R.o.f.r - 2
Шрифт:
Он глубоко вздохнул и замер, созерцая её полупрофиль на фоне белой стены. Она глянула на него:
– - Чего?
– - Да так, ничего. Знаешь... В каждом из нас есть Нечто, что присутствует ЗА бронёй личности, железобетоном рассудка и тлеющей бездной страстей. Иногда это Нечто выходит на поверхность: такое происходит, казалось бы, в самые обыденные моменты -- тогда мы вдруг "забываем" себя и окружение. (...) И это Нечто сверкнёт на долю секунды -- не дольше, -- но броня личности спохватывается и снова закрывает этот вселенский Огонь, эту чистую сущность нас самих. И мы говорим, что "просто задумались" или "на миг забыли себя" или ещё что-нибудь оправдательное. Хотя на самом деле, именно в такие моменты мы не "забываем", но "вспоминаем" себя. (...) А этот вечный Огонь в нас ждёт, когда мы износим эту нашу личность, искрошим этот наш хвалёный
– - И ты обо всём этом подумал, "глядя на этот полупрофиль"?
– - Я думаю об этом всегда. И временами возникает момент гармонии, когда я могу об этом сказать, не рискуя получить кулаком в нос, или пинка под зад, или... ножом по горлу.
Она нахмурилась:
– - Будешь морс?
Кодрак отрицательно покачал головой и сказал:
– - Давай.
– - Чему верить, голове или словам?
– - Своей интуиции. Удиви меня... Впрочем, уже удивила.
– - Ты имеешь ввиду мою догадку о том, что тебе некуда идти?
– - ... и что мне нечем заплатить?
– - Считай это шёпотом моей души.
Кодрак вскинул голову, уставился на неё расширившимися от пронзительного знакомого чувства зрачками, взял кружку с горячим морсом и ушёл в себя.
Перед ним на низкой табуретке раскинуло ветви сухое деревце с одной-единственной набухшей почкой. Он держал ладонь левой руки над этой почкой, из которой неизвестно что должно было распуститься, -- то ли цветок, то ли новая ветка, то ли ядовитая пустула, -- дышал на неё, пытаясь согреть дыханием, смотрел, изливая живительный свет чёрными колодцами глаз...
– - Что такое "душа"?
– - обронил в пространство, будто даже и не к ней обращаясь.
– - У всего есть душа, -- отвечало пространство её голосом.
– - А может ли душа испытывать боль?
Она не отвечала. Конечно, можно было процитировать что-нибудь из мудрых книг. Но в сердце... Что ты должен ощущать в своём сердце? Можно ли передать это словами? Поэтому она отвечала молчанием, которое было красноречивее любых слов.
И ещё она не очень хорошо понимала, что происходит. Как будто она всегда шла по тесному тёмному коридору, а тут вдруг оказалась на огромной скале, обрывающейся в море -- аж голова кружится и мурашки по спине, -- а перед ней бескрайний океан, и ветер рвёт шевелюру. И такая мягкая бескрайность, такая пугающая ширь, такой... покой. Или как будто всю жизнь (не эти двадцать или сорок лет, а ВСЮ свою бесконечную жизнь), как будто всю жизнь она спала; а теперь вдруг проснулась; и шарит по стенам и потолку плохо фокусирующимся со сна взглядом; и в голове сладкая пустота, а в теле тяжесть, словно теперь ей предстоит заново учиться всему -- двигаться, ощущать, чувствовать, думать.
– ... двуногое в этой странной шкуре ни зверя, ни птицы. Вы всё понимаете не так. Вы не знаете ни "чистоты", ни "красоты", не говорю уже о "гармонии".
– - "Вы"?
– - переспросила она.
– - Ты отделяешь себя от остальных? Или ты не человек? И кто же ты?
– - вопрос должен был прозвучать шутливо, она даже улыбнулась, но...
Он глядел ей в глаза:
– - Вы единственные, кто "отделяет" себя от остальных.., от остального мира, который всегда был един. Не потому ли вы путаете "чистоту" с санитарией, "красоту" с геометричностью и единообразием? А ваше понятие "гармонии" просто ужасает: вмешаться и всё испортить, сделать из живой подвижной вещи "правильную" мёртвую форму -- это вы называете "благоустройством". Может быть, стоило бы вспомнить изначальный смысл этого слова?.. "Благо-устройство". Впрочем, извини. Ты здесь ни при чём. Ты делаешь, что можешь. Но таких, как ты, мало. Очень мало. И всё же вы соль земли.
– - Что же, всё именно так. Но ты не ответил на вопрос.
Он махнул рукой:
– - Ты и так всё знаешь. Просто тебе... немного страшно получить утвердительный ответ. И твоё внешнее существо надеется уложить всё в привычные рамки.
– - Ты ненавидишь "нас"?
– - С чего бы? Я -- в вас,
а вы -- во мне.– - ... а ты -- часть мира.
– - Не "часть". "Частей" не существует во вселенной. Разделение на части происходит лишь в ваших головах.
– - Поэтому можно сказать, что ты и есть "мы"?
Он не отвечал.
– - Ну что же, с нами решили. Как насчёт тебя? Есть что сказать? Рассказать?
– - Всегда есть что сказать, если рядом с тобой живое сердце, а не рефлексирующий костюм с пустотой внутри..., знающий ответы на любой вопрос.
– - И кто же такой Кодрак?
– - Есть два Кодрака: один родился в этом городе и дожил до 25-ти лет; и второй, который пришёл из прошлого или будущего, таинственный и бескрайний.
Жизнь первого из них всегда была связана с ложью. Ложь в школе, на линейках, уроках военной подготовки, где все должны стоять строем, быть коротко стрижены и иметь одинаковые мысли в голове. Ложь в семье, ложь среди друзей семьи. Ложь многочисленной родни с их резиновыми улыбками, -- но он ясно видел под этими улыбками звериный оскал. И вот в один из дней его стало тошнить всей этой ложью, накопившейся внутри. Она извергалась день за днём, непрерывно; пока он не стал в конце концов пустым, прозрачным и несуществующим. И тогда он покинул квартиру и пошёл искать. Что искать? Возможно, тот, второй Кодрак внутри него и знал ответ, но... Искать... Он оставил всё -- даже универсальную тягу к смерти. Потому что это был тот вопрос, который нужно было решить -- и не в голове, а в жизни и в теле.
– - Он решил этот вопрос?
– - ... Можно сказать, что вопрос сам себя решил, хоть это и звучит абсурдно. Но я не знаю, как выразить это иначе.
– - Мне кажется, я понимаю.
Кодрак смотрел на неё не отрываясь, с благодарностью, с теплом. Ей вдруг почудилось, что впервые в жизни кто-то посмотрел на неё "с теплом". Она еле справилась со спазмами в горле. Она почти узнавала этот голос.
– - На самом деле, любой сущностный вопрос имеет ответ в самом себе; или даже сам на себя отвечает... Но материя.., точнее, то, что мы считаем материей -- это воплощение постоянства и инерции. Это даёт материальному миру ощущение небывалой конкретности и это же становится препятствием для любой попытки что-то изменить в этом мире. Можно сказать, что это "недостаток пластичности", но так говорить неправильно. Причина "трудности" в другом. Но... выразить её ментально невозможно. Разум не знает материи, он знает только миры разума, да и то самые низшие. А материя -- это нечто странное; это тайна, пока ещё не раскрытая. Но кто её раскроет. Нет никого. Эпоха чувствительных душ прошла. И мы наблюдаем эпоху прожорливых крыс, окрещённых смертью...
Она сидела не дыша.
– - ... и отягощённых умственной рефлексией, которую даже рассудком-то не назвать...
Он смотрел в её расширившиеся зрачки.
– - ... Но есть твёрдый Огонь, раскалённая белая плотная Тишина; есть Реальность, которая выстроила нас, она течёт в наших венах. Что скажешь? С ними ты? Или с этой Реальностью? Что скажешь?
– - Я?...
– - долгое молчание.
– - Я скажу, что это больно... И что это прекрасно. Временами задаёшься вопросом: заканчивается всё -- жизни, эры, цивилизации, память; но закончится ли когда-нибудь эта тьма, в которой я жила, кажется, с самого рождения? Такое ощущение, что она вечна.
– - Просто Он играет. И это, возможно, Его лучшая партия: остановиться на самом краю пропасти. А потом, когда мы облегчённо выдохнем, сделать-таки ещё один роковой шаг -- туда, в пустоту -- увидеть наше искажённое ужасом лицо, улыбнуться и... полететь. Что мы знаем? Мы НИЧЕГО не знаем.
– - "Мы"?
Он улыбнулся и взглянул на неё с благодарностью.
*
Это был взгляд самого дорогого, что прячется на дне зрачков, за золотой дверью.
Горло её сжало судорогой, глаза наполнились слезами.
– - Это душа, -- ответил он на немой вопрос.
– - Душа. Единственное в людях, с чем я могу контактировать легко и свободно. И те, у кого живая душа, они... они плачут.
– - Значит, у меня живая душа?
– - голос её дрожал; надо взять себя в руки.
– - Значит, живая.
– - А бывает по-другому?
– - Бывают железобетонные взгляды. Либо взгляды всякого рода... хищников. Свиней. Хотя, свиньи благоразумны в сравнении с... ними.