Пятиозерье

Ленка не успела ответить. Откуда-то из глубин здания — истошный вопль.

— Ну что там еще с этим комиком, — устало поморщилась Астраханцева.

— С каким комиком?

Света ничего не понимала: кровь... крик... странное спокойствие Ленки. Похоже, кошмарное видение не кончилось. Похоже, ей лишь снится, что она проснулась, встала и пришла сюда.

— С Пробиркиным, с кем еще... — В тоне Астраханцевой нарастало раздражение. — Начал стричь и сразу резанул себе по пальцу... Заметался, руку чуть не к потолку поднял, выбежал пластырь искать — и пропал.

— Так это его кровь... там, в коридоре?

— Не знаю, капало здорово... — Ленка начала решительно выбираться из глубин кресла и недр простыни.

Торопливые шаги в коридоре — в комнату ворвался Доктор Пробиркин. Всклокоченная шевелюра казалась растрепаннее обычного. Пострадавший палец плаврук упаковал в марлевый кокон с крупную сардельку размером, белый хвост бинта тянулся за дверь и исчезал в коридоре.

— Скорей, пойдемте! — От возбуждения Доктор приплясывал на месте и выражался не слишком связно. — Там СВ плохо... Я за бинтом... дверь спиной... А она... не видел... сзади... Повернулся — лежит... и по-моему, по-моему...

Понять подробности в изложении Пробиркина было сложно, но они пошли и все увидели сами.

09 августа, 14:13, ДОЛ «Варяг», главные ворота

Режим-два, введенный Горловым сразу после визита участкового, ничего особого из себя не представлял. Никакой тревоги, никакого алярма и ахтунга. Рутина.

Вожатые и воспитатели, правда, наотрез отказывали подопечным в просьбах покинуть по какой-либо надобности лагерь в одиночку или небольшой группой. Но многочисленные прорехи забора были к услугам не утруждающих себя формальными разрешениями.

Двенадцатый отряд (первоклассники и дошкольники) лишился плановой природоведческой экскурсии в лес — взамен им срочно организовали турнир по шашкам. А остальное в лагере шло своей чередом. Но прибавилась дополнительная деталь пейзажа — охранник у главных ворот.

Ответственную должность охранника занимал в «Варяге» Володя — он же электромонтер, он же осветитель, он же дальний родственник жены Горлового. И вот теперь он сидел в раскалившейся на солнце будке, тупо смотрел на дважды прочитанную бульварную газету и мечтал о двух вещах сразу: освоить бутылку-другую холодного пивка и покемарить часок в прохладе...

Нельзя сказать, что обязанности Володи в этой его ипостаси отличались сложностью и многообразием. За последний час он три раза покидал насиженное место — дважды открыл ворота, впуская машины, и один раз выпустил...

И все равно он не любил режим-два, считая его никчемной тратой сил и времени. По счастью, случалось такое не часто — один, редко два раза за лето и дольше двух-трех дней не длилось. Чаще всего по окрестным лесам ловили солдатиков, двинувших в бега с оружием... Этих беглецов Володя, отмотавший срочную на Новой Земле, среди звенящей от мороза бесплодной тундры, не понимал совершенно: казалось бы, служи здесь и служи — климат мягкий, места красивейшие, курорт, одним словом.

Но на территории собственно лагеря и даже в ближайших его окрестностях солдаты-дезертиры ни разу не появлялись. И мало-помалу режим-два превратился в чистой воды формальность, никому, по большому счету, не нужную.

Глава 5

09 августа, 15:41, крыльцо Старого дома

— Сразу диагноз не поставить, надо делать энцефалограмму, другие исследования...

Врач «скорой» оказался относительно молод, циничен и лыс.

«И едва ли был отличником в своем мединституте, — подумал Горловой. — Отличники в его возрасте сидят в столицах и пишут диссертации. А на станциях „скорой помощи“ в провинциальных городишках вкалывают разгильдяи и троечники».

— Склонность к обморокам не наблюдалась? — спросил лысый троечник. — Сильные головные боли? Спиртным по жаре не злоупотребляла?

Горловой растерянно помотал головой. За пять лет их знакомства СВ ни разу не брала бюллетень, ее организм представлялся начальнику вечным двигателем, никогда не дающим сбоев...

— Ну не знаю, не знаю... — Эскулап посмотрел на фельдшера и водителя, показавшихся с носилками из темного провала коридора. — Бывает, что клиент вроде здоров как бык, не чихнет, не кашлянет, а в мозгу, в сосуде тромбик — бац! — и в лучшем случае соболезнования родне, а худшем проскрипит еще лет несколько полурастением, с капельницей и уткой...

— А... простите... когда мы можем рассчитывать... э-э-э... на выздоровление... — Горлового раздражала перспектива остаться на неопределенный срок без главной своей помощницы.

— Поймите, милейший, — доктор говорил снисходительно и ласково, как педагог в школе для дефективных, — она жива только потому, что вы сразу ее нашли, быстро позвонили и мы оказались тут рядом, в Полянах. Это — кома, поймите. Ну, сердечко мы ей активизировали, по дороге, если надо, кишку [4] подключим... Но это — кома, она на грани, никаких гарантий... Кстати, вот у нее нашлось в кармане, можете собрать по-быстрому белье и одежду для больницы...

Горловой недоуменно смотрел на связку ключей на длинной серебрящейся цепочке.

4

Кишкой (с ударением на первом слоге) на жаргоне медиков скорой называют входящий в комплект каждой машины кислородный ингалятор (КИ-ЗМ, КИ-4 и т.д.)

— Вадим Васильевич, давайте, я быстренько все соберу. — Ленка вынырнула из дальнего угла крыльца Старого дома, где о чем-то вполголоса переговаривалась с Пробиркиным и Светой. — Спальное белье тоже брать?

Эскулап молча кивнул головой.

09 августа, 15:48, комната СВ

Замок лязгнул несмазанным затвором, Ленка торопливо шагнула в комнату СВ.

Она никогда здесь не бывала, но не удивилась ничему, именно так все ей и представлялось: узкое помещение с узким окном, шкаф, над кроватью с панцирной сеткой — бра казенного вида и маленькая полочка с книгами, к названиям на переплетах Астраханцевой присматриваться было некогда...

«...Так, халат... есть тут у нее какой-нибудь пакет?., отлично, этот подойдет... теперь белье... шкаф заперт... зачем запирать шкаф в запертой комнате... а вот этот ключик на связке... ага, оно... значит, ночнушку, и простыню... а это что?..»

Ленка медленно наклонилась над конвертом, из которого выпали несколько фотоснимков. Конверт оказался старинный, из черной бумаги, и столь же давнишние лежали в нем фотографии, напечатанные на старой, зернистой бумаге. Бесконечно-долгую минуту Ленка смотрела на них, сжав губы в тонкую ниточку... Затем решительно стала шарить в глубине полки.