Пьяная Россия. Том третий

– Она вам продемонстрировала, – усмехнулся шаман, читая мысли Шабашкина, – невольно, конечно. Такие люди все делают как бы случайно, пользуются силой и говорят, мол, всевышний помогает, тучи с неба прогоняет, удачу в жизненных ситуациях приносит!

– А сироты? – с ужасом вспомнил о ремонте детских комнат, Тарасыч.

– Ведьмы очень любят сиротами прикрываться! – подтвердил шаман. – Дети будут выполнять роль щита на случай удара шайтанов.

– Как это? – не понял Угодников.

– Как домашние животные. Знаете, любая действующая ведьма или колдун непременно держит подле себя кота или собаку?

Бригада Тарасыча закивала, вспоминая детские сказки и легенды, связанные с колдовством.

– Вот, почему меня охватило такое горе, когда я услышал о гибели семьи настоятельницы! – догадался Шабашкин.

Шаман внимательно взглянул на него:

– Ты – сенсор. Душа уже догадывающаяся о цели своего бытия на земле, – пояснил он, наблюдая замешательство русских.

– А ты, – обратился он к Ленчику, – близок к смерти, от того и заливаешься слезами.

Ленчик вновь расплакался, горестно прижимая руки к сердцу.

– Но надо же, что-то делать! – всплеснул руками Тарасыч. – Необходимо действовать, ехать к архиепископу, чтобы эту настоятельницу выгнали из монастыря!

– Нет, – помотал головой, Шабашкин, вспоминая прочитанную ночью в доме у настоятельницы, бумагу, – архиепископ ей благоволит!

– Я возвращу ей шайтана без права передачи кому-либо, она не сможет более никого подставить, шайтан будет уже осведомлен обо всех ее каверзах, – твердо произнес шаман, – и укажу на нее Иблису!

– Сатане? – догадался Шабашкин.

– Она этого достойна, разве, нет? – заглянул каждому русскому, в глаза шаман. – Если ты рождена ведьмой, так ведьмой и оставайся, зачем делать вид, что святая?

– Но разве у ведьм и колдунов нет пути ко спасению души? – дрожащим голосом, спросил Угодников.

– Рожденный ползать летать не сможет, – философски заметил шаман.

В сгущающихся сумерках при неверном свете костра, шаман, облачившись в звериные шкуры и измазав лицо черной сажей, бешено скакал вокруг притихших русских мужиков. Звуки бубна, в который он колотил палкой, разносились далеко вокруг, заставляя испуганно реветь потревоженных необычным грохотом коров и быков.

Остальные азиаты держались подальше от обряда, схоронившись под защитой крепких берез леса.

Шаман кружил вокруг русских и кружил. Уже успел прогореть костер, взошла и прошла половину пути по ночному небу, сияющая Луна, утихли звуки вокруг и перестали каркать потревоженные шумом, вороны. Уже стихли глупые буренки, когда в обморок упал Ленчик. Шабашкину вскочившему было на помощь, тоже пришлось нелегко, земля ушла из-под ног так быстро, что он не успел удержаться, а брякнулся без сознания на бесчувственное тело Тарасыча. Тут же повалился Сашок и Угодников.

Шаман, дунув в лица русских, презрительно сощурился на едва заметную черную тень, метнувшуюся в сторону монастыря.

Бубен смолк, кипчаки, вернувшиеся из леса на призывный крик шамана, послушно перенесли бригаду Тарасыча на свои постели, в строительный вагончик, сами вновь разожгли костер, собираясь пить зеленый чай и до света обсуждать то, что произошло с русскими.

Истинное лицо

– Я в последний раз спрашиваю, где вы были? – грозно сдвинув брови, спрашивала настоятельница.

Строители, молча, сгрудились в воротах монастыря. Отец Павел поправил очки, что изредка надевал, будучи в смятении. Отец Афанасий обстоятельно застегивал пуговицы осеннего черного пальто, надетого поверх рясы, утро выдалось прохладным. Отец Петр нахмурился, уставившись в одну точку и закусив верхнюю губу.

– Я вынуждена попросить вас покинуть монастырь! – подчеркнуто и высокомерно, заявила мать Леонида.

– А я вынужден попросить вас объясниться! – потребовал Шабашкин, выступая из группы товарищей и чувствуя на себе испуганные взгляды.

– Молчи! – взвизгнула, вдруг мать Леонида. – Колдун!

– Это я-то, колдун? – едко всматриваясь ей в лицо, заметил Ростислав. – Сама на нас шайтана напустила и сама же обзываешься?

– Колдун, колдун! – взревела монахиня и вцепилась себе в волосы, глядя на Шабашкина с такой ненавистью, что сопутствующие ей во всем иеромонахи забеспокоились.

– Матушка, – осторожно начал отец Павел.

– Он – тварь ведьмацкая! – сдавленно произнесла она, рыдая и указывая дрожащим пальцем на Шабашкина. – Хочет меня со свету сжить!

– А сама-то! – укорил тут Тарасыч и, набравшись смелости, встал рядом с Шабашкиным. – И как только не стыдно, а еще монахиня?!

– Что тут происходит? – завертел головой отец Петр.

– Ведьма она! – выступил вперед Сашок.

– Черта ей вернули, – подтвердил Угодников.

– Вот теперь она и сходит с ума! – поддакнул Ленчик, тоже становясь рядом с товарищами.

– Ведьма? – спросил взволнованно отец Петр и повернулся к настоятельнице, как бы впервые увидев ее.

– Ах, ведьма! – насмешливо подняла она брови и неожиданно плюнула в Шабашкина. – На, утрись!

Повернулась и ушла, велев отцу Афанасию строителей дальше ворот не пускать, а отца Павла благословила вещи работяг немедля собрать и выкинуть вместе с бригадой прочь.

Отца Петра, во взгляде которого читалось сомнение, поманила к себе, а когда он подошел, послушный воле настоятельницы, схватила за ухо, что-то зло, прошептав ему.

Мужики, молча, наблюдали за происходящим. Не слушая возражений, отец Петр вытолкал строителей за ворота и замкнул большим ключом.

На строителей он не смотрел, а слепо подчиняясь воле матери Леониды и потирая вспухшее ухо, побрел за нею вслед, по направлению к розовому домику, резиденции настоятельницы монастыря.

– Я говорил через стену, надо было! – горячо высказался Тарасыч.

– Так все, хватит! – заорал Ленчик. – Мы избавились, наконец, от чокнутой бабы. Деспотичной и ненормальной бабы!

– Точно! – поддакнул Тарасыч, согласный с товарищем.

– Не монахини, верно! – стукнул ладонью по железным прутьям ворот, Шабашкин. – Она в постные дни, среду и пятницу монашек шоколад заставляет есть!

– И пироги на молоке ей отец Афанасий запекает!

– Подождите, не в еде дело! – вмешался Сашок. – Дело в том, что она только что при нас показала свое истинное лицо.