Пятнадцать тысяч монет

Князь выслушал четверостишие и, смеясь, сказал: «Хорошие стихи, но им не хватает изощренности».

Затем он предложил Второму прислужнику сложить стихи. Тот поклонился и спросил тему; ему тоже была дана тема «Цзунцзы». Стихи Второго прислужника звучали так:

Цюй Юаню с любовью из года в год Ароматные цзунцзы приносят. За великую щедрость твою, о князь, Ждет тебя на том свете награда. Чтоб монахам раздать, чтоб досталось всем, Принести надо цзунцзы немало — Но узнать невозможно, кто лучше всех Разбирается в жизни и смерти!

Князь выслушав, пришел в восторг.

— Хорошие стихи, — одобрил он и спросил Второго прислужника: — Не ты ли написал стихи на стене галереи?

— Да, милостивый князь, они написаны мной, — ответил Второй прислужник.

— Раз их написал ты, — сказал князь, — ты и раскрой мне их смысл.

— В государстве Ци был некий Мэнчан-цзюнь, — ответил Второй прислужник. — Он содержал три тысячи дружинников. Родился он в полдень пятого числа пятого месяца. В государстве Цзинь был генерал Ван Чжэнь-э — он тоже родился в полдень пятого числа пятого месяца. Но вот я, родившийся в тот же день и час, как они, страдаю от бедности и горестей. В четверостишии я вздыхаю о своей несчастной судьбе.

— Откуда ты родом? — осведомился князь.

— Я родом из уезда Лэцин области Вэньчжоу, по фамилии Чэнь, по имени И, по прозванию Кэ-чан, — ответил прислужник.

Видя, что слова прислужника чисты и что талант этого человека поистине выдающийся, князь захотел возвысить его. Он в тот же день послал стражника в управление по делам буддийских монастырей в городе Линьаньфу за монашеским свидетельством для Второго прислужника. Прозвище Кэ-чан сохранилось за ним как монашеское имя. Кэ-чан был назначен священнослужителем при дворе князя. К вечеру князь вернулся домой, и больше рассказывать о нем пока нечего.

Время летит как стрела. Незаметно прошел еще год. Наступил пятый день пятого месяца, и князь снова отправился в монастырь Линъиньсы угощать монахов. Настоятель ввел в свою келью Кэ-чана и всех монахов. Не обошлось без угощенья. За трапезой князь подозвал к себе Кэ-чана и сказал:

— Сложи мне цы, из которого я узнал бы историю твоей жизни.

Кэ-чан поклонился и прочел цы «Пусамань»:

Один этот день на всю мою жизнь Бросил мрачную тень. Однако исправлена вся моя жизнь В этот же день. От пятого дня пятого месяца В течение целого года До пятого дня пятого месяца Я ждал твоего прихода. Своей справедливой и щедрой рукой Меня поддерживал ты: Монахом я стал и спокойно живу Вдали от мирской суеты.

Князь остался доволен. Он отправился домой совершенно пьяный и захватил с собой Кэ-чана. Дома он представил его двум своим женам.

— Этот монах родом из Вэньчжоу, по фамилии Чэнь, по имени И, — сказал им князь. — Он трижды сдавал экзамены, но степени не получил, а потому отрешился от мирской суеты и стал прислужником в монастыре Линъиньсы. Он хорошо пишет стихи, поэтому я сделал его своим придворным монахом и дал ему монашеское имя Кэ-чан. Это было год назад. Сегодня я привел его к себе домой, чтобы он нанес вам визит.

Жены очень обрадовались. Домашние князя также были восхищены умом и скромностью Кэ-чана. Князь развернул цзунцзы и, передавая один из них Кэ-чану, предложил ему сочинить цы на тему «Цзунцзы», использовав тот же мотив «Пусамань». Кэ-чан поклонился, попросил бумагу, кисть и написал:

В начале пятого месяца Из нитей шнуры плетут. В тонкие листья бамбука Клейкое просо кладут. Бросают аир^{67} благовонный В мясо и в винный сосуд… Милостив ты, о владыка, И справедлив твой суд. Когда в наши горы подняться Возьмешь на себя ты труд — На мальве, согретой солнцем, Два-три цветка расцветут.

Стихи понравились князю, и он приказал позвать певицу Синь-хэ, что значит «Свежий лотос», и велел ей спеть новое цы Кэ-чана. У Синь-хэ были длинные брови и узкие глаза, белое лицо и алые губы, двигалась она легко и грациозно. Взяв в руки сянбань^{68} из слоновой кости, она встала перед присутствующими и запела звучным голосом. Все громко выразили одобрение. Князь велел Кэ-чану написать еще цы в честь Синь-хэ, снова на мотив «Пусамань». Кэ-чан взял кисть и написал:

Изящны все ее движенья И голос чист, То нежно он звучит, то резок Как ветра свист. Ты милостив и справедлив, владыка, — В наш круг хмельной Привел наложницу, что может смело Соперничать с луной. А если взор наш беспокойный ищет Прекраснейший цветок — Не нынче — завтра лотосу раскрыться Подходит срок.

Князь обрадовался еще больше. К вечеру, когда кончился пир, Кэ-чану было велено вернуться в монастырь.

На следующий год в пятый день пятого месяца князь снова хотел отправиться в монастырь Линьиньсы угощать монахов. Неожиданно полил сильный дождь. Тогда князь приказал слуге:

— Пойди ты один. Раздай монахам угощенье и возвращайся вместе с Кэ-чаном. Я хочу повидать его.

Слуга отправился в монастырь Линьиньсы и сказал настоятелю, что князь велел ему привести с собою Кэ-чана.

— На днях у Кэ-чана заболело сердце, он не выходит из кельи, — сказал настоятель. — Я пойду к нему вместе с тобой и спрошу его.

Слуга и настоятель пришли в келью Кэ-чана. Кэ-чан лежал на кровати. Он сказал слуге:

— Кланяйся милостивому князю, я заболел и не могу пойти. Вот письмо. Передай его от меня князю.

Слуга вернулся с письмом в дом князя.

— Почему не пришел Кэ-чан? — спросил князь.

— Милостивый князь! — ответил слуга. — У Кэ-чана уже несколько дней болит сердце; он не может прийти. Он велел мне вручить вам письмо. Он сам запечатал его.

Князь прочитал письмо — это опять было цы на мотив «Пусамань»:

Как-то случилось, что весь этот год В келье я просидел. Много судьба препятствий чинит Для добрых и чистых дел, Сердце болит у меня, господин, Милостив ты, справедлив — В пору, как лотос начнет цвести, Кто скажет, буду ль я жив?

Князь тотчас потребовал к себе Синь-хэ, желая прослушать это цы в ее исполнении. Но жена управляющего доложила ему:

— Милостивый князь! В последнее время у Синь-хэ брови опустились, глаза стали ленивыми, груди большими, живот высоким — она не может выйти.