Пятеро на леднике

Вдруг в новом телевизоре начались помехи. Показались смутные высоченные дома, толпы людей в хитонах. Загудело. Замигало. Семен Грызлов встал, подкрутил настройку, а на экране вдруг появился… Тишкин. Он бежал с ящиком под мышкой вверх по лестнице. А за ним квадратный железный мужик тащил на спине не то мешок, не то человека. Затем возникло лицо Тишкина, поющего «Эй, ухнем». А затем невесть почему Тишкин вместе с ящиком и двумя товарищами вывалился с самого высокого этажа… Даша громко охнула и закрыла лицо ладонью.

— Наших бьют! — вдруг громко сказал Грызлов и встал.

— Да сиди ты, это же кино! — прикрикнула жена Грызлова, дергая его за руку.

Грызлов смутился и сел. Но тут же обернулся к Глоусу и сказал с обидой:

— У людей, значит, сенокос, а ты тихой сапой в кино сымаешься? А разобьешься — колхоз тебе пенсию плати?

А на экране опять появилось лицо Тишкина с разбитой губой… Жалостно запела флейта… Белые руки подплыли как лебеди и приложили к его лбу носовой платок…

Даша вскочила и бросилась к дверям. Глоус, нагнув голову, поспешил за ней.

Даша и Глоус шли по ночной деревенской улице; после дождя под ногами чавкала грязь, над головой льдисто сияли созвездия.

Даша всхлипнула, вытерла нос и сердито сказала:

— Видал, как твои товарищи там безобразят? — Она махнула рукой куда-то в сторону Млечного Пути. — Куда годится?

— Ничего они не мои! — глухо возразил Глоус. — Гады!

— Надо лететь, Фима, — сказала Даша со вздохом. — Поможешь там тезке…

Они подошли к воротам; Глоус схватил Дашу за локоть и тоскливым взглядом посмотрел в равнодушную пустыню мироздания.

— Оставь меня здесь, Даша, — попросил он помертвелыми губами.

Даша горестно помолчала и тихо сказала:

— Собирайся, мой хороший…

…Спать укладывались молча, в разных углах комнаты. Глоус долго ворочался, вздыхал, наконец встал и попросил жалобным голосом:

— Даш, давай вместе полетим, а?

Даша сердито молчала.

…Уже за полночь избу озарил алый свет за окном. На улице раздались крики…

Когда Даша и Глоус прибежали на пожар, к огню уже было не подступиться.

Бригадир Семен Грызлов в майке и в кепке, пятясь от пожара, сокрушенно говорил:

— Вообще-то клуб новый ставить давно пора, а вот инструмент дефицитный зря горит. Я эти электрические голубые гитары два года пробивал! Теперь без них крах всей нашей культуре.

— Семен Степаныч, подержи-ка пиджак, — вдруг застенчиво сказал Глоус.

Он снял рубаху и сапоги, остальное снять на людях постеснялся, хотя ему и жалко было новых штанов.

— Ты куда наладился? — недовольно спросил Грызлов, когда Глоус деловито направился в огонь.

Глоус легко взошел на горящее крыльцо, распахнул дверь и шагнул в бушующее пламя.

— От любви это он, — сказала Даша и всхлипнула.

А Глоус ударил в окно изнутри, зазвенели стекла, и на траву, под ноги Грызлову, полетел весь дефицит: дымящиеся гитары, тарелки и барабан. Затем односельчане увидели, как Глоус в самом пекле орудует огнетушителем. Через десять минут, когда только ядовитый дым валил от клуба, Глоус, чихая, спустился с крыльца. Ни один волос не подладился даже на его голове, хотя майка уже догорала. Грызлов схватил ведро с водой, хотел плеснуть на Глоуса…

— Не надо, — поспешно попросил Глоус. — Ни капли!..

Грызлов сказал сердито:

— Ты эти фокусы брось, Ефим, — я давно за тобой что-то замечаю…

— Да не Ефим он! — закричала Даша. — Надоел он мне, головешка! Воды пугается! Ить он с другой планеты прилетел, асбестовый этот. На место Ефима пристроился!

Грызлов строго оглядел ложного Тишкина:

— Вообще-то не без того. У Ефима левый глаз покашивал маненько, точно. А Ефим-то где?

Даша горестно вздохнула:

— С похмелья на энту планету махнул. Прилетели вот эти синие и заманули. Подменили мне мужика.

Грызлов прикурил от тлеющей глоусовской майки и внушительно возразил:

— Ежели Ефима по телевизору показали, значит, не зря он там. По делу.

— Да чего городишь? — вскинулась Даша. — По какому еще делу?

— Кому следует, тот знает по какому, — веско сказал Грызлов.

И Даша проговорила глухим, мокрым голосом:

— Не стану я жить с этим неумытым! Утащили мужика от живой жены!

Даша всхлипнула:

— Я сама туда полечу!

— На чем? — спросил Грызлов с досадой. — Из фанеры, что ли, чего сделаешь? Нет, ты уж не обижай гостя. А таких огнеупорных у нас раз-два и обчелся. Он в случае чего и в домну может влезть.

— Влезу, — сказал Глоус с готовностью. — Меня вот и током не бьет, Семен Степаныч.

— Это наш полезный актив! — заключил Грызлов.

Даша закричала:

— Пускай этот актив как прилетел, так улетает!

Глава одиннадцатая

А на Рюме в подвальной комнате, освещенной допотопной электролампочкой, на колченогом стуле сидел Тишкин и ковырялся в разбитом черном ящике управления планетой. Сам он был тоже несколько разбит при падении, одна рука не действовала. Поэтому время от времени он нагибался и, помогая одной рукой, хватал зубами какую-нибудь проволочку.

В уголке у шкафа сидела Эйлурия и чинила разодранный пиджак Тишкина.

В соседней комнате стучали по чему-то железному.

За спиной Ефима под портретом молодого Лура с усами висела большая, сделанная от руки таблица Менделеева. Тишкин и Эйлурия тихонько напевали:

Степь да степь кругом…

Прервав пение, Эйлурия тихо проговорила:

— Железо?

— Феррюм, — не сразу ответил Тишкин.

Снова запели…

— Медь? — спросила Эйлурия.

— Купрюм… — неуверенно сказал Тишкин и хотел повернуться к таблице, взглянуть.

— Не поворачивайся, правильно, — тихо сказала Эйлурия. — Водород?

— Ангидрид, — твердо и уверенно сказал Тишкин.

Из соседней комнаты вошел Ангидрид с гаечным ключом в руках.

— Довинчиваю Васю, — сообщил он.

— А как Лур Ионыч?

— Фаза не проходит. Просит мышьяку. Пока в обручах.

— Может, заглянешь к нему? — осторожно спросил Ефим Эйлурию, перекусывая проволоку зубами.