Пятьдесят лет в Российском императорском флоте

Из писем Вильгельма обнаружилось, что Царь Николай в 1905–1906 году сдался-таки и действительно при свидании на рейде в Биорке заключил с Вильгельмом тайный личный договор на союз с ним. Но Извольский, посол в Берлине, через французскую секретную разведку пронюхал и донес об этом графу Витте. Министр убедил Царя отказаться от тайного союза и грозил, что Франция, сомневаясь в верности России, сама порвет с Россией и уже обратилась к Англии с предложением дружественного соглашения против ее естественной соперницы — Германии. Вскоре это оправдалось: в 1914 году, когда, начав войну 1 августа (нов. ст.), Германия бросилась на Францию, то уже на третий день была поражена внезапной нотой Англии, объявившей ей также войну за нападение на нейтральную Бельгию (как предлог). Извольского перевели из Берлина в Париж.

Вильгельм не унимался и продолжал искушать Царя. «Ты, — писал он ему, — должен в крепких руках держать свою Россию, вся ее сила в твоем самодержавии. Тебе, неограниченному монарху, не подобает дружить с республиканской Францией. В Европе только две наших соседних державы сохранили крепкие монархические традиции, и мы с тобой призваны поддерживать наши искони древние династии, а не враждовать друг с другом». С точки зрения взаимной охраны династий Вильгельм был прав… Но остаться верным союзу Франции Царю помогла личная дружба с кузеном — королем Георгом Английским. Между обоими кузенами большое фамильное сходство. Незадолго перед тем, при личном свидании (и при содействии обеих дипломатий) оба кузена установили отсутствие враждебных интересов их стран и признали верной гарантией мира согласие Англии с Францией. Визит в Кронштадт английской эскадры с адмиралом Битти в мае 1914 года как бы закрепил эту новую дружбу. В то же лето приходил в Кронштадт французский президент Пуанкаре на своей эскадре. Оба этих визита отклонили Царя от искушений Вильгельма. Итак, европейский мир, как всем тогда казалось, обеспечен вполне.

Наши заводские директора с началом лета разъехались по дачам, и я с женой и дочерью Ольгой решил поехать опять в Швейцарию. Дочь в эту весну окончила уже высшие курсы Лохвицкой-Скалон, и предполагалось после Швейцарии оставить ее во Франции для укрепления во французском языке. 1 июня мы уехали через Берлин на том же поезде, что и в прошлом году. Дни стояли прекрасные; нарядный, блестящий Берлин, со свежею зеленью своих садов и обилием изящных дамских покупок, приводил моих дам в приятное настроение, и я был рад видеть их веселыми и довольными. В особенности я радовался за жену.

В Lugano перед самым обедом в небольшом изящном отеле, переделанном из богатой виллы какого-то берлинского барона, мы получили три комнаты с общей верандой, выходящей на озеро.

Отель окружен садом из цветущих олеандров, магнолий и платанов, защищавших его от солнца. Небольшой городок Lugano состоял из двух десятков отелей, расположенных дугой по берегу озера; тут были огромные «Palas’ы» в 7 этажей, «Континентали», «Насионали», «Бристоли», «Виктории»; поменьше — «Бориважи», «Сюисы», обычные во всех швейцарских курортах, повторяющиеся имена отелей. Набережная, длиною версты полторы, была засажена липовою аллеею, это променад, посещаемый публикой по вечерам, когда спадала жара. На зеленых склонах гор, окружавших озеро, были устроены тропинки с маршрутами прогулок, как и везде в Швейцарии.

У самого городка по крутому склону был устроен фюникюлер к монастырю St. Bernardino, лежащему на самой верхушке горы. Оттуда открывался вид на все три соседних озера Lugano, Como и Luggomaggiore. На пароходе мы отправлялись иногда на соседнее озеро Сото; там на острове Beadgio в тени цветущей зелени было несколько кафе, где мы иногда обедали, и вечером, после заката солнца, возвращались к себе в отель. По вечерам в Lugano публика проводила время на верандах кафе, примыкавших к берегу, и под звуки небольших оркестров лакомилась мороженым и прохладительными напитками. Когда началась жара, мы решили переехать по ту сторону Альп, в немецкую Швейцарию, где значительно холоднее. Мы выбрали Weggis на берегу Фирвальдштетского озера («озеро 4-х кантонов»), возле Люцерна.

Проехав Сен-Готардский тоннель, а затем пароходом по озеру, мы вышли на пристани в Weggis’e и, поднявшись на гору, взяли три номера в отеле «Albano», находившемся в красивом саду, заросшем кленами, лиственницей и туей; из миртовых кустов были беседки; небольшие фонтаны орошали клумбы цветов. Отель был на широкую ногу, с полным комфортом, прекрасным столом. Преобладали семейства из Германии и Австрии, было несколько еврейских семейств из Одессы и Польши, доктор-поляк с женой и сыном из Варшавы, два англичанина и один пожилой граф из Бразилии с молоденькой красавицей-женой и грудным ребенком. Два раза в неделю играл оркестр; из столового зала убирались столы, и молодежь после обеда танцевала до полночи. Было очень весело, и о близкой войне никто не подозревал. Но вот в газетах получились известия, что судебное следствие австрийских властей об убийстве в г. Сараеве австрийского наследника с супругой приняло серьезный оборот. Убийцей был серб Гаврила Принцип. Судебные власти обвинили Сербию в поддержке этого заговора. Австрия, по совету Германии, двинула часть войск на сербскую границу через Дунай и угрожала занять Белград и некоторые пункты на сербской территории. Россия предупредительной нотой удержала Австрию от такого опасного шага, но, видя безуспешность своей ноты, объявила мобилизацию корпусов, расположенных на австрийской границе, и послала Австрии ультиматум — отвести войска от границ Сербии.

Тут уже запахло войной, и у нас в отеле публика начала тревожиться, а австрийские и вслед за ними и немецкие семейства (оказалось впоследствии, что мужчины были австрийские и немецкие офицеры) покинули внезапно отель и уехали домой. Одесские и польские евреи базировались на меня, зная, что я адмирал и что, если я сижу спокойно, то нет опасности близкой войны, и они могут не торопиться возвращаться в свою «Одешу». Я тоже с тревогой следил за газетами. В них сообщалось, что император Вильгельм прекратил внезапно свои экскурсии на яхте «Hohenzollern» по норвежским фьордам и вернулся в Берлин. Обменялись взаимно Вильгельм с Царем Николаем телеграммами. Оба уверяли друг друга в нерушимой дружбе и решительном желании избегнуть войны. Но в воздухе, тем не менее, пахло дымом. Толпы иностранцев осаждали вокзалы и спешили домой; в Люцерне все банки прекратили обмен иностранной валюты и закрылись.

Швейцария объявила нейтралитет и мобилизацию, закрыла свои границы для иностранцев, оставив для выезда одну лишь пограничную станцию Шаффхаузен. Все это я узнал только в Люцерне, куда я поехал взять спальные билеты в экспрессе на выезд через Берлин. По всем остальным направлениям выезд, как сказано выше, оказался закрытым. Места во всех поездах были уже заняты вперед на три дня, и я получил билеты только на 18 июля накануне объявления войны (31 июля нов. ст.). Мои дамы начали поспешно укладывать вещи, накупленные в большом количестве за лето и в Берлине, и в городах Швейцарии; все это с трудом упаковалось в трех больших кофрах.

18 июля была чудная погода, и на пристани в Weggis’e нас провожало все оставшееся там общество иностранцев. Мои дамы с букетами в руках трогательно с ними простились. Вечером в 7 часов поезд-экспресс, набитый сплошь иностранными беженцами, увез нас к границе Германии.

НАЧАЛО ЕВРОПЕЙСКОЙ ВОЙНЫ

Постараюсь в коротких словах изложить характер переговоров Германии с Россией непосредственно перед началом военных действий накануне объявления войны 31 июля (нов. ст.) 1914 г.

Вернувшись в Берлин, Вильгельм отправил Царю дружественную телеграмму, а сам объявил секретную мобилизацию. Царь ответил ему такой же телеграммой, но (узнав о мобилизации в Г ермании) по настоянию русского Генерального Штаба была объявлена мобилизация корпусов на прусской границе. Германия 17 июля послала ультиматум России — отменить мобилизацию. Царь колебался и ночью на 18 июля вызвал к телефону Начальника Генерального Штаба и приказал приостановить мобилизацию, но получив ответ, что теперь уже поздно и что весь западный фронт уже получил телеграммы, и остановить ход невозможно, отдал приказ печатать манифест о войне с Германией. К тому же 18 июля (ст. ст.), вечером, германский посол князь Пурталес вручил Сазонову ноту (телеграмма от князя Бюлова) о разрыве сношений и начале войны. Главнокомандующим всех сухопутных сил назначен был Великий Князь Николай Николаевич; Начальником Штаба генерал Янушкевич; начальником Балтийского флота адмирал Н.О. Эссен, Черноморского адмирал Эбергард.

На вокзале в Шаффхаузене творилось вавилонское столпотворение: сотни тысяч пассажиров, выброшенных из швейцарских поездов, бежавших домой, с бою брали места, наполняя немецкие товарные поезда, отходившие каждые 10 минут на север по различным линиям германских дорог. Тут были запоздавшие немцы, бельгийцы, шведы, датчане, финляндцы, поляки, остзейцы, русские и больше всего русских евреев. На перроне вокзала почти до самой крыши нагромоздилась гора пассажирского багажа. Старый носильщик-немец услужливо повел нас по темным путям, спотыкаясь на многочисленных рельсах, и впихнул нас с ручным багажом в товарный вагон, уже наполненный беженцами.