Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Пятое измерение. На границе времени и пространства (сборник)

Битов Андрей Георгиевич

Шрифт:

– Умрет не от этого, – прямо взглянув мне в глаза, нехотя буркнул он.

Успокоенный, я поехал сопровождать своего двенадцатилетнего Ваню в Абхазию, к морю. Давненько я у него не был, у моря… С маминого восьмидесятилетия, отмеченного так счастливо в той же Абхазии.

И вот, выходя с этим трепетом первого в сезоне огурца на пляж, гордясь своим голенастым сынком, нетерпеливо стаскивая на ходу фуфайку через голову…

Крест у меня был особый, каменный, подаренный мне моим лучшим другом и крестным, освященный в Иордане… Монолитный, толстый…

И вот, падая с метровой всего высоты на пористый и присыпанный песочком бетон ступеньки, он раскалывается на кусочки, как рюмочка.

И не успел я дойти до моря, как меня всполошенно позвали обратно в корпус, к телефону…

«Пока мама жива, мы молоды», –

говорят на Кавказе.

Сорок девять

ВОТ ЕЩЕ ЦИФРА, которую надо пережить. Слишком часто в нее упираются, не дожив до первого юбилея. Семью семь – две косы.

«Они любить умеют только мертвых…» Этот пушкинский приговор русскому менталитету скрашивается тем, что любят все равно те же, кто любил живого. Только возможностей почему-то появляется больше. Та же гласность.

Очередная тризна по Сергею Довлатову († 24 августа 1990) – «Звезда», Арьев…

Срочно в номер. По телефону же, как в голову пришло: «Время поджимается, как яйца. Сергей Довлатов был моложе даже Валеры Попова. Он был слишком высок и слишком красив, чтобы я мог относиться к его прозе независимо. В конце концов, он сломал мне диван. И теперь, когда я знаю всех, кто имел к нему отношение, он умер. Редкое свойство русского писателя оказаться старше, чем ты рожден. Сережа Довлатов – Чехов. А кто же тогда Чехов?»

«Яйца оставить?» – «Оставь, раз уж есть».

Недавно едем это мы с Поповым, два старых мэтра, на автобусе из Ленинграда в Эстонию, сопровождая группу более свежих петербургских дарований.

Приглядываюсь к новым лицам, прислушиваюсь. Пересечь границу внутри бывшего СССР – тоже, доложу вам, переживаньице.

Слышу (с величайшим почтением в голосе):

– Валерий Георгиевич, а скажите, пожалуйста, как на вас повлияло творчество Сергея Довлатова?

– На меня? повлияло? – Попов на секунду теряет дар речи. Но лишь на секунду: – Да он же позже меня начал! Он нормальный тогда парень был. Его и за пивом можно было сгонять сбегать…

– Вот-вот! – подхватываю я. – А я еще тебя мог послать…

– Да, нормальный был парень… – Попов окончательно обретает свой дар. – Это только после смерти он так чудовищно зазнался.

Думаю, Довлатову бы первому понравилась такая шутка.

Лежу я в одиночествеНа человеке голом…

Не знаю, какой Камю выразился бы так кратко и на таком пределе. Знаменитого ленинградского алкаша и клошара отпели 1 мая 1992-го, в канун Пасхи, а не в День международной солидарности трудящихся, в открытой за день до того, к Пасхе, Конюшенной церкви, семь десятилетий прослужившей по советскому назначению – складским помещением.

Олег Григорьев удостоился чести, которая не снилась ни одному из судивших и гонявших его секретарей: быть вторым русским поэтом, отпетым в этом храме. Запах поспешного ремонта смешался с запахом свечей и ладана.

И с запахом перегара.

Многие уже не дошли до похорон.

Эти, что здесь, оказались покрепче. Эти – пришли. Я представил себе количество выпитого ими всеми вчера и машинально посмотрел под ноги. Будто в этом выпитом можно было уже промочить ноги. Я представил себе количество выпитого ими всеми за жизнь с одним лишь дорогим покойным, и мне показалось, что я вошел в пруд с намерением выкупаться, но все еще не решаясь окунуться. Как раз дотуда дошло, до них.

Я представил себе количество выпитого всеми нами за всю нашу жизнь и привстал на цыпочки, чтобы разглядеть черты усопшего.

Трудно было поверить, что Пушкин лежал здесь же.

В последний раз вглядывался я в успокоившиеся черты буяна, и мне казалось, что он, Олег Григорьев, не только польщен, но и впервые в жизни смущен.

Советская власть на своем месте, но и Сережа с Олежкой сделали все, чтобы не дожить до юбилея. И умереть не от этого.

Плита на троих

Яков Аронович Виньковецкий

27.I.1938, Ленинград – 27.IV.1984, Хьюстон

Юрий Аркадьевич Карабчиевский

14.Х.1938, Москва – 30.VII.1992, Москва

Натан

Семенович Федоровский

28.VII.1951, Латвия – 30.III.1994, Берлин

НЕЛЬЗЯ ТАК СИЛЬНО ЛЮБИТЬ РОССИЮ.

Подчеркните или выделите курсивом или разрядкой любое слово этой фразы, измените знак препинания в конце… И вы получите еще дюжину фраз различного наполнения и содержания.

Пред-верие

«В нем смерть уже гнездо свила»,А он не замечает этого —Стоит под тяжестью стволаИ виден под упадком света.На всякий случай он живет.Жизнь не подарок, а работа,И тает сок его, как лед,И замерзает смертным потом.Он дуб, он человек, он волк,И ветки, руки, клочья шерстиНа нем живут по воле волнЧужой энергии и смерти.Тот свет и этот в нем равны,А в приговоре он не волен,И под конвоем тишиныВедут его, и он не болен.Как умирающий здоров!В нем силы борются пустые,Давясь, он утром ест творогИ чувства чувствует простые.Он просит веры по ночам,Прощенья. Умоляет Бога.И беспокойствие к ногамСпешит – идти уже немного.Он спит, и, значит, он продолжитВчерашний день не вспоминать.Пред ним живая Матерь БожьяИ мертвая родная мать.И снова листья шелестятНа веточке отмершей ветвиИ защищают от превратГнездо в дупле с яичком смерти.

24 октября 1994, Переделкино

Отсрочка

(Сура 77)

Нас шлют вдогонку друг за другом,И мы летим во все концы,Оповещая, круг за кругом,Весну конца. Конца гонцы,Мы чертим грани различеньяДобра и зла между собой,Предупрежденья иль прощеньяНе возвестив своей трубой.Но что обещано, то будет…Но не сегодня, не сейчас.И грешник все еще подсуденЛишь в смерти. Как один из вас.А то, когда погаснут звездыИ распадется небосвод,Вам не страшней шипов у розы,Что преподносит вам Господь.

1995

Декабрь, Нью-Йорк

Из «Что-то с любовью»…

«Мысль пришла и прошла. Была.

Ничего нельзя восстановить, не создавая.

Даже вот такую мысль.

И еще одну: должна же быть хоть одна достоверная история в Истории человечества? Чтобы уж не было сомнения, что была.

И вот есть одна такая… Единственная. Без тени.

История Иисуса.

Является ли мысль о множественности миров ересью? Нет. Потому что Он был в этой множественности как единственно достоверный факт.

Поделиться с друзьями: