Раб и солдат

И Милов не стал спорить с капитаном и доказывать, что он присягу не приносил. Пошел под конвоем азовских казаков, весело насвистывая.

Капитан Николай Лико обреченно вздохнул. Следовало ожидать прибытия разъяренных горцев в товарных объемах. Двум неполным ротам тенгинцев хватит за глаза.

— Барабанщику стучать общее построение! — громко крикнул он собравшимся на батарее солдатам, унтер- и обер-офицерам.

Солдаты, оживленно делясь мнениями, потащили трупы черкесов, наверх. Ожидалось прибытие парламентеров, которые захотят выкупить тела.

… Крепость готовилась к бою. К пушкам подтащили заряды. Солдаты, надев чистое белье, проверяли патронташи и костерили Милова на чем свет. Мнимая передышка в противостоянии с черкесами, которую подарил праздник весны в аулах, закончилась не успев начаться. Когда комендант после короткого допроса Васи узнал, что им убит знаменитый кузнец, офицер понял, что дело пахнет керосином. Жители Псышопэ не стерпят столь жестокого удара. Соседей позовут. Жаркое дело выйдет.

Ночь прошла беспокойно. Солдат держали под ружьем, меняя смены, чтобы отдохнули, каждые два часа. Спали в полном обмундировании и держа ружья под рукой.

Горцы все не шли. Лишь прислали небольшой отряд забрать тела. Капитан распорядился выдать, не требуя, как обычно, отступного.

Через двое суток прилегающие к крепости высоты стали заполняться черкесами. Но они не бросились на штурм. Наоборот, гарцевали на конях или имитировали выдвижение к крепости. Заставляли пушкарей производить бессмысленные выстрелы. Держали крепость в напряжении. Их вдохновляла какая-то девушка, скакавшая на белом коне.

Не решаясь пока на приступ, горцы пытались утомить гарнизон. Вели обстрелы с рассвета до поздней ночи, усиливая их в обеденное и вечернее время. Ночью подкрадывались то с одной, то с другой стороны. Сделав несколько выстрелов, тут же отступали. Или разражались громким гиканьем. Целые сутки гарнизон вынужден был находиться настороже и питаться сухарями всухомятку.

— Как думаете, Николай Константинович, — на рассвете обратился к капитану командовавший батареей артиллерийский подпоручик, — решатся сегодня на приступ?

Капитан был родом из балаклавских греков. Всю свою службу он провел на Кавказе и имел огромный опыт в защите укреплений.

— Думаю, пойдут, — ответил он. — Большая партия хищников собралась. Не меньше тысячи. Еще не видел здесь подобного сбора. Пожалуй, лишь когда закладывали укрепление.

— Чем гуще трава, тем удобнее косить, — легкомысленно отозвался артиллерист.

Нападение последовало откуда не ждали. Черкесы с вязанками хвороста в руках подкрадывались к блокгаузу, надеясь его поджечь. Их встретили ружейные залпы. В ответ затрещали выстрелы из винтовок. Пользуясь тем, что их винтовки имели большую дальность стрельбы, горцы пытались огнем по амбразурам подавить сопротивление казаков. Ударили картечью пушки с «морской батареи» — той, что была развернута к морю. Теряя убитых, черкесы откатились и скрылись в зарослях за Уланкой.

Но тут же из ущелья выкатилась огромная толпа горцев и бросилась с визгом и гиканьем в лобовую атаку на правый бастион укрепления.

— Теперь мой черед настал, — прошептал подпоручик.

Черкесов встретила картечь с Кавалер и Джубской батарей. Но повторного выстрела не вышло. На Джубской батареи полупудовый единорог откинуло назад, и источенный короедами лафет просто развалился. А на Кавалер батарее прислуга была перебита метким огнем. Раненые артиллеристы опускались на землю или отползали в сторону госпиталя.

— Фейерверкеров и канониров к орудию! — закричал капитан. — Резерву подтянуться. Стрелять залпами!

Часть карабинерной роты с фасов встретила горцев дружным огнем. Но черкесы были неудержимы. Они спрыгнули в ров и ворвались на вал. Завязался штыковой бой. От плаца за цейхгаузом, огибая провиантские бунты, бежали солдаты из 9-й мушкетерской роты, стоявшие в резерве.

— Всех в ружье! — кричал Лико. — Выпускайте арестованных!

Его денщик побежал выполнять приказ. Арестованные солдаты, запертые в землянке с турлучным потолком, выскакивали наружу и сломя голову летели к цейхгаузу, не обращая внимание на летевшие над головой пули. Фельдфебель раздавал им ружья, патронные сумки и патронташи из юфти. Сюда же прибежали провиантская команда и служители лазарета. Они хватали ружья больных, прикованных к больничной койке, и спешили к госпиталю, чтобы встать последним заслоном, если горцы прорвутся.

Вася примчался за оружием вместе со всеми арестантами. От патронташа отмахнулся. Бросился к валу, где кипела рукопашная схватка. Начал энергично колоть штыком, норовя попасть в глаз или рот. Черкесы отпрянули от бешеного русского. Сложно достать человека шашкой или кинжалом, когда у него в руках длинное ружье со штыком и он норовит тебя ослепить или оставить без зубов.

Как приливная волна откатывается назад, ударившись о гранит набережной, так и горцы отхлынули, теряя раненых и убитых и спотыкаясь о трупы. Скатывались в ров и отступали дальше к лесу. Воспользовались тем, что из амбразур никто не стрелял. Лишь на Кавалер батарее еще кипела схватка. Какой-то здоровенный возчик действовал оглоблей, повергая на землю противника. Только кости трещали. Кровь заливала заряды, сложенные аккуратной горкой. Артиллеристы отмахивались банниками и бебутами и несли основные потери.

Вася ворвался на батарею, расшвыривая нападавших. Его изорванный в лесу бешмет был залит кровью. Вражеской, а не Васиной. Он действовал в самой гуще, но не получил и царапины. Боевая ярость вела его и хранила.

Ожил единорог на левом фланге, на Богатырской батарее. Его прислуга смогла развернуть пушку так, чтобы угостить отступающих горцев напоследок чугунным горохом. Тридцать картечин многих смертельно перепятнали.

Черкес огромного роста прорвался через батарейцев и кинулся с занесенной шашкой на капитана. Офицер не успевал защититься. Но Вася не растерялся. Ткнул черкеса штыком под колено. Когда он завалился, добил ударом в затылок. Тут же развернулся, чтобы продолжить бой. Но все враги закончились. Батарею отбили.

— Здоров ты воевать! — буркнул ему в спину тяжело дышавший капитан, заряжая свой пистолет.

— Сдается мне, Николай Константинович, — добавил подпоручик, баюкая прострелянную руку, — вы сегодня обзавелись новым солдатом.

— А скольких потеряли?! — возмутился Лико.

— Так работа у нас такая, господин капитан. За царя и отечество умирать.

Солдаты уже вели огонь из амбразур. Горцы в панике отступали. Крепость устояла. Над валами, усеянными трупами, грянуло молодецкое «Ура!»

— Чего не стреляешь? — спросили Васю.

— Заряжать не умею, — честно признался Милов.

— Так ты же черкеса с колена уложил. Никогда такого не видел, — восхищенно заметил подбежавший к Васе Архип Осипов.

— Стреляю неплохо, — нескромно отозвался Милов. — Заряжать не приучен. Пока. Давай ты мне сам будешь заряжать. А я буду стрелять.

— Архип! — представился Осипов.

— Василий! — ответил Милов и забрал заряженное ружье у солдата, отдав ему свое.

Он прилег на бруствер, а не высунул ружье, как остальные солдаты, в амбразуру. Наметил цель: ползавшего у подножья возвышенности раненного черкеса, собиравшего оружие. Снял его метким выстрелом.