Пятицарствие Авесты

что ему всё труднее и труднее расставаться с родными. Вдруг

вспомнилось, как, уезжая несколько лет назад, он забыл

попрощаться с двоюродным дядей, как тот вышел на взгорок,

догоняя и зовя его; но он не вернулся, лишь крикнул в ответ,

что скоро приедет; а когда вернулся — даже раньше, чем

ожидал, — дядю уже не встретил.

В областном агентстве Аэрофлота пришлось купить билет

на рейс следующего дня: на сегодняшний он уже опоздал.

Поэтому он не торопясь побродил по городу, а потом, устав,

решил поехать в аэропорт, чтобы там отдохнуть,

устроившись в местной гостинице. Автобус, на котором он

добирался в аэропорт, оказался полон пассажирами; было и

понятно: конец рабочего дня и люди спешили на свои

пригородные дачи, стараясь не упустить погожие деньки,

того и гляди могущие смениться дождливой и прохладной

погодой, не такой уж редкой летом в этих местах. Виктор

уступил место молодой женщине, плотно прижавшейся к

нему, решив, что её сильно потеснили, а когда встал рядом,

был приятно удивлен её общительностью и

204

доброжелательностью. Выяснилось, что она едет на дачу и у

неё окончилась рабочая неделя, но она давно не была там

одна, и ей, очевидно, будет страшно и одиноко. А перед

остановкой, где ей надо было выходить, оказалось, что

вместе с ней выходит ещё и подвыпивший мужчина,

подозрительно на неё поглядывающий, очевидно, он

обязательно к ней привяжется, если Виктор не согласится её

проводить. Понимая смысл происходящего, он вдруг

подумал: стольких женщин обидел своим невниманием, что,

возможно, их обида сыграла с ним такую глупую шутку,

оставив его без любви, без женской верности. А почему бы и

нет? Он вышел из автобуса вслед за ней, и по дороге она что-

то не умолкая говорила, так что он не имел возможности

вступить в разговор, а пьяненький попутчик, не обращая на

них никакого внимания, скоро исчез в многочисленных

улочках дачного поселка за вишнями, яблонями, кустами

малины.

Утром она, жизнерадостная и счастливая, не упускала

возможности прикоснуться к нему, прильнуть, словно в

благодарность за ночную близость, но, уже провожая его и

ожидая автобус на остановке, вдруг заявила: вот-вот приедет

её муж, и она не хотела бы, чтобы он видел их вместе.

Виктор оторопело смотрел, как она отошла от него на

некоторое расстояние при подходе автобуса, а затем с

чувством обидной досады пошёл навстречу выходившим из

автобуса пассажирам и, уже усевшись у окна, наблюдал, как

его ночная подруга целует только что приехавшего мужа.

Ему вдруг стало безумно стыдно за случившееся с ним этой

ночью; он не чувствовал к тому мужчине, обнимавшему её,

ни злобы, ни ревности, ни злорадства, но только стыд и

унижение по отношению к себе самому, и вдруг снова

вспомнились слова древней легенды: «Скажи мне, друг мой,

закон Земли...»

Уже к вечеру добравшись до дому, он увидел дочь и сына,

бросившихся ему навстречу, повисших у него на шее.

205

Растерянный и взволнованный, он никак не мог отойти в

сторону, чтобы освободить дорогу автомобилю, бесшумно

остановившемуся сзади и даже не пытавшемуся подать

сигнал о помехе.

— Папочка! Где ты был? — спрашивали дети

взволнованно. — Мы уже который день встречаем тебя здесь.

— Но я же не опоздал и приехал, как и обещал.

— Мама плачет и говорит, что ты нас бросил.

— Ну что вы, мои родные, как же я могу вас бросить?!

Такого никогда не может быть. Я был в деревне, немного

развеялся.

— А как же мы? Мы ведь тоже хотим туда поехать.

— А вот Наташа поступит в институт, и поедете туда,

если мама согласится. У вас ведь всё лето впереди.

Они прошли в дом, где их встретила Вера, сдержанно

поздоровавшаяся с мужем и не высказавшая ни слова упрёка

или сожаления по поводу его отъезда. Ужин прошёл в

обычной семейной обстановке, и было видно по всему, что

тревога детей бесследно исчезла: они были абсолютно

спокойны и счастливы. Виктор проверил их, быстро

заснувших после ужина, прошёл на кухню, где находилась

Вера, понимая, что ему не избежать разговора с ней, что, в

конце концов, он нужен по чисто обыденным вопросам: и по

поводу поступления дочери в институт, и по поводу отдыха

её и Андрея. Жена сидела за столом, смотрела телевизор и,

словно дождавшись, когда он нальёт себе чаю, сказала

ровным голосом:

— Ты изменился — я вижу. Стал спокоен со мной.

Наверное, даже равнодушен. Я и раньше знала, что ты

бросишь меня, но теперь это вопрос времени. Очевидно, у

тебя появилась другая женщина. Ну что ж, у тебя есть на это

право. Наверное, ты даже полюбил... Ну а мне-то что делать?

— Зачем ты меня спрашиваешь? У тебя есть к кому

обратиться.

206

— Есть? Что — есть? Кто — есть? Я всю жизнь словно

вымаливаю у тебя ласку! Ты думаешь, мне нужен лучший

мужчина? Лучше тебя нет! Но ты никогда не любил меня, ты

всю жизнь любил её! Кого? Толком даже не знаю. Я для тебя

никто, только дети удерживают тебя; а я люблю тебя, всю

жизнь любила; но мне надо было, чтобы и меня кто-то

любил. Что уж я — ущербная такая? Но все было бесполезно,

а теперь — подавно. Ну что же мне делать? Пусть будет так.

Видно, судьба моя такая; придётся смириться, хотя, как

видно, я не способна была на самопожертвование.

— Ну что же ты молчишь? — сказала она после

продолжительной паузы.