Раб и Царь

Необходимо было перехватывать инициативу. Не мог же он, полковник, быть ведомым им, заключённым.

– Меня, конечно, не слухи интересуют. Заключённые и конвоиры были свидетелями того, как ты разговаривал с Хромым. У них сложилось впечатление, что ты знал о смерти Хромого.

– Да, знал.

– Но врач сказал, что этого никто знать не мог.

Царь ничего не отвечал, а ещё чего-то ждал от полковника.

– Врач сказал, что это мог знать только один Бог, – уточнил полковник.

– Врач сказал вам истинную правду, – подтвердил Дима.

– Но меня интересует, откуда это узнал ты?

– От того, кто знал ещё.

– Но больше никто не знал.

– Вы только что сказали, что знал Бог.

Полковник рассмеялся.

– Может быть, ты знаешь, как умру я?

– Знаю.

– Откуда?

– Не знаю. Просто мне это дано.

Полковник хотел спросить кем, но не посмел.

– И давно это у тебя?

– Недавно. Впервые это произошло, когда Хромого на этап уводили.

– В таком случае, не сочти за труд, расскажи мою судьбу.

Чёрные глаза Димы не моргая смотрели на грудь полковника. Начальник тюрьмы почувствовал жгучую боль в груди, как будто с неё сдирали кожу. Руки полковника судорожно расстегнули мундир и начали ощупывать грудь. Потом он вытащил руки и стал их осматривать, ожидая увидеть их залитыми кровью. Однако руки были чистые. Но по лицу полковника было видно, что кровь он всё-таки увидел. Лицо его исказилось от ужаса. Он ощутил, как редкие волосы на голове вставали дыбом.

– А вам это надо? – тихо спросил Дима.

Димин вопрос, как спасательный круг, кинутый утопающему в самый последний момент, вывел полковника из кошмарного состояния, в котором он оказался неизвестно почему. Он хотел спросить заключённого: «что это было?», но язык, словно деревянный, не мог пошевелиться. Наконец полковник взял себя в руки и еле-еле выдавил:

– Нет. Пусть всё остаётся, как есть.

Дима, не говоря ни слова, встал и ушёл. После ухода Царя, полковник ещё долго сидел в своём кабинете и не мог прийти в себя. Он трогал мокрой ладонью свою голову и проверял: легли ли волосы на место, или продолжали стоять дыбом. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы прапорщик не вошёл в кабинет.

– Разрешите войти? – вывел из прострации полковника прапорщик.

– Ты уже вошёл. Что у тебя?

– У меня ничего. Я относительно Царя.

– Какого царя?

– Нашего, какого же ещё?

– И что ты хочешь с ним сделать?

– Я? – опешил прапорщик. – Вы же сами приказали…

– Что я приказывал? Ничего я тебе не приказывал. И, вообще, отстаньте вы от него. Хочет сидеть – пусть сидит.

– Можно подумать, от его хотенья что-то зависит, – усмехнулся прапорщик.

– Это от тебя здесь ничего не зависит! – неожиданно закричал полковник. – Ты понял, что я приказал тебе? Отстать от него! Пусть делает, что хочет.

Прапорщик приложил руку к козырьку и выскочил из кабинета, как ошпаренный.

Однако не только начальник тюрьмы пребывал в замешательстве после разговора с Царём. Прапорщик после того, как вышел от начальника, весь кипел от злости. Никогда ещё никто не разговаривал с ним в таком тоне. Даже более высокие начальники из управления, и те никогда не повышали на него голос.

Прапорщик вернулся домой со службы в отвратительном расположении духа. Войдя в квартиру, он швырнул фуражку на комод и, не обращая внимания на жену, которая хлопотала на кухне, поджидая мужа к ужину, прошёл в комнату, включил телевизор и начал переключать каналы, чтобы найти программу, которая отвлечёт его от служебных неприятностей. Но, сколько бы он ни щёлкал по кнопкам пультика, настроение не улучшалось. Он выключил телевизор и со злостью швырнул пультик на стол так, что крышка отвалилась и батарейки, выскочив, раскатились по полу.

Жена, не столько заметив, сколько почувствовав, что с мужем что-то случилось, тихонечко на цыпочках прошла с кухни в гостиную и остановилась в дверях. Она смотрела, как муж ползал на четвереньках под столом и что-то зло бубнил себе под нос.

– Что-то случилось, Никита? – окликнула она мужа.

– Что случилось? – зло ответил прапорщик из-под стола. – Ничего не случилось. Развели, понимаешь, программ, а смотреть нечего.

– И поэтому ты трясёшься от злости?

– Слушай, достань водки, а то как бы действительно не случилось чего.

Жена, видя, что сейчас с мужем лучше не спорить, не стала возражать.

– Хорошо, – ответила она. – Только ты из-под стола-то вылези.

– Да что ты, мать твою, привязалась с этим столом?

Прапорщик вылез из под стола, быстро прошёл в кухню и плюхнулся за стол, на котором уже стоял горячий ужин. Жена почти бегом принесла водку и, поставив перед мужем стакан, наполнила его почти доверху. Муж залпом выпил, и его бледное лицо начало розоветь.

– У вас убежал кто-то? – робко спросила она.

– Да лучше бы уж убежал, сволочь!

– Кто?

– Да Царь этот, чтоб его…

– Какой царь? – недоверчиво переспросила жена.

– Какой, какой? Обыкновенный!

Жена выразительно посмотрела на мужа и потихонечку стала отодвигать от него бутылку. Однако убрать её незаметно не удалось. Муж заметил маневр и резко вырвал из её рук водку.

– Ты это чего? – при этом он налил себе ещё полный стакан и снова залпом выпил.

Жена на время от удивления потеряла дар речи.

– Никита, ты же один почти бутылку выпил!

– В том то и дело, что почти.

Прапорщик посмотрел на оставшуюся водку, и уже из горла допил всё до конца. Жена вся как-то вжалась в стул и испуганно, не моргая, смотрела на мужа.

Прапорщик заметил странное поведение жены и загадочно спросил:

– Ты чего?

– Я ничего. А ты что?

– А что я?

– Ты сказал, что у вас царь обыкновенный.

– Ну Царь, и что? У зэка кликуха такая.

– Ох, Господи! А я-то уж подумала. – И жена многозначительно покрутила пальцем у виска.

– Честно говоря, ты недалека от истины. От него точно свихнуться можно.

– Поэтому ты и хочешь, чтобы он убежал?

– Зачем?

– Ну, ты сам так сказал.

– Да нет. Это я в том смысле, что с ним мороки много. С другой стороны, какая с ним морока? Сидит спокойно, порядка не нарушает, и бежать никуда не думает.

– Так в чём же тогда дело?

– А дело в том, что кто с ним ни поговорит, все сразу как-то меняются. Вроде бы и тот человек, что и раньше был, а на самом деле и не тот вовсе.