Пьющие ветер

— Может, я еще не была готова, может, мне нужно было сначала довериться тебе.

— Они мечтают увидеть тебя снова.

— Пока ничего им не говори.

— Хорошо.

— Знаешь, то, что я уехала, не значит, что между нами что-то изменилось. Мы всегда можем рассчитывать друг на друга, несмотря ни на что.

Тон, которым она произнесла эти слова, был полон решимости. По правде говоря, Марк знал, что это было обещание, которое она давала как ему, так и себе, и если бы он мог видеть глаза своей сестры в этот момент, он бы заметил, как в них горят огоньки, словно бегающие в тесном загоне лошадки.

— Скажешь мне, когда придет время?

Вдали за рекой раздался громкий шум, похожий на раскат грома, но небо оставалось чистым.

— Что это было? — спросила Мабель.

— Наверное, браконьеры рыбу глушат. Матье очень разозлится, когда узнает об этом.

Птицы замолчали. Несколько капель упало с арки виадука, сверкая, как кристаллы соли. Через некоторое время тишину нарушил голосок сойки, а за ней и других птиц.

— Странно, — сказал Марк.

— Что странно?

— Что был всего один взрыв.

Сначала Матье услышал слабый звук двигателя. Водитель не торопился. Ранним утром, да еще в воскресенье не нужно быть волшебником, чтобы догадаться, куда он направился.

С ружьем в руках Матье побежал вверх по реке, зигзагами пробираясь между деревьями, легкий, как лань. Вскоре он оказался у каменистого брода, куда приходили пить всевозможные дикие животные, и прислушался к характерному механическому шуму при торможении. Теперь автомобиль спускался по боковой дорожке. Вытирая пот, Матье прилег примерно в тридцати метрах от брода, под большой развесистой сосной. Таким образом от него ничто не могло ускользнуть. Его сердце бешено колотилось. Он сосредоточился на дыхании, прижав подбородок к прикладу ружья.

Сначала он увидел белую пятиконечную звезду, нарисованную на капоте джипа. Водитель совершил маневр и задним ходом сдал к берегу. Несколько теней легли на кузов, а затем соскользнули на землю. Задние фонари загорелись в нескольких метрах от воды и погасли; машина затихла. Из джипа вылезли двое мужчин, потом обошли машину и встали у запасного колеса и привинченной канистры с бензином и нарисованным на ней черепом. Каждый держал в руке по бутылке пива, и они открыли их о край дверцы. Пробки отскочили от гальки и упали, сверкая, как алмазы.

Мужчины смотрели на воду, как будто делили общую тайну, потягивая свое пиво. Матье прекрасно различал между деревьями их лица. Он знал их. Морис Ренуар и Бенджи Саллес также работали на каменоломнях; два хулигана, которые никому не нравились, а Матье и подавно. Это были сволочи, которые всегда издевались над новичками, но руководство закрывало на это глаза. Матье тоже досталось, когда его наняли. Марк избежал этого, так как работал в офисе. Их любимой игрой было заставить несчастного лечь голым на кучу гравия и привязать его к четырем кольям. Затем они ставили ему на живот стакан с нитроглицерином и обещали отпустить через час. Некоторые проливали стакан, и ужас охватывал всех, прежде чем они понимали, что это всего лишь вода. Ритуал был хорошо известен, но поскольку никто не знал, на что способны Ренуар и Саллес, все боялись, что когда-нибудь они и правда поставят стакан с нитроглицерином. Остальные работники не одобряли выходок товарищей, но никто из них не осмелился бы бросить им вызов; все держались на почтительном расстоянии, во-первых, потому что они были подотчетны Джойсу, а во-вторых, чтобы не пропустить такое зрелище.

Мужчины опустошили бутылки и бросили их на землю. Одна разбилась. Затем Саллес открыл багажник, заскрипели ржавые петли. Ренуар откинул брезент, открыв деревянный ящик с двумя веревочными ручками. Они осторожно выгрузили его и поставили на землю. По выгравированной надписи Матье понял, что Ренуар вел машину так осторожно вовсе не из благоразумия. Гранаты с прошлой войны. Саллес вернулся к передней части джипа, открыл пассажирскую дверцу, наклонился, чтобы взять еще две бутылки пива из переносного холодильника, и бросил одну своему напарнику, который поймал ее на лету. Они прошли вверх по реке около ста метров и остановились перед большим естественным бассейном; вода была такой прозрачной, что виднелось дно. Мужчины пили, покуривая сигареты, и с удовлетворением наблюдали, как в воде крутились рыбки, из-за чего только и можно было понять, что это вода, а не воздух.

Закончив курить, они бросили окурки в воду, отрыгнули и швырнули пустые бутылки через плечо. Потом вернулись к джипу. Саллес взял сачок с длинной ручкой и положил его на гальку. Ренуар вынул металлический стержень, просунутый в навесной замок, и откинул крышку ящика. Мужчины опустились на колени.

Матье охватила ярость, злость забурлила в крови. Река тоже была из крови, и если он ничего не предпримет, из этой черной крови вскоре появятся молочные тела рыб, убитых ударной волной взрыва. Если Матье ничего не сделает, все так и будет продолжаться, и река возненавидит его, возможно, даже прогонит. Ему придется жить, а мертвые глаза рыб будут вечно его преследовать, где бы он ни находился. Деревья больше не будут с ним говорить, тишина придавит его к земле, навсегда запретив ему смешиваться с почвой.

Пот заливал глаза, он смаргивал, но капли скатывались по переносице, собирались у губ в кислую струю, которую он механически втягивал в рот. Он заморгал чаще, и казалось, что, прогоняя пот, он прогоняет и худшее из того, что он себе представлял, остается только гнев. Сомнения постепенно улетучились, и все стало ясным, он был предан природе, приютившей его, а потом и забравшей к себе.

Матье почувствовал покалывание в кончиках пальцев, которое распространилось на руки и плечи. Гнев и ярость больше не увеличивались. Они лишь переросли в уверенность. Его веки замерли, как будто он делал снимок того, что никогда не должно было бы произойти здесь, в этом лесу, у этой реки. Он будет спасителем всей долины, а не просто человеком из плоти и крови. Он медленно положил палец на курок, вставил патрон и снял с предохранителя. Перевел прицел с Ренуара на Саллеса и остановился на ящике. Посмотрел на надпись. Чистый свет проник в его сознание и рассеялся. Его палец плавно соскользнул со спусковой скобы на курок, и он нажал на него, не думая ни о чем другом. Раздался страшный взрыв. Матье опустил ружье и прижался лицом ко мху. Эхо взрыва отогнало все мысли. Прошло несколько секунд, и он перевернулся на спину, стараясь успокоиться. Вперед он смотреть не стал, но не из трусости, а из страха увидеть человеческие останки на противоположном берегу.

Матье шел медленно, как солдат, покидающий поле боя, не знающий, куда податься. Ружье, спрятанное под курткой, сковывало движения. Солнечные лучи, проглядывающие сквозь листву, как будто пробивали его тело, в голове пульсировало от взрыва. Он хотел бы, чтобы деревья заговорили с ним, заставили забыть о случившемся, хотел бы не возвращаться к действительности. Но он был один.

Он остановился за тополями у дома. Подождал. Ему нужно было двигаться, чтобы найти в себе силы идти дальше. Увидел, как вышла мать, прижав к бедру корзину с бельем. Она обогнула крыльцо, то пропадая, то появляясь среди листьев лилейника, а затем исчезла. Матье сделал глубокий вдох и направился к дому, прошел по крыльцу и толкнул дверь, которую мать оставила приоткрытой. Он шел прямо, не замечая Марка, который прислонился к плите и ел яблоко.

— Привет! — сказал он.

Матье не ответил. Он дошел до лестницы. Марк не настаивал, следя за ним глазами, удивляясь, что в этот день он не принес ни одной рыбы, ведь брат часто останавливался, чтобы рассказать про реку; но сейчас тот поднимался по лестнице, сурово, как монах, идущий по монастырю. Марк долго смотрел на пустую лестницу. Он доел яблоко и пошел выбросить огрызок на улицу, за ограду. Он вернулся в дом, поднялся наверх и постучал в дверь Матье. Ответа не последовало. Он снова постучал и вошел, хотя ему никто не ответил.

Матье сидел на краю кровати. Он чистил ружье тряпочкой, покрытой жиром, точными, осторожными движениями.

— Похоже, рыбы не было, — сказал непринужденно Марк.

Матье перестал тереть ствол. Он холодно посмотрел на брата.

— Что?

— Я говорю, что ты редко возвращаешься домой с пустыми руками.

Руки у Матье начали дрожать, поэтому он снова схватился за тряпочку.

— Я слышал взрыв; наверное, браконьеры... Видел их?

— Я ничего не слышал и никого не видел.