Пылающий мир

Он открывает рот. Раздается прерывистый хрип. Кажется, его глаза смотрят сквозь меня.

— Почему?! — кричу я и трясу его. — Какая у вас цель? Кто вами руководит? Я чувствую, что внутри меня гул ярости смешивается с шумом из подвала.

Дверь грохочет.

— Где Атвист? — я кричу в его лицо, вытаскиваю кусок стали и втыкаю ему в грудь. Дверь внутри меня сражается со своими замками, и через щель между створками я вижу огонь, обгоревшую плоть и извивающихся червей.

Я сую руку в зияющую рану и ковыряюсь, пока не нахожу лёгкие.

— Скажи мне!

Я сжимаю их, направляя воздух в его горло.

— Скажи!

Я слышу шаги за спиной, и пылающая красная тьма перед глазами рассеивается. Я осознаю, что кричу на мертвеца, мой кулак где-то у него в груди, а друзья смотрят на меня и испуганно молчат.

Я втыкаю кусок стали в череп пилота, медленно встаю и отворачиваюсь, вытирая руку об штаны. Джули, М и Нора таращатся на меня. Эйбрам с дочерью ждёт у двери в терминал, больше поражённый, чем обеспокоенный. Мне очень хочется извиниться, найти хоть какое-то оправдание тому, что они только что видели, но мне слишком противно. Не столько от себя, сколько от всего остального. Моё отвращение к миру так глубоко, что отвращение к себе тонет в нём, даже не вызывая ряби.

— Надо уходить, — говорю я, глядя в пол.

Долгое молчание нарушается только тихими стонами Мёртвых. Они бродят вокруг нас как лунатики, разглядывают асфальт и ковёр из трупов, и, похоже, не знают о нашем присутствии. Словно они залезли в такую глубокую яму, где до них не дотягивается даже запах жизни.

— Куда? — тихо спрашивает Джули.

— В мир. Здесь ничего не осталось.

— А что там?

— Мы не знаем. Поэтому и надо идти.

Я не смотрю им в глаза. Прохожу мимо и встаю напротив Эйбрама.

— Аксиома владеет территориями на побережьях. А что между ними?

Он осматривает меня с головы до ног, раздумывая, насколько серьёзно стоит ко мне отнестись.

— Почти ничего, — отвечает он. — Брошенные города. Опустевшие территории. Возможно, несколько убежищ.

— Возможно?

— Последние отчёты приходили несколько лет назад. Сейчас Аксиома держится у берегов, но все знают…

— Да никто ничего не знает, — огрызаюсь я. — Мир вырос. Город стал страной, страна — планетой. Там обязательно что-то будет.

Все смотрят на меня, ошеломлённые моей внезапной многословностью, но я так сосредоточен, что забываю стесняться.

— Что, например? — спрашивает Нора.

— Люди, — наконец, я разрешаю себе посмотреть ей в глаза, потом в глаза Джули и Эйбрама. — Помощь. Может, даже ответы.

Джули кивает.

— Аксиома завладела нашим домом и всем, что вокруг. Они планируют идти дальше, и мы не сможем остановить их самостоятельно.

— Я не планировал их останавливать, — говорит Эйбрам.

— Точно, твой домик, — она встречает его взгляд с пугающей зрелой сталью в глазах, которая скрывается под юным легкомыслием. Я всегда немного волнуюсь, когда это вижу. — Может, ты и прав. Может, если прятаться достаточно долго, Аксиома сгорит сама по себе. Но я думаю, что сначала они сожгут остальную часть континента. Что ты хочешь подарить Спраут на восемнадцатилетие, когда вы выйдете из бункера? Выжженную землю, которой управляют сумасшедшие?

— Я не вижу других вариантов, — выдыхает он.

— А ты их ищешь? Там могут оказаться армии повстанцев, процветающие города, люди, распространяющие лекарство… Мы понятия не имеем, что там есть.

Эйбрам смотрит на неё так пристально, что не замечает, как Спраут отделяется от группы.

— Папочка, — говорит она, забираясь на колесо 747-го. — Пошли уже куда-нибудь.

— Мура, слезай! — он подбегает и стаскивает её вниз. Мои ребятишки смотрят на маленькую девочку, осознавая, что она на них очень похожа, но они еще шокированы гибелью матери, которая на их глазах превратилась в брызги. Меня мучают угрызения совести, когда я замечаю, что капли на их лицах красного оттенка. Тёмные, почти пурпурные, но не чёрные. Она была так близко.

— Ну и что ты предлагаешь? — говорит Эйбрам, не поворачиваясь. — Исследовать? Путешествовать? Ты забыл, что за тобой гоняется Аксиома? Тебе дважды повезло, но когда мы поймём… — он делает усталый вздох. — Когда они поймут, что здесь произошло, всё станет намного серьёзнее. Мы уже не сможем убежать.

— Надо бежать быстрее, — отвечаю я. Он показывает на упавший вертолёт.

— Это один из примерно десяти вертолётов, оставшихся в Америке, и ты знаешь, у кого остальные.

— А самолёт?

Он открывает рот, чтобы поиздеваться над этим вопросом, потом оглядывается на дочь, снова карабкающуюся на огромное колесо.

— Ты сказал, что ты пилот, — говорит Джули. — Сможешь вести 747?

Он отрывает взгляд от шасси, смотрит на круглый клоунский нос одного из крупнейших коммерческих авиалайнеров и смеётся.

— Эта грёбаная штука такая большая, что я и забыл, что это самолёт.

— Ты можешь его вести?

Он изучает его минуту, бормоча себе под нос.

— Что-то среднее между гражданским и военным… Последняя модель… Наверное, похож на С-17… - он бросает взгляд в сторону Джули. — Я смогу вести, если он летает, но это очень большое «если». Здесь всё поломано и выпотрошено.

— Он работает, — говорю я.

— В ангаре Island Air есть топливо, — говорит М, потом прикрывает рот ладонью и шепчет Норе:

— Я его нюхал. Нора улыбается.

— Крепкая штука?

— Ещё какая.

Эйбрам смотрит, как Мёртвые спотыкаются о трупы на асфальте. Смотрит на два новых трупа в вертолёте, одетых в такие же бежевые куртки, как и он сам. Смотрит на свою дочь, которая сидит на колесе на уровне его глаз. На её обеспокоенном лице появляется редкое радостное волнение.

— Нужно провести предполётную проверку, — говорит он, стараясь сохранять нейтральную интонацию. — Но не очень-то надейтесь.

* * *

Пока Эйбрам проверяет жизненно важные части самолёта, М провожает меня к своему секретному тайнику: под брезентом спрятана пирамида из бочек с топливом, хотя я сомневаюсь, что именно брезент сохранил его сокровище. В целом постапокалиптическое отчаяние почти не затронуло аэропорт. Здесь сохранились солнечные батареи, автомобили на ходу и самолёт, который, может быть, летает. Я подозреваю, что все эти годы грабителей сдерживали я и мои мёртвые приятели, собравшиеся здесь в большом количестве. Тысячи охранников работали круглосуточно — с перерывами на обед.