Раб и Царь

– А почему не всё?

– Играть не интересно.

– Тогда давай четверть.

– Можно и так. Сердюк, отсчитай. – Петрович отдал все акции Сердюку. Тот дрожащими руками разделил акции на четыре кучки и положил на стол одну.

Игра началась. Не надо быть большим профессионалом, чтобы понять, какого уровня были игроки. Это были мастера. За всю игру они не издали ни единого звука. Стоило только одному немного повести бровью или легонько кивнуть головой, как другой безошибочно понимал его. В кафе воцарилось молчание. Казалось, что болельщики даже перестали дышать. Наконец Стас положил карты на стол и самодовольно произнёс:

– Двадцать!

– Очко! – совершенно спокойно ответил ему бригадир.

Кафе взорвалось от оглушительного вопля.

– Вот это класс!

– Знай наших!

– Стас, может тебе пора остановиться, пока не поздно?

– Водки всем! – скомандовал Петрович.

Бригадир забрал акции, отдал их Сердюку, а деньги швырнул бармену.

– Реванш, реванш! – орали сторонники Стаса.

– Я законы знаю. Сердюк! – Петрович протянул руку в сторону хранителя акций.

– Сколько? – спросил Сердюк.

– Также.

Сердюк протянул ему четверть. Стас снова положил деньги. Игроки начали. Теперь уже не только болельщики, а даже мухи перестали дышать. Но вот мелькание карт закончилось. Стас улыбнулся и произнёс:

– Очко!

Вздох облегчения, исходящий от болельщиков Стаса, пролетел по кафе, как шелест листопада при лёгком ветерке. Однако он был тут же заглушен нервным бормотанием сторонников Петровича.

– А у меня двадцать одно! – хладнокровно произнёс Петрович.

И опять взрыв эмоций, опять стопки и опять водка.

– Удваивать будем? – спросил Стас.

– Я правила знаю, – ответил Петрович.

Теперь на кону лежало половина акций со стороны Петровича и половина тех денег, которые выиграл Стас.

Снова воцарилась тишина, снова сердце замерло от предвкушения чего-то грандиозного, снова Стас швырнул карты на стол и, улыбаясь, сказал:

– Девятнадцать!

– У меня тоже, – Петрович показал карты.

У Стаса даже запотели очки. Он протёр их, надел, и снова посмотрел на карты.

– Яйца! Второй раз подряд! Вот это да! – прошептал кто-то из болельщиков.

– Это бывает, – Стас достал все деньги, которые у него были, и положил на стол.

Сердюк отдал все акции, которые принёс Молодой.

– Ну, Петрович, давай! – простонал кто-то из болельщиков.

Но на него сразу зашипели:

– Ты что? Замолчи! Не мешай!

И снова леденящая душу тишина. Снова десятки глаз впились в мелькающие карты, снова пепел от сигарет падал на штаны болельщиков, прожигал дыры, но те ничего не чувствовали, их волновало только одно – они ждали конца схватки гигантов.

Петрович положил карты и облегчённо вздохнул.

– Двадцать.

Стас положил карты на стол, снял очки, засунул их в карман и произнёс:

– Очко!

– Реванш, реванш! – опять закричала публика.

– Реванш уже был, – ответил Стас, собирая деньги и акции.

– Это не в счёт! Там яйца были!

– Хорошо, будет вам реванш. Через неделю. Только учтите, играть будем на акции. Эти бумажки только для этого и годятся.

Кафе закрывалось. Бригада Петровича, опустив головы, побрела домой без денег и без акций.

– Что делать будем? – спросил бригадира Молодой.

– Как, что делать? Акции будем спасать. Занимайте, покупайте, доставайте, где хотите, чтобы через неделю всё было готово.

Сначала Кате было неуютно в коттедже. Она путалась в огромном количестве комнат, вечно забывала, что и где она оставила. Особенно ей не нравилась прислуга. Постоянное нахождение рядом с собой посторонних людей раздражало её. Но, видимо, так устроен человек, он привыкает ко всему. Прошло время, и то, что вчера было неприемлемым, сегодня кажется обыденным. Более того, она так привыкла к последним изменениям в своей жизни, что не понимала, как же можно было жить раньше: без машины, без шофёра, без кредитной карты и без многого другого, без чего она раньше совершенно свободно обходилась. Она теперь не сидела дома. Работала она не для заработка, а для собственного удовлетворения. Ей просто не хотелось быть домашней хозяйкой. Ей хотелось, чтобы от неё что-то зависело, чтобы всё время находиться среди людей. Она с удовольствием занималась экономическим анализом, хотя никогда не задумывалась о целесообразности той или иной сделки. Сделка, как таковая, её вообще не интересовала, её задачей было ответить на вопрос, выгодна она или нет. Скорее всего, это была тоска по ней же самой – так и не состоявшейся инженеру-экономисту. Она приезжала домой раньше мужа, проверяла работу, которую выполнила прислуга, забирала от няни сына и ждала мужа. После приезда Владимира вся семья собиралась в столовой за ужином.

– Ну, что у нас с экономикой? – обычно спрашивал муж. – Рентабельность не подралась с себестоимостью?

– С рентабельностью всё в порядке. Ты знаешь, а я тут интересную закономерность заметила.

– Закономерность в чём?

– В нашей хозяйственной деятельности, разумеется.

– И что же в ней интересного?

– Она чётко совпадает с формулой, описанной Марксом в своём «Капитале».

– Я, правда, не читал «Капитал», но что же тут странного? Все предприятия, так или иначе, подчиняются законам, которые описывает Маркс. Он ведь тоже экономистом был?

– Это Энгельс экономистом был.

– Честно говоря, мне совершенно без разницы, кто из них кем был.

– Да я не о них хотела сказать. Наша деятельность подчиняется формуле: деньги – товар – деньги.

– Ну и что?

– Дело в том, что там и другая формула есть: товар – деньги – товар.

– Не вижу разницы деньги – товар – деньги или товар – деньги – товар…

– Как раз в разнице всё и дело. В первом случае человек имеет деньги и покупает на них товар, чтобы, продав его, получить деньги, которые превышают вложенные, а во втором случае он использует деньги, чтобы изготовить больше товара.

– Что-то я не вижу никакой разницы. Меняешь слова местами, и всё, суть одна, что в первом, что во втором случае.

– Неужели ты не видишь разницы? В этих формулах содержится огромный нравственный смысл. Что такое товар? В нашем случае, это материальные или духовные ценности, которые необходимы для жизни человека. То есть, здесь деньги нужны для достижения единственной цели – получения как можно большего количества товара, то есть, этих ценностей. В другом случае всё с точностью наоборот. Товар является не целью, а инструментом, который необходим для другой цели – получения денег. Человек перестаёт быть человеком, он превращается в раба, который верно служит своему хозяину – деньгам.

– Ну, мать, ты чего-то совсем умное загнула! Ты хоть сама поняла, что сказала? Из всего я понял только одно – люди перестают быть людьми и превращаются в рабов. Скажи, а что, рабы не люди?

– Я не так выразилась. Они, конечно люди. Я хотела сказать, что человек теряет свою свободу.

– Свобода – это осознанная необходимость, это тебе из твоего же курса марксизма-ленинизма.

Родители так увлеклись своими скучными и неинтересными разговорами, что не заметили, как их ребёнок слез со стула и перебрался к журнальному столику. Там было гораздо интересней. На столике лежали красивые глянцевые журналы с яркими обложками, игральные карты и очки. Димочка взял очки, надел их и стал глядеть на карты. Потом он снова снял их, затем опять надел. Неизвестно, сколько бы раз он это проделывал, скорее всего, игра окончилась бы только тогда, когда очки были бы разбиты. Но этого не произошло. Мама обратила внимание на своего сына, и игра была прервана на самом интересном месте.