Пьяная Россия. Том третий
Шрифт:
– Вода в городском водопроводе совсем плохая, – пустился в объяснения Налимов, – трубы со времен советской власти износились, бог весть, что по ним течет.
– Как же трубы не заменят? – удивилась матушка.
– Ну, что вы, – фыркнул Валентин Михайлович, – воровская власть не желает денег тратить на нужды народа, пущай тратится сам народ!
– И трубы меняет?
– И трубы, и капитальный ремонт дома, скоро и дворы, и подъездные дорожки, а может, дойдет и до асфальтовых дорог, до проезжей части, – закивал Налимов, – за все русские дураки заплатят,
– Сбереги нас Сатана, чтобы я мог послужить тебе в этом и другом мире тоже! – произнес отец Николай, отставляя чашку с выпитым чаем.
– О чем это ты, батюшка? – изумилась матушка Наталья.
– Богатеи да карьеристы Дьяволу не нужны, – пояснил отец Николай и смолк.
В приоткрытое по случаю жары окно вылетали духовитые запахи великолепного, отнюдь не постного обеда и голодный пес, пробегающий мимо, встал, жадно нюхая воздух.
– На! – кинул обглоданную косточку утки отец Николай и бросил еще кусок мяса.
– Жри, чего уж там!
И долго стоял, наблюдая, как оголодавшая псина ест, быстро двигая челюстями и вздрагивая всем своим тощим телом.
– Отец Николай, а ты когда-нибудь Сатану видел? – спросил Налимов.
– Не достоин, – вздохнул священник.
– Что же его видят лишь достойные?
– Подготовленные, – кивнул отец Николай и завидев еще двух собак, повернулся к столу, чтобы набрать мясных деликатесов и для них.
– Ведь он, царица небесная, – перекрестился батюшка, – является владыкой мира.
– Какого мира? – не понял Налимов.
– Этого мира! – повел рукой отец Николай и добавил. – Каждому – свое! Священники и монахи всё больше Богородицу видят, а монахини и матушки лицезреют Христа и архангелов.
– Но, кто же видит дьявола? – настаивал Налимов.
– Его подданные, кто принадлежит ему! – заметил отец Николай и подозрительно посмотрел Налимову в глаза. – Или ты, раб Валентин, хочешь сказать, что видел его, а?
– Ни разу! – ударил себя кулаком в грудь, Налимов.
– А тогда пошли к реке, жир стрясать!
Легкая рябь поблескивала на спокойной поверхности маленькой, но глубокой речушки, по обоим берегам высокие камыши спускались к самой воде; желтые кувшинки ласкали зрение своими яркими нарядами.
Налимов с чувством вдохнул чистый, пропитанный цветочными ароматами луговых трав воздух, разделся и нырнул. Отец Николай присоединился к нему, борода его намокла, толстые щеки сделались, хорошо видны.
– Эх, Расея, – взволнованно произнес Налимов, шлепая руками и ногами по поверхности воды, – хорошо-то как, живи и радуйся!
Отец Николай тепло улыбнулся ему и поплыл, загребая руками, оставляя после себя широкие круги.
– Отец Николай, – прокричал ему вслед, Налимов, – я пожалуй, послушаю тебя, возьму и женюсь на Валентине, ей богу, женюсь!
– Хорошее дело! – ответил ему отец Николай и перешел на подводное плавание.
7
– А может не стоит жениться, подумал Налимов, когда дом гостеприимного
священника, отца Николая, остался позади.Чего ради? Готовит еду, он сам, стирает в стиральной машине, костюмы отдает в химчистку, пыль и полы в квартире убирает два раза в неделю с помощью моющего пылесоса. Тогда, зачем? Даже остановился Налимов.
Вокруг его автомобиля шумела жизнь. Волновалось поле пшеницы, звенели невидимые кузнечики, порхали птички и где-то высоко в небе заливался жаворонок.
Но с другой стороны, думал Налимов, глядя на дрожащую от зноя линию горизонта, Валечка хорошо готовит, вкусно. И Валентин Михайлович сглотнул, вспоминая наваристые борщи и нажористую картошку с мясом, приготовленные умелыми ручками подруги.
И опять-таки, если женится, не придется со стиркой возиться, чистоту в квартире наводить, все будет делать жена.
Однако у нее есть дочь, вздохнул Налимов. Проблема!
Валентин Михайлович вышел из машины, покачался с каблука на носок, уперев руки в бока, посвистел сквозь зубы и придумал:
– А чего я парюсь, – воскликнул он так громко, что в пшенице замолчали кузнечики, – дочь у нее большая, сама проживет! Опять-таки, квартира есть, денег на месяц я ей оставлю, так и быть, а там сама как-нибудь проживет, не маленькая, работать устроится!
И приняв решение, Налимов прыгнул за руль.
Валентина оказалась дома, и Валентин Михайлович отодвинув ее в сторону, деловито прошел на кухню.
– Все великие дела у русских людей решаются на кухне! – заглядывая в кастрюлю, объявил Налимов.
И потер руки.
– Ну-с, может, покормишь жениха?
– А вот с этого места поподробнее! – потребовала Валентина.
Но Налимов, вдохновленный своей идеей, не слушал бормотания, пускай даже будущей жены, а усевшись за стол, отдал должное фантастически вкусному рассольнику.
Хлопнула входная дверь, дочь Валентины, протянув матери, прозрачный пакет с шоколадным тортом, уставилась на Налимова.
– А этот боров уже обжирать нас приперся?
– Как ты разговариваешь! – хлопнул ладонью по столу Налимов. – Немедленно извинись перед будущим отчимом!
– Кем? – одновременно воскликнули мать и дочь.
– Я извиняюсь, перед кем я должна извиниться? – наклонилась к Налимову, чтобы заглянуть ему в глаза, девочка.
– Я все решил, – подскочил Налимов и в два прыжка пронесся от кухни до входной двери и обратно, задевая локтями стены маленького коридора, – мы поженимся и переедем в мою квартиру, а тебе!
Ткнул он пальцем в дочь Валентины:
– Останется эта квартира! Не хило, да?
С завистью посмотрел он на девочку и пощелкал пальцами:
– Напомни, как бишь, тебя зовут?
– Это надо было узнать в первую очередь! – язвительно заметила девочка и присела в реверансе. – Разрешите представиться, Хавронья!
– Хавронья? – переспросил Налимов и покрутил головой. – Ну и ну! Как ты ее назвала?
Накинулся он на Валентину, но не получив ответа, махнул рукой:
– Впрочем, чего от тебя было ожидать!