Пьяная стерлядь (сборник)

Барышня была не первой. Света надеялась, что всего лишь очередной. Что Макс пройдет сеанс омоложения на стороне и вернется домой. Она любила его не так, как раньше. По-другому. Он был родной, свой, близкий. Он был отцом их взрослой дочери Аньки, которая вчера вернулась домой пьяная. Света ей ничего не сказала. Не было сил, да и желания, если честно. Света давно не справлялась с дочерью. Анька обожала отца и ни во что не ставила мать.

Официально они не разводились и не делили имущество. Решили, что Света с Анькой останутся в квартире, а Макс с Сашулей, которая была на сносях, будут жить на даче. Для Сашули и для будущего ребенка так полезнее — свежий воздух, коляска под деревом, тишина и детская, оставшаяся от Аньки. Там же, на даче, хранились и Анькина детская кроватка, игрушки и трехколесный велосипед.

— Хорошо, — согласилась Света.

Много лет назад, когда у них с Максом еще все было хорошо, они строили эту дачу — большую, деревянную. Жили в маленьком домике, который заодно отремонтировали и гордо назвали «домиком для гостей». Света свозила на дачу пледы, половики, тарелки с нарисованными фруктами. И теперь беременная Сашуля будет кутаться в ее плед, есть из ее тарелок. Она будет пользоваться ее, Светиными, вилками и ножами, будет спать на кровати, которую выбирала Света, и вешать вещи в платяной шкаф, который Света нашла на помойке и отреставрировала. Точно такой шкаф был у ее бабушки. Бабушку Света помнила плохо, та умерла, когда она была совсем маленькой, но шкаф запомнила очень четко, до последней ручки.

— А если мы с Анькой захотим приехать на дачу? — спросила у Макса Света.

У Аньки на даче была компания друзей. Дочь каждый год хотя бы на месяц приезжала на дачу, купалась в реке, пропадала целыми днями — ребята катались на мотоциклах, жгли костры.

— Ну есть ведь еще домик для гостей, — сказал Макс.

В этом домике они жили, когда только купили участок. Им хватало двух маленьких комнат и крошечной кухоньки. Анькина кроватка стояла рядом с печкой, от которой шло тепло. Умывались в рукомойнике на улице. Удобства тоже были во дворе. Но им было хорошо. Они часто и беспричинно смеялись.

Макс хотел снести этот домик, когда они затеяли строительство нового дома, но Света решила его оставить и тоже отремонтировать. Так домик стал «гостевым», хотя гостей там никогда не было. В домике обосновалась подросшая Анька — перетащила все свои девичьи богатства и часто убегала туда, чтобы побыть в одиночестве.

— И как ты себе это представляешь? — спросила Света. — Ты хочешь, чтобы я с твоей Сашулей по утрам раскланивалась?

— Ну хочешь, забор поставим? — предложил Макс.

— Хочу.

Макс отделил участок забором — условной границей между прошлой и будущей жизнью. Ограда была хлипкой, низкой и не доходившей до забора, который ограждал сам участок. С двух сторон его можно было обойти. Анька хохотала, когда увидела это сооружение. Не забор, а ширма. Свете было не до смеха — она решила, что Макс так над ней издевается, хоть тот и говорил, что просто не хватило досок.

Света не хотела ехать на дачу, но Анька рвалась. Она сдала экзамены и отказывалась сидеть в Москве — на даче собралась уже вся компания.

Света поехала, уступив дочери. Анька чувствовала себя абсолютно комфортно. Она, когда хотела, заходила к отцу, болтала с Сашулей и возвращалась в домик для гостей только ночевать. Света чувствовала, что там, за забором, ей лучше. Отец никогда ничего ей не запрещал, давал деньги и ни о чем не спрашивал.

Если Анька возвращалась со своих гулянок под утро, то шла сразу в дом отца — то ли по привычке, то ли специально. Ложилась на диван и засыпала мертвецким сном. Света, которая не могла уснуть, слышала, как хлопнула калитка, видела, как Анька зажгла свет в ванной.

— Она тебе нравится? — спросила Света у дочери.

— Кто? — Дочь сделала вид, что не поняла.

— Ты знаешь, кто. Сашуля.

— Нормальная. А что?

— Ничего.

— Мам, ну чего ты паришься? Все так живут. Твои семейные ценности уже не в моде.

— Семейные ценности всегда в моде, — отрезала Света.

— Папе она нравится, в чем проблема-то?

— У тебя вообще никаких проблем.

— Мам, а ты знаешь, что мир изменился? Что сейчас девочки живут с девочками, а мальчики с мальчиками. И это нормально. Сейчас даже ребенка можно родить без мужчины. Ты в курсе?

— Я даже слушать не хочу то, что ты сейчас говоришь. Ты сама себя слышишь?

Света не понимала, почему у поколения ее дочери так смещены понятия. Или им на все наплевать, лишь бы их не трогали? Отец ушел к молодой женщине, почти девчонке — ну и нормально. Мать вынуждена жить за ширмой-забором и наблюдать личную жизнь своего мужа — тоже нормально, в порядке вещей. Какие проблемы? Нет проблем. Свободные отношения.

Света прекрасно помнила, как отец ушел от них с матерью к другой женщине. Для Светы это стало ударом, от которого она так и не оправилась. Отца она не простила. Наотрез отказалась с ним общаться, встав на сторону матери. Их бросили, отец — предатель. Света никогда не пыталась понять отца, не говоря уже о том, чтобы порадоваться за него — его новой жизни, второй молодости и новым детям. Света никогда не видела своих единокровных братьев и видеться с ними не собиралась. Она думала, что Анька поведет себя точно так же. И еще неизвестно, что стало большим ударом — муж со своей ненаглядной Сашулей или Анька, которая приняла и решение отца, и Сашулю, и их будущего ребенка.

Света видела, как Сашуля с огромным животом вешает белье на улице, на веревке, которую когда-то протянула Света между двумя яблонями. Она видела, как Макс помогает ей принести тяжелый таз с бельем и лично встряхивает пододеяльник. То, чего с ней, Светой, он не делал никогда. Видела, как он гладит надутый, как мяч, Сашулин живот и смеется. Смеха мужа Света не слышала давно, очень давно.

— Я не могу. Свихнуться можно, — сказала Света.

— Так уезжай, — тут же предложила Анька. — Я с папой останусь.

Света посмотрела на дочь, гадая, в какой момент упустила ее.

— Хорошо, позови папу, мне нужно с ним поговорить.

Анька выбежала из дома с криком: «Пап, мама сваливает. Иди, она хочет с тобой поговорить!»

От этого «сваливает» у Светы внутри что-то оборвалось.

Макс не заставил себя ждать.

— Уезжаешь? — радостно спросил он. — А мусор можешь захватить? Выбросишь по дороге.

— Больше ничего не надо? Может, еще Сашулю в роддом отвезти и ребенка вашего нянчить?

— Ну зачем ты так? Чего ты злишься?

— Я не злюсь. Мне все равно. Наплевать. Живите, как хотите. Только за Анькой тут присмотри. Она, если тебе это интересно, недавно пришла домой пьяная.

— Ну и что?

— Ей пятнадцать лет!

— Ну, я и говорю, что это нормально для ее возраста. Себя вспомни.

— С тобой невозможно разговаривать. Ты меня не слышишь! Я как со стеной разговариваю.

— Прекрасно я тебя слышу, не заводись. За Анькой я присмотрю.

— Это она из-за тебя такая выросла. Ты ей все разрешал. Всегда. А я была злой и плохой. Вот она и радуется, что я уезжаю. У тебя сейчас одна Сашуля в голове, а на Аньку тебе наплевать. Она и пользуется вседозволенностью.