Пять минут между жизнью и смертью

Ну не нравилась она ему, сильно не нравилась. И нерадивая, и некрасивая. Взял по просьбе своей соседки по этажу, потому что кому-то надо было начинать заниматься делопроизводством в его конторе. Решил, что пускай она и начнет. А как-то сразу не срослось и не заладилось между ними. Теперь уже и не получится, видимо. А она сейчас, вишь, на ходу подметки рвет.

– Ростислав Викторович, – снова захрипел помехами селектор, – а вы на своей машине поедете или…

– На своей! – заорал он.

Вот дура! Знает же, что их общая машина нарасхват. И слышала, что сегодня один из его помощников на наблюдении. Чего спрашивать-то?! Лишь бы что-то спросить? Или решила ему рвение свое таким вот образом продемонстрировать? Пускай, он все равно ее уволит.

А к Сетину ехать не хотелось. На любой машине не хотелось, и даже если бы он вертолет за ним прислал, Сомов и тут бы маялся.

Может, позвонить? Может, объявилась его блудная четвертая жена? Психанула по какому-нибудь поводу, ушла, уехала к маме, брату, подруге. Потом ближе к утру остыла. Прикинула, подсчитала, чего себя лишает. И бегом обратно к богатому мужу в койку.

Надо позвонить.

Сомов потянулся к мобильному телефону. Номерами они еще пару лет назад обменялись. И Ростислав Виталькин номер сразу в свой телефон забил. Хотя сегодня и разыграл удивление, и не узнал будто давнего друга по голосу, номер-то высветился с фамилией – Сетин.

– Виталик, день добрый, – поприветствовал его Сомов, откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и ослабил узел галстука. – Как дела? Что нового? Не вернулась?

– Нет, – коротко ответил Сетин глухим бесцветным голосом. – Нового ничего.

– Друзьям звонил? Знакомым, бывшим коллегам по работе, родственникам?

– У нее только подруга Катя. Катя Быкова. Она тоже не знает, где Лера может быть.

Ага, стало быть, жену зовут Валерией. Утром Сомов не спросил, не до того было, в ушах звон стоял, спать хотелось жутко.

– Родственникам Катя всем позвонила, мы с ней связывались утром, – продолжал между тем Сетин. – Валерия у них не появлялась и даже не звонила.

– А мужчина? Ты извини, Виталик, но я обязан спросить.

Сомов поморщился, будто у него заболели все зубы разом.

Сейчас Сетин начнет убеждать его, что его жена не такая. Что она верна ему. И что вообще таким мужикам, как он, не изменяют, если в своем уме и твердой памяти.

А если нет?! Если нет ума?! Кажется, одна жена от Сетина то ли загуляла, то ли ушла. Что-то девчонки на встрече одноклассников такое шептали, когда сплетничали про Сетина. Так вот, если одна загуляла и ушла, то почему подобным образом не поступить и другой? Тем более – четвертой? Может, было что-то в Сетине Виталии Станиславовиче не так. Была, может, в нем какая-то червоточина…

Почему-то Сомову очень нравилось так думать. Нравилось считать, что у Сетина имелся какой-то скрытый от посторонних глаз изъян, из-за чего его женщины в бега подавались.

Завидовал? Да ну, теперь вряд ли. Раньше завидовал, конечно. Бесился даже, особенно когда на встрече с одноклассниками Виталька деньгами принялся сорить, поливая девчонок дорогим шампанским и засыпая их розами. Штук двести купил тогда, кажется. Лучше бы он одной однокласснице денег дал на лечение сыну, чем пускать их по ветру.

Сам Сомов тогда только-только распрощался с органами внутренних дел и начал создавать свое детективное агентство. Тяжело ему было. Со скрипом великим все шло, с натугой, в убыток себе часто работать приходилось. Потому что надо было поначалу имя себе создавать. И спал по два-три часа в сутки. И с женщинами общался в том самом смысле раз в два месяца, наверное. Он и на встречу прямо с наблюдения приехал невыспавшимся, плохо выбритым, в мятом пиджаке и запятнанных джинсах. Выпил немного и начал хмелеть с ходу. И что-то даже, кажется, сказал тогда Сетину в грубой форме. Очень хотелось обидеть его Сомову, очень.

Но Виталька не обиделся, как ни странно. По плечу его хлопал, звонко смеялся и все время лапал свой пухлый бумажник, намереваясь туда залезть.

Не понравился тогда вечер Ростиславу. И он дал себе обещание, что никогда больше не станет посещать такие мероприятия и с одноклассниками по возможности встреч будет избегать.

А тут поди ж ты! Позвонил Сетин и просит у него помощи!

А помогать-то ему и не хотелось. А хотелось думать про него гадости.

– Все, я уехал, – на ходу обронил он своей некрасивой секретарше.

– Вы надолго? – зачем-то спросила она, впалые щеки ее покрылись румянцем. – Я в том смысле, Ростислав Викторович, что если клиенты станут звонить или являться, что мне им говорить?

– Ничего не говорите, – вдруг пожалел он ее немного за этот красноречивый румянец: боится, стало быть, его, уважает. – Вернее, скажите, что на сегодня меня нет, а завтра… А завтра – время покажет…

Дом Сетина был как раз таким, каким и должен быть дом преуспевающего и влиятельного бизнесмена. Большая площадь обнесена хорошим добротным забором. Дом в два этажа. Много комнат. Все дорого, но без кичливости, что Сомов нехотя признал после осмотра.

Не выпячивался Сетин, не разбрасывался средствами. И уютно даже в доме было. Но тут скорее заслуга его домработницы была, следившей за порядком. Именно она и встретила Сомова Ростислава на пороге, когда он въехал на своей машине в распахнутые настежь ворота.

– Проходите, он там. – Она махнула рукой влево, в сторону прикрытой кухонной двери. – С утра сидит. Вернее, всю ночь там сидел, и не уходил даже. Вам кофе сварить?

Кофе Сомову хотелось. И он кивнул. Отдал легкую куртку домработнице в руки, пригладил перед зеркалом волосы и шагнул в ту сторону, где прятался от всего мира его бывший одноклассник.

– Он пьет там? – прежде чем открыть дверь, спросил он у домработницы.

– Пьет! – горестно поджала она губы. – Переживает!

– Что, так любит свою жену? Больше, чем всех остальных?

– Любит, наверное, раз прожил так долго. – Она опустила взгляд, начав ровнять по задникам хозяйские туфли на обувной полке.

– А долго – это сколько?

– Два года, – даже чуть горделиво похвасталась домработница.

– А! Ну да, ну да.

Он усмехнулся и повернулся к домработнице спиной.