Пятая жертва

– Только в этой книге слишком много страниц, - улыбнулся Ротшаль.
– И мы только нащупываем, на каком языке она написана. Ну что, твой тост, Элла...

Так потихоньку они уговорили одну бутылку и взялись за другую.

Валдаев не слишком любил ходить по гостям. Ощущал неловкость. Ему не нравилось напрягаться и казаться чем-то большим, чем есть на самом деле. Не так часто он встречал людей, с которыми ощущал себя свободно. Так вот тут был как раз такой случай. Хозяин квартиры излучал обаяние и доброжелательность. Он острил и незло подтрунивал над окружающими. За вечер прошлись по многим темам. Единственно, речь у Ротшаля была литературна, текла плавно, что слегка утомляло. Местами он был нудноват, когда ступал на тропинку пространных рассуждений. Но эти недостатки нередко встречаются у ученого люда.

– Нужно, чтобы Валерий написал о тебе статью, - сказала Элла, грустно глядя в опустевший бокал.

– Я не против, - с готовностью произнес Валдаев. Ему хотелось сделать приятное этому человеку, как-то отплатить за доброе расположение.

– Нет, - Ротшаль вдруг посерьезнел.
– Ни в коем случае.

– Дяде чужда мирская слава, - засмеялась Элла.

– Ты сама знаешь, что дело не в этом. Повисло неловкое молчание.

– Да нет, ничего особенного здесь нет, - нарушил его Ротшаль.
– Просто я человек суеверный. Предпочитаю не особенно распространяться в средствах массовой информации по моей тематике.

– Почему?
– заинтересовался Валдаев.

– Сложно все это... У любого ученого иногда возникает ощущение, что он переступает через грань дозволенного. И та ней уже не его епархия.

– А чья?

– Высших сил.

– Бога, что ли?

– Скорее Сатаны. Мы вторглись в запретное. И многие получают по голове.

– Что вы имеете в виду?

– В последнее время слишком много смертей вокруг тех, кто занимается этой проблематикой.

– Что, заговор?
– журналистское естество Валдаева взыграло.

– Да что вы, - засмеялся Ротшаль.
– Нет. Просто... Просто случайности... Длинная цепь нелепых случайностей.

– Когда случайностей много, напрашивается мысль о закономерностях.

– Любая случайность - выражение высшей закономерности, - сказал поучительно Ротшаль.
– Кто-то тасует наверху судьбы. Все ополчается против тех, кто приоткрывает занавес над запретной областью.

– Мне недавно говорили то же самое.

– Кто?

– Брал интервью у члена секты сатанистов... Если попался на глаза Дьяволу, то он обращает на тебя внимание. И спускает собак.

– И собаки эти?..

– Имя им случай.

– Что же, - Ротшаль задумался.
– Гипотеза интересная...

* * *

Эту ночь они провели у него дома. Элла оценила его патологическое стремление к порядку: "Чисто, как в операционной".

Уходя, чмокая его почти по-сестрински (что немножко огорчало), но уже с некоторой обыденностью (что радовало) в щечку, она заявила, что ее опять пару дней не будет, и ему сразу стало тяжелее дышать.

Следующий день, сидя за компьютером и готовя очередную статью о новых происках инопланетян в Бразилии, он никак не мог сосредоточиться. И поймал себя на том, что торопит время. После тридцати он зарекся торопить время, поскольку понимал - с этого возраста время начинает играть против человека. Но сейчас он готов был стегать его. Он хотел одного - чтобы новое свидание с Эллой настало побыстрее. Желание вновь встретиться с ней, касаться ее, просто ловить аромат ее духов, наслаждаться ее волнующими движениями и изгибами тела было всепоглощающим. В этом устремлении ощущалось все больше даже не страсти, а какой-то томной болезненности.

Худо-бедно он протянул время до обеда. Зажарил себе свиную отбивную с зеленым горошком, открыл банку маринованных огурцов и пакет томатного сока - так что обед получился вполне съедобный. А потом, прихватив с собой большую чашку с томатным соком, опять засел за опостылевшую статью, которая, несмотря на разболтанное состояние автора, упорно продвигалась к финалу.

Требовалась забойная концовка. Статья обязана начинаться и кончаться броской фразой, тогда больше шансов, что она отложится в памяти читателя.

– Ну что, мы все окружены марсианами?

Нет, это была не последняя забойная фраза. Это была фраза, которую он услышал, подняв телефонную трубку. Хотя вполне годилась для концовки.

Звонила Наташа. И эти слова заменили ей "здрасьте".

– Привет, - произнес он, мысленно чертыхнувшись.
– Это ты о чем?

– Читаю твою статью в последней газете. Зайчик, ты талант.

– Спасибо, - мрачно произнес он.

– Но пишешь чаще то, в чем ни хрена не петришь. Надо тебя все же прихватить в катакомбы.

– Мы уже обсуждали этот вопрос.

– Боишься, лысенький.

– Не называй меня лысеньким!
– взорвался он. Ему давно хотелось поставить ее хотя бы в этом вопросе на место. Понимал, что переговорить эту девку, переболтать тяжело - рискуешь вызвать шквал насмешек. Но терпение не безграничное.

– А ты что, с прошлой встречи оброс? Поздравляю, волосатенький.

– Слушай, ты начинаешь действовать на нервы!

– Только начинаю?

– О Боже, - вздохнул он.

Он понял, что состояние у сатанистки злобно-циничное. И она чем-то удручена.

– Зайчик, ты собираешься указание редактора выполнять?

– Какое указание?

– О работе со мной.

– Ну?

– Антилопа гну... Обойдемся без подземных капищ. Подъезжай сейчас ко мне. Не пожалеешь.

– Зачем?

– Сюрприз... Да не бойся ты так. А то по проводам твоя дрожь передается.

– Чего мне бояться?

– Чего?
– Голос стал ниже.
– Например, что тебе перережут горло. От уха до уха.

– Бред какой-то.

– Или ты перережешь... Ладно, - сатанистка замолчала. Потом произнесла бодро: - В общем, не трясись. Кое-что тебе покажу.

Валдаев поморщился. Ехать ему никуда не хотелось страшенно. Тем более не хотелось видеть сейчас Наташу. И, надо признать, эти разговоры о перерезанных от уха до уха горлах, несмотря на их очевидную абсурдность, достаточно сильно нервировали его. Но редактор сожрет с потрохами, если узнает, что сорвался "сенсационный материал".

– А завтра нельзя?
– слабо попытался возразить Валдаев

– Не на рынке. Не обвесят... Жду. Ни здравствуй, ни до свидания. Сатанистка просто бросила трубку.

– Хамье, - удрученно отметил Валдаев и стал собираться в дорогу.

Близился час "пик". И в метро плескалось обычное всеобщее раздражение, усталость после рабочего дня, истерия от всеобщей суеты.

Перрон. На линии, похоже, были опять неполадки - они теперь случаются аккурат раз в три дня. И вновь поезда шли с большими интервалами, отсюда народу толпилось немерено. Главное - проникнуть в поезд. Народ при появлении поезда напрягся, как напрягаются бегуны перед хлопком стартового пистолета. Сначала в темени замаячили бледные отблески огней, постепенно превращаясь в горящие глаза длинного железного червяка - жителя тоннелей. С угрожающим громыханием поезд вынырнул и стал тормозить у перрона. Казалось, он не остановится, но, подчиненный ниспосланному ему свыше распорядку, поезд послушно, как прирученное животное, замер и распахнул свои бока, из которых хлынули пассажиры.