Раб и Царь

Царь опустился на колени и попытался нащупать пульс полковника у горла. Но вскоре его рука оставила горло в покое, легла на лицо Михаила Александровича и закрыла ему глаза.

Не всегда кружка с чифиром обходит зэков перед этапом. Есть ещё один день, который заключённые ждут с нетерпением, ждут и боятся. Как их встретит долгожданная воля? Что там, по ту сторону забора? Кто ждёт вчерашних узников? Хорошо, если есть куда идти, если ждали все эти годы. А если идти некуда, а если никто не ждёт? Нет, об этом лучше не думать. Разве стоит омрачать этот заветный день?

В кабинете начальника тюрьмы, отдавая дань традиции, пустили кружку по кругу подполковник, прапорщик, Скрипач и Царь.

– Ну, и куда ты теперь? – спросил Царя подполковник.

– К людям, куда же ещё?

– Ты думаешь, они тебя ждут? Им не до тебя, они заняты своими делами.

– Здесь ты действительно был царём. А что будет там? – поддержал начальника прапорщик.

– Царь, ты же можешь видеть будущее. Скажи, кем ты станешь на воле? – спросил Скрипач.

– Свою судьбу не знает никто.

– А я кем буду? – не успокаивался Скрипач.

– Скрипач скрипачом и останется.

– Ой, что ты! Время ушло. Пальцы уже никогда не наверстают упущенное.

– Пальцы не наверстают, а вот голова не только наверстает, но и приумножит. Учиться есть чему и в тюрьме.

– Что ты имеешь в виду?

– Музыку не только исполнять можно, но и придумывать.

– А за базар ответишь? – засмеялся Скрипач.

– Отвечу. Когда мы на твоём концерте встретимся, и отвечу.

– Жаль, что ты судимый, – прервал их разговор подполковник. – С удовольствием тебе место предложил бы в нашей системе. Ты же здесь нужен. Раньше я воспринимал лозунг: «На свободу с чистой совестью» как издёвку, а теперь вижу, что был не прав. Приходя на работу, я совершенно не чувствую, что нахожусь в тюрьме. Есть в тебе что-то такое, что меняет человека, делает его лучше. А в нашем деле это очень важно. Я и с генералом уже о тебе говорил. Он и сам за тебя двумя руками, да всё эти проклятые инструкции.

– Да я и сам понимаю, что здесь моё место. Но у судьбы, видимо другие планы. Вот и выходит, что из тюрьмы на волю ухожу, как в тюрьму.

Все засмеялись.

Прапорщик поставил пустую кружку на стол и спросил подполковника:

– А про меня не забыли, товарищ подполковник?

– Про рапорт твой?

– Так точно.

– Ну, а тебя-то там кто ждёт? Ты же уже сроднился с этими стенами.

– Не хочу я в этой зоне зла быть. Не моё это.

– Так вот и сделай её не зоной зла.

– Мне это не дано. Я же не Царь.

– А что тебе дано?

– Я по дереву хорошо режу. Это мне дано, этим и жить буду.

– Да, выходит, мне одному здесь оставаться. Нести, как говориться, свой крест.

– Свой крест никому не передашь, – сказал Скрипач.

Вот так и получается, живёшь с человеком бок о бок, помогаешь ему, делишься с ним хлебом и водой, переживаешь за него, а нести свой крест всё равно предстоит одному. И только попробуй попросить кого-нибудь помочь, только попробуй хоть один грамм переложить на другие плечи, так он начинает ещё больше давить. Ну, а если совсем захочешь избавиться от него, так он и вовсе тебя придавит – даже ойкнуть не успеешь.

Глава 13

Дима шёл по знакомым с детства улицам и не узнавал их. Ничего вокруг не изменилось, и изменилось одновременно. Вот тот же садик со скамеечкой, где он впервые поцеловал Катю. И садик тот же, и скамеечка та же, а Кати уже нет. Вот институт, где он учился. И институт тот, и так же звенят звонки после лекции, но на перемену выбегают уже другие студенты. И, как бы ты не вглядывался в их лица, всё равно ни одного знакомого не найдёшь.

Он посетил могилы матери и отца, посидел у них, вспоминая своё детство, но ни отца, ни матери, ни, тем более, детства больше не было. Больше всего Дима просидел у Кати. Фотография, которая смотрела на него с памятника, была, как живая. Катя как будто хотела ему что-то сказать, но не могла.

– Я понимаю тебя, – сказал он ей. – Каждый обязан нести свой крест, и ты ничем мне уже не поможешь.

Уходя с кладбища, Дима заметил большую гранитную глыбу, расколотую пополам. Она была совсем недалеко от Катиной могилы. Он подошёл к ней и прочитал на её лицевой стороне: «Раб».

«Вот уж действительно – Раб», – подумал он.

Он съездил за город. Это было то самое место, где они с группой были на первом курсе. В его голове вдруг ожила картина, когда все студенты бегали почти голышом. Дима улыбнулся, вспоминая свои самые лучшие годы. Ему захотелось найти ту самую лодку, с которой он и Катя упали в воду. Пройдя вдоль берега, он действительно нашёл металлическую трубу, вкопанную в землю, к которой была привязана лодка, но вместо старой лодки к трубе был привязан красивый современный катер. Дима сорвал ромашки, сплёл их в венок и бросил рядом с катером, наблюдая, как они плывут по воде. Он оглянулся вокруг и увидел палку. Взяв палку, он попытался залезть на катер, чтобы достать венок, но тут же был остановлен грубым окриком.

– Эй, ты, придурок! Куда полез? Не видишь, что это частная собственность?

Неподалёку стоял верзила с заплывшим от жира лицом. Дима отошёл от катера и виновато улыбнулся.

– Извините. Здесь раньше лодка стояла, я залез на неё, чтобы венок достать и в воду свалился.

– Я сейчас по харе-то дам палкой твоей, так ты опять в воду свалишься!

Дима молча отошёл от катера. Парень зло посмотрел ему в след и процедил сквозь зубы:

– Чокнутый какой-то. Сигал бы просто в реку, так ему катер мой зачем-то понадобился.

Уже смеркалось, и ноги сами понесли Диму домой. Подойдя к дверям, он нажал на звонок, совершенно не задумываясь, что открывать дверь ему было некому. Однако замок лязгнул и дверь распахнулась.

– Вам кого? – спросила его с порога немолодая женщина.

– Никого. Это мой дом.

– Вася! – закричала вдруг женщина. – Тут сумасшедший какой-то! Разберись!

Вася, огромный, как скала, появившись, закрыл собой не только женщину, но и весь дверной проём.

– Тебе чего надо, мужик?

– Я здесь жил, – опять повторил Дима.

– Когда?

– Шесть лет назад.

– У-у, вспомнила бабка, як дивкой была!

– Вот вернулся теперь.

– А откуда вернулся? – спросил Вася.

– Из тюрьмы.

– Из тюрьмы?! Значит, ты из наших будешь?

Дима вопросительно посмотрел на Васю.

– Да я когда из зоны вернулся, тоже у разбитого корыта оказался: ни жены, ни дома, ничего.

– Когда же её продали?

– Да пока ты сидел, её чёрт знает сколько раз уже продавали. Я тоже денег срублю, и продам.

– Что так?

– Нечистая она, понимаешь! Здесь мужик один жил крутой, так его, представляешь, саблей зарубили. Фирма его с молотка пошла. Вдова погоревала, погоревала, да и тоже Богу душу отдала. Новый-то хозяин и въехать даже не успел – застрелили его. Истинно говорю тебе – не чисто здесь. Вот я и хочу продать от греха подальше.

– Да, много чего случилось за это время.

– Слушай, а что это мы с тобой в дверях стоим? Заходи. По стаканчику горилки залудим, а?

– Да нет, спасибо. Это ведь моего отца саблей зарубили.