романом. Тот молчал все время после похорон - "обдумывал услышанное": сначала валялся рядом, прикрыв глаза, теперь, вот, пристреливал любимую винтовку. Всего три драгоценных патрона пришлось потратить Долгову, прежде чем я услышал от него удовлетворенное похмыкивание. Профессионал. Я пол магазина на "Никонове" извести успел, пока пули не стали ложиться в центр мишени, намалеванной на стене многострадальной хибары.
Зато теперь мы могли вступить в бой хоть с самим чертом - с любимыми-то стволами в руках! Это не раздолбанные трофейные "калаши" с вертолета. Хотя эти автоматы, ни в коем случае, тоже нельзя было упускать - прекрасный объект для бартера.
Пришло время подвести итоги. Посетив оазис мы разжились водой - и обе наши фляги, и предусмотрительно захваченные еще пять с вертушки. Но, конечно, самой ценной была находка мальчика и умершей год назад женщины, даже не женщины - молодой девушки, родившейся в год Обмена. Интересно, это случайное совпадение или нет? Прожила бедняжка всего восемнадцать лет, причем родить успела в тринадцать. И, опять непонятно, почему ее муж ограничился одним ребенком? Ладно, не важно. Важно то, что моя призрачная мечта стала как никогда реальной. Нил - значит Нил!
– Командир, - задумавшись, я не заметил, как ко мне приблизился Роман, - я надумал.
– Ствол пристрелял?
– Да, нормально, хоть сейчас на олимпиаду. Так вот. Я так понимаю, у тебя сейчас одно желание - рвануть на поиски баб. К Нилу, я так понимаю?
Зачем слова? В ответ последовал просто кивок.
– Верное решение, командир. Ты знаешь, еще вчера я бы посчитал тебя сумасшедшим. Да, мы нашли молодого гома, и не одного. Но у нас не было неоспоримых доказательств того, что гомы появляются
из человеческих детей. А вот после сегодняшней встречи только слепой или какой-нибудь упертый в своей правоте придурок не поверит тебе. В общем… возьмешь меня с собой?Еще один кивок.
– Скоро солнце сядет, Борода. Надо будет выдвигаться. Итак, на закат?
– На закат!
Третья ночь в пустыне. Уже совсем хреново. Передвигаемся исключительно ночью - здесь, не то, что в Дешт Кевире. В иранской пустыне опасны были только три-четыре полуденных часа. Здесь - от восхода до заката. Не зря те бедуины головы целиком обматывали. Мы тоже, было, попытались - куда там! Верхом на верблюде да с приличным запасом воды еще и можно попытаться перетерпеть духоту, но пешком… В общем, передвигаемся теперь исключительно ночью, когда не так палит огромный беспощадный солнечный диск. Хотя и ночью, мягко выражаясь, жарковато - конец июля температура не снижается ниже тридцати градусов. Это по ощущениям. Как оно на самом деле - никому неизвестно. Все точные приборы остались там, в прошлом, в уютном домике под Горганом. Здесь, с собой, только начавшие показывать дно фляги с водой, да последняя лепешка, переломанная пополам и съеденная маленькими кусочками в течении доброго десятка минут. Только вот ноющий желудок не обманешь - скулит, зараза, еще требует. Что же тебе дать, родной? Вокруг - один песок. Бескрайний и вечный, всепоглощающий и всепроникающий.
Где-то сбоку пыхтел Долгов. Молодец, хоть и устал не меньше моего, но виду не подавал. А чего теперь, после драки, кулаками махать-то? Его никто не заставлял идти, сам вызвался… Вот теперь и плетется из последних сил. Хотя, известны ли мне пределы сил Бороды? Вряд ли. Я армии почти двадцать лет отдал, но единственного человека, которого можно было бы назвать идеальным бойцом, встретил уже после самовольной отставки. Именно бойца, не солдата - ведь Роману не хватало покорности. Зато в бою он был совершенен: и из винтовки все пули точнехонько в яблочко клал, и в рукопашном мог в одиночку хоть против всего монастыря Шао-Линь выйти.
Но поменялось что-то в несгибаемом Долгове, замкнулся он в себе. Конечно, и раньше Роман не был балагуром, но уж случая в мой адрес шпильку отпустить, никогда не упускал. Идет, тащит, кроме винтовки своей, все трофейные АК-74 арабские - пусть волоком, по земле, но о помощи не просит. Хотя я и сам пригружен: два автомата - "Абакан" и АКМ Дениса; патроны. Так и плетемся… Все трое суток, я от Бороды слышал лишь во всем согласные "угу" да предостерегающие возгласы. Да и тех раздавалось мало: в пустыне врагов практически не было; только второй ночью наткнулись на яму, кишащую скорпионами, но, вовремя заметив, благоразумно обошли гнездо стороной. Оставалось бороться только с временем и расстоянием.
Аравийская пустыня вокруг нас стремительно поменялась. Еще вечером мы оставляли за спиной барханы, а утренняя заря осветила уже каменистую равнину. Какая разница? С курса не сбились - и ладно. Да и твердая почва под ногами - это не затягивающий в себя песок; про отсутствие постоянных спусков-подъемов вообще промолчу.
В общем, жить можно. Только со жратвой и водой плохо. Та лепешка, что мы только прожевали, береглась с прошлой ночи. Сил, понятное дело, она нам не прибавила; бодрости - тоже. А ведь идти еще неизвестно сколько - мы не знали, в какой части огромной пустыни упала вертушка, не знали, где ближайшее поселение. Просто уперто шли на юго-запад…
– Ну что, Борода, не жалеешь еще, что со мной подвязался?
– молчание не просто давило - оно убивало. Я предпринял очередную попытку разговорить Долгова.
– Нет, - тот продолжал играть в молчанку. Плевать он хотел на здоровую атмосферу в коллективе. Буркнул в бороду, как будто куда подальше послал…
– Командир, - он внезапно подал голос, - видишь? Южнее…
Зоркий Роман сумел что-то разглядеть; я напряг зрение. Действительно, немного в стороне от нашего курса взгляд сумел различить какое-то мельтешение? Огни?