Пять семей. Взлет, падение и возрождение самых могущественных мафиозных империй Америки

При этом каждый отряд должен быть отстранен от мелких, не имеющих значения расследований. Их основной задачей станет поддержка расследований РИКО на высоком уровне и концентрация на неисчерпаемых и гигантских золотых приисках, профсоюзах и промышленных предприятиях мафии. Долгосрочной целью было уничтожение семейных королей и ликвидация их экономических основ.

«Суть в том, что ЛКН организована лучше нас, и мы должны сравняться с ними, — рассуждал Косслер. — Мы должны преследовать иерархии, захватывать их активы, менять их культуру. Мы не можем позволить этим парням бесконечно передавать бразды правления следующему. В прошлом, если мы осуждали достаточно крупного игрока, все, чего мы добивались, — это создавали вакансию — возможность карьерного роста для более молодого парня, который мог получить повышение».

Весь план Косслера — его 25 пунктов — был рассмотрен и одобрен судьей Уильямом Вебстером менее чем за месяц. Оперативность директора ФБР поразила Косслера. Это был сигнал о том, что наряду со шпионажем времен холодной войны мафия теперь является одним из приоритетных направлений деятельности бюро. Уэбстер предоставил Нью-Йорку еще один бесценный ресурс, разрешив использовать сверхсекретные камеры и подслушивающие устройства для шпионажа за мафией. Ранее это секретное оборудование использовалось только в контрразведке. Это оборудование должно было усилить группу «специальных операций», созданную исключительно для проникновения в пять боргат с помощью экстраординарных электронных и наблюдательных проектов. Эту группу возглавил бывший офицер морской пехоты и ветеран Вьетнама Джеймс Каллстром, заядлый сторонник использования новых методов борьбы с РИКО.

В обновленной организационной структуре Джим Косслер был повышен с должности «штатного руководителя программы» до координатора по борьбе с организованной преступностью. Он стал ответственным за расследования мафии. Вскоре были созданы объединенные пять семейных отрядов, но агентов пришлось заново обучать новым целям и тактике, особенно акценту на трудовом рэкете. До 1980 года работа следователей мафиози состояла из стандартных арестов и приговоров по вымогательствам, азартным играм и ростовщичеству. Обычно эти дела завершались показаниями жертвы, записью разговора о вымогательстве или рейдом в букмекерскую контору. Трудовые рэкеты, однако, были совсем другим делом. Эти расследования были сложными, требовали толкования запутанных профсоюзных правил, раскрывали тайные сделки между мафиози и коррумпированными профсоюзными и управленческими чиновниками. Наконец, чтобы добиться обвинительного приговора, почти всегда требовалась бумажная волокита, чтобы проследить за запутанными схемами выплат и незаконным движением денег.

Внезапная смена направления деятельности стала трудной адаптацией для многих зрелых агентов. «Им предстоит многое узнать о том, как действуют мафиози, их коллеги по профсоюзу и отрасли, — устало сказал Косслер после того, как они с Бонаволонтой начали инструктировать новые отряды. — Это долгие, сложные дела, от которых у них волосы дыбом встают. Но мы должны переориентировать их на понимание того, что трудовой рэкет — это наивысший приоритет».

Девятнадцать восемьдесят — радикальный переходный год для нью-йоркского офиса — закончился тем, что партнер Джима Косслера, Жюль Бонаволонта, был переведен в штаб-квартиру ФБР в Вашингтоне. Оба считали, что этот переезд пойдет на пользу долгосрочному пресечению деятельности в Нью-Йорке. Бонаволонту назначили вторым помощником командира нового национального отдела по борьбе с организованной преступностью. Эта должность позволяла ему быстро получать разрешение из штаб-квартиры на любые дерзкие и дикие эскапады, задуманные в Нью-Йорке Косслером и его подручными.

Бонаволонта мог также помочь уменьшить разрушительное воздействие бюрократического наследия, унаследованного от эпохи Гувера. Каждые восемнадцать месяцев плодотворная работа прерывалась, когда в местное отделение нагрянула инспекционная группа из штаб-квартиры. Придирчивые аудиторы должны были подтвердить, что все правила соблюдаются, что расходование каждого пенни и использование каждой скрепки было должным образом санкционировано. Кроме того, инспекторы составляли отчеты о количестве арестов, произведенных каждым подразделением и каждым агентом. Это было пережитком гуверовских времен, когда квоты на аресты незаконного игорного бизнеса (IGB) использовались, чтобы приукрасить имидж ФБР во время сокращения бюджета в Конгрессе. Агенты насмешливо называли проверки «нашествием счетчиков», а Бонаволонта язвительно шутил, что инспекторы будут недовольны до тех пор, пока им не удастся переименовать ФБР в «Федеральное бюро бухгалтерии». Инспекции приходилось терпеть, но теперь Бонаволонта занимал стратегически выгодное положение, чтобы отклонять и отбрасывать неприятные жалобы, направляемые в Вашингтон. Почти наверняка близорукие соглядатаи отвернутся от дорогостоящих, отнимающих много времени операций по борьбе с организованной преступностью в Нью-Йорке, которые не приносят немедленных ощутимых результатов. Бонаволонте придется сглаживать проблемы.

Когда пять мафиозных отрядов приступили к работе, Косслер пригласил Боба Блейки выступить перед агентами и уточнить их представления о сборе доказательств по делам РИКО. Косслер и высшее руководство ФБР понимали, что противостоят врагу, обладающему экстраординарными ресурсами. В конфиденциальных отчетах бюро в 1980 году мрачно признавалось, что Коза Ностра была одной из самых успешных развивающихся индустрий в стране. В масштабах страны она приносила около 25 миллиардов долларов в год незаконных доходов — по самым скромным подсчетам. По оценкам аналитиков мафии из ФБР и полицейского департамента, «валовый доход» в нью-йоркском регионе без учета накладных расходов составлял от 12 до 15 миллиардов долларов.

Зная о силе мафии, Блейки не переставал повторять агентам, что РИКО — идеальное оружие для победы над Козой Ностра. «Я бы хотел, чтобы вы, ребята, возбудили дело против всех боссов в одном зале суда, — сказал он Джиму Косслеру за ужином в один из февральских вечеров 1980 года в атлетическом клубе Downtown на Манхэттене. — Я мечтаю предъявить обвинение каждому боссу в Нью-Йорке — всей Комиссии».

Косслер, ковыряясь в еде, думал о том, что Блейки было легко фантазировать о масштабных расследованиях в отношении верховных лидеров мафии. ФБР только начинало свою первую концентрированную кампанию, и не было никаких гарантий даже небольших побед. Косслер был относительно низкопоставленным агентом-надзирателем в консервативном, зашоренном ведомстве. Как он мог реализовать эти рискованные, беспрецедентные концепции? Как получить ресурсы, деньги, рабочую силу? Он понимал, что, если он соберет все утопические предложения Блейки в официальном меморандуме, высшие чины ФБР и Министерства юстиции сочтут, что он сошел с рельсов.

И все же, без чьего-либо специального нажатия на кнопку «пуск», профессор юридической школы и горстка агентов ФБР, которых он вдохновил, привели в движение механизм для переломного события: дела Комиссии, атаки на сердце мафии.

21. Большие мальчики

В пяти милях к северу от штаб-квартиры ФБР, в мрачной витрине магазина в Восточном Гарлеме, глава семьи Дженовезе говорил о Комиссии. На самом деле он демонстрировал диктаторские замашки этого органа по всей стране.

«Скажите ему, что это Комиссия из Нью-Йорка. Скажите ему, что теперь он имеет дело с большими парнями».

Энтони «Жирный Тони» Салерно передал это властное послание двум посланникам из Кливленда, когда однажды утром в октябре 1984 года проводил заседание в своем любимом редуте — социальном клубе «Пальм-Бойз». Клуб никогда не был местом сбора мальчишек или центром досуга подростков. Это был бизнес-офис и излюбленное место встреч Тони Салерно, чья добродушная внешность выдавала его реальное призвание. ФБР и многие мафиози по всей стране считали Салерно боссом преступной семьи Дженовезе. Потягивая кофе со своими гостями, Толстый Тони убеждал их предупредить начинающего члена их группировки, что окончательное решение о смене руководства в их кливлендской боргате примут нью-йоркские боссы. По сути, сфера влияния нью-йоркской комиссии распространялась вплоть до Чикаго. Если спор касался боргаты, расположенной дальше на западе, он решался совместно Комиссией и чикагским «Аутфитом».

В отличие от других мафиозных донов Нью-Йорка, которые были отдалены и не желали встречаться с посторонними, Салерно был доступен. Мафиози из Кливленда, Филадельфии, Новой Англии, Буффало и других городов считали его проводником важной информации для других крестных отцов Нью-Йорка. Они часто советовались с ним в «Пальм-Бойз» по поводу внутренних проблем, которые они хотели, чтобы Комиссия рассмотрела и решила. Эмиссары из других городов всегда знали, где найти Салерно.

Заседание с кливлендскими мафиози проходило в то время, когда нью-йоркские боссы были в неведении о готовящихся против них нападениях ФБР, и Салерно не стеснялся ссылаться на верховную власть Комиссии, политбюро мафии. Особенно безопасно он чувствовал себя в Восточном Гарлеме, который был центром его мироздания, как мальчика, так и мужчины. Салерно вырос в этом районе, когда он был исключительно итальянским, и остался там, когда он постепенно превратился в Испанский Гарлем, баррио с преобладанием пуэрториканцев. В 1980-х годах на участке в три квартала по Первой авеню и нелепо названному городскому проспекту Плезант сохранился лишь крошечный очаг пожилых итальянцев и россыпь итальянских ресторанов. Это был старомодный уголок, отвечавший деловым потребностям Салерно. Компактность итальянской зоны была преимуществом, обеспечивая защиту его незаконным предприятиям. Назойливые незнакомцы, несомненно, полицейские или агенты, легко попадали в карантин, а об их присутствии быстро сообщалось подельникам Салерно.

Салерно родился в 1911 году и стал гангстером в 1930-х годах, на заре становления Козы Ностра. В молодости он начал работать в семье Лаки Лучано, которая только что образовалась, и поднялся по обычной для мафии лестнице, пройдя путь от ростовщика до бригадира букмекерских контор, номерных знаков и ростовщиков. Восточный Гарлем и прилегающие районы Гарлема были богатыми территориями для азартных игр, и Салерно с ранних лет начал зарабатывать на этом.

Банда Лучано со временем стала известна как «боргата Дженовезе», а Салерно был лейтенантом Майкла «Триггер Майка» Копполы, главного капо в Восточном Гарлеме, который попал в серьезные неприятности в 1946 году. По словам детективов, Коппола оказал услугу Вито Маркантонио, соседскому конгрессмену. Триггер Майк поручил трем своим парням наказать политического союзника, который, как подозревал Маркантонио, предал его во время предвыборной кампании. Ударники Копполы зашли слишком далеко и убили мужчину, проломив ему череп. Это возмутительное убийство породило заголовки о причастности мафии и политическом мотиве убийства, что заставило обычно услужливую полицию надавить на Копполу. Чтобы спастись от жары, Коппола бежал во Флориду. Это был большой успех Тони Салерно. Только в тридцать с небольшим лет он взял на себя бразды правления капо Дженовезе в Восточном Гарлеме, и удача ему была обеспечена.