Пять попыток вспомнить правду
Шрифт:
Тридцатый день эбреля. На закате
Первые две недели после моего неожиданного открытия слились в один бесконечный, сложный, лихорадочный комок. Все силы уходили на то, чтобы подпитывать Ирвена, а всё время — на то, чтобы вынимать из его раны проклятые волоски. Ячер переехал в поместье и помогал — вдвоём мы успевали делать больше, а также проверяли друг за другом.
Яд в волосках оказался тем же, и противоядия по-прежнему не было.
Однако рана зарастала. Болезненно, долго, неохотно, но зарастала.
Ирвена бросало то в жар, то в слабость,
Нам с Ячером потребовалась ещё неделя, чтобы вычистить рану окончательно. Словно в насмешку над нами, шрам так и остался чёрным. Зиял рваной отметиной на побледневшей коже спины, словно безумный художник запечатлел на ней адскую сороконожку.
На исходе четвёртой недели Ирвен начал поправляться, но процесс шёл настолько медленно, а своенравный пациент настолько сильно уверовал в своё выздоровление, что мне порой хотелось его пристукнуть. Я даже выучила заклинание погружения в глубокий сон, и если бы у меня были лишние силы, обязательно бы его применила.
Вместо того чтобы соблюдать постельный режим, Ирвен начал тренироваться!
Увидев его с мечом, я ужасно разозлилась. Просто вскипела. Ещё несколько дней назад он едва стоял на ногах и шатался от слабости, идя в ванную, а теперь — вы только посмотрите! — махал мечом на лужайке. Во мне всё бурлило от негодования: я изнывала от усталости и истощения, чтобы отдать ему все свои силы, а он столь бездарно тратил их на никому не нужные подвиги! Какой меч, если у него ложка недавно выпадала из рук?!
— Ирвен! — возмущённо воскликнула я, подлетая к нему. — Вернись в покои! Тебе противопоказаны нагрузки!
— Я всего лишь разминаюсь, потому что чувствую себя ослабевшим, — отозвался он, проворно отступая от меня вместе со своим мечом.
— Ты чувствуешь себя ослабевшим, потому что ты всё ещё болен, — зашипела я. — А чтобы вылечиться, тебе нужно вернуться в покои и как можно больше отдыхать.
— Я устал лежать, — упрямо ответил он.
От его слов у меня чуть глаз не задёргался. Нет, с одной стороны его можно понять. Но меч?! Если бы он попросил выйти на прогулку, я бы даже поддержала эту идею. И отпустила бы. Минут на пятнадцать. Но выполнять пируэты с оружием? Он совсем рехнулся?
Вместо того чтобы наорать, я мысленно посчитала до десяти. А потом ещё до десяти. И ещё до десяти — для верности.
— Гвен, я чувствую себя достаточно хорошо… — начал он, и это стало точкой невозврата.
На протяжении тридцати дней я изо всех сил старалась, сочувствовала, переживала, заботилась, лечила, перевязывала, недосыпала, отодвигала свои потребности на задний план, тратила все силы до последнего предела — чтобы что? Чтобы он вот так безответственно похоронил все эти усилия глупой тренировкой?
Негодование вскипело и выплеснулось наружу:
— Так может, если ты так хорошо себя чувствуешь, то я тебе больше не нужна? Если ты сам себе лекарь, то мне и делать тут больше нечего?
Он недобро сощурился и шагнул ко мне.
— Это ты к чему?
— К тому, что ты не слушаешь,
что я говорю! Я просила тебя оставаться в постели, но ты уже три дня поступаешь мне наперекор! Сначала всю ночь проторчал в кабинете, следующим вечером уехал из имения, хотя я была категорически против, а сегодня решил, что достаточно здоров для тренировки?— Ты драматизируешь, мне уже не настолько плохо, чтобы целыми ночами и днями валяться в кровати, — отрезал он.
— Прекрасно. Раз тебе не настолько плохо, то мои услуги тебе не нужны, и контракт продлевать мы не станем, — вздёрнула я подбородок.
Разумеется, это был блеф. Мы оба знали, что я ему ещё нужна — очень нужна! — но я не собиралась постоянно ссориться с ним из-за режима. Чувствовала, что ему ещё рано нагружать организм, и хотела использовать продление как рычаг давления.
Ирвен посмотрел на меня исподлобья. Он прекрасно понимал, что я задумала, и теперь тоже злился, потому что терпеть не мог, когда его принуждают.
— Либо ты соблюдаешь мои рекомендации, и мы продолжаем лечение, либо ты действуешь на свой страх и риск, а я уезжаю, чтобы этого не видеть и не чувствовать себя ответственной за твоё здоровье. Выбирай, Ирвен.
Он сощурился, и по моей спине пробежал холодок. С этими чёртовыми глазами и бледной кожей он выглядел как настоящий демон, и хотя я знала, что он никогда не причинит мне вреда, всё равно было как-то… не по себе.
Пока он болел, мы больше не целовались и не говорили о браке. Понятно, что теперь, когда Ирвену не грозила неминуемая смерть от яда кантрада, речи о женитьбе и быть не могло. Наши отношения подвисли в неопределённости, и эта неопределённость саднящей занозой засела в мыслях. Грызло изнутри мерзкое чувство, что он нуждался во мне, только когда умирал, а стоило ему встать на ноги — и он даже словом не обмолвился о наших отношениях.
Это ранило гораздо сильнее, чем я готова была признать.
— Мы продлеваем договор, и я соблюдаю рекомендации, — наконец проговорил Ирвен угрожающе низким голосом. — Но я не потерплю, чтобы моя женщина командовала мною, Гвен.
От его слов к щекам прилила краска.
— Я не твоя женщина, — выдохнула я, сгорая от желания отступить на шаг.
— Да? — его брови взлетели вверх, а голос стал нарочито удивлённым. — А чья же?
— Ничья. Мне нельзя выходить замуж, потому что я проклята, Ирвен, — оторопело ответила я.
Он бросил меч на высокую луговую траву и шагнул ко мне. Я инстинктивно отступила, но бежать не подумала, скорее просто растерялась. Очевидно же, что проклятие не позволит нам быть вместе…
— Ты. Моя. Женщина.
От низкого, рокочущего тона по телу побежали мурашки. Я обескураженно замерла, не понимая, к чему он клонит. Медленно, но неотвратимо, как ползущая по склону вулкана раскалённая лава, Ирвен приблизился ко мне вплотную, затем одной рукой притянул к себе, а второй поднял моё лицо вверх, коснувшись подбородка горячими пальцами.
— Неужели ты думала, что я тебя отпущу? После всего, что между нами было? Позволю тебе собрать вещи и уехать? Гвен, ты же здравомыслящая и умная девушка, ты же не можешь настолько сильно ошибаться?