Работа по специальности
Шрифт:
На Леше было что-то вроде пончо из толстого мутного целлофана, подпоясанного по низу живота обрывком мягкого световода.
– А ты, я смотрю, успел уже?
– поздоровавшись, хмуро сказал Василий.
– Тоже, небось, с утра пораньше?
Честно говоря, ему было неловко, что Телескоп и его орава видят кого-то из людей расхлюстанного и в нетрезвом виде.
– А фартук-то, фартук!
– пропустив укоризненную фразу мимо мясистых малиновых ушей, восхитился Леша.
– Ну ты прям Рабочий, тебе б еще Колхозницу!.. С серпом...
– Конечно!
– сердито сказал Василий.
– Если все время у Пузырька
– На фиг?
– искренне удивился Леша.
– Это ж в самую чащу лезть! Какой-нибудь не тот световод перервешь - так и штанов не потребуется... А чо? Мужики не возражают, бабы - тем более...
Василий плюнул и, не желая с ним больше ни о чем толковать, зашагал прочь. Мимо Леши с писком и щебетом промаршировала лупоглазая команда Телескопа.
– Э!
– ошеломленно позвал Леша.
– Погодь!..
Василий обернулся.
– Это что, все твои? Ну ты прям как генсек...
Василий плюнул вторично и свернул за выдающийся мыском уступ. Следом за ним уползла и вся процессия. Лом они волокли, как муравьи гусеницу. Со стороны казалось, что кривоватый металлический штырь отчаянно отбивается.
Скрылись... Леша приуныл и оглядел в тоске пустую улицу. Сломать что-нибудь да снова сходить к Пузырьку?.. Это ведь вставать, переться за железяками... Может, в долг нальет?..
Леша горестно подпер кулаком небритую щеку, отчего правый его глаз принял несколько монгольские очертания, а левый вытаращился еще сильнее. Половина верхней губы заворотилась в тоскливом оскале.
Приняв такой страхолюдный образ, Леша-Труженик надолго оцепенел, пока наконец вытаращенный глаз его не уловил какое-то движение неподалеку. Тогда Леша сделал над собой усилие и навел уехавшее в сторону око на резкость. Плывущая цветными пятнами улица подобралась, стала рельефной, и в нескольких шагах от Леши прояснился высокий юноша с красивым исполненным меланхолии лицом. Обильные светло-русые волосы свободно падали на большие оттопыренные уши, скрывая их почти полностью. Из одежды на юноше были одни лишь короткие облегающие штаны типа балетного трико - темно-серые, без единого шва, с приглушенным узором, напоминающим плетенку змеиного брюха.
– Во! И этот с обновкой!
– подивился Леша.
– Прям как сговорились...
– А кто еще?
– равнодушно осведомился юноша.
– Да этот твой! Вася-мент! Такой, понимаешь, фартук себе оторвал!.. Не иначе трубу раскурочил... Мент-мент, а додумался...
Юноша хмыкнул и величественно отвесил нижнюю губу.
– Кто додумался?
– с ленивым презрением переспросил он.
– Это я ему насчет трубы сказал...
– Да ты что?
– не на шутку обрадовался Леша-Труженик.
– Вот и я думаю: ну не может быть, чтоб он сам... Тупой он, Васька-то!.. Не иначе, думаю, Ромка подсказал... Парнишка-то сообразительный, все на лету хватает...
Несмотря на то, что произнесено это было самым искренним и чуть ли не подобострастным тоном, русоволосый Ромка нахмурился и подозрительно покосился на неопрятного Лешу Труженика.
– Так ты его видел, что ли?
– Да вот как тебя!
– тараща глаза, заверил Леша.
– Идет в фартуке, через губу не переплюнет... Мартышек этих набрал целый взвод, ломограф ему тащат... Ну мент же, ясно: лишь бы кем покомандовать!.. Па-теха...
– А ты вот молодой, здоровый, - с упреком сказал он вдруг.
– Видишь же, сидит человек, мается... Нет чтобы сломать что-нибудь, ну хоть эту хренотень... Я б тогда к Пузырьку сходил поправился...
– Ты ж у него только что был, - сказал Ромка.
– Мало ли что...
– уклончиво молвил Леша.
– Ты молодой, ты этого не поймешь... Недобрал, понимаешь?
– Недоперепил, - сказал Ромка.
– Ой, ну Ромка!
– подобострастно восхитился Леша и закашлял, засмеялся.
– Ну скажет же!.. Слушай, тебе ж вот эту хренотень...
– Леша указал на ближайшую глыбу, имеющую вид узла со спрятанными хвостиками. Тебе ж ее сломать - раз плюнуть! Тюк - и все дела! А?
– Леша с надеждой уставился на бесчувственного Ромку.
Тот, кажется, даже и не слушал.
– А куда они пошли, не заметил?
– рассеянно спросил он.
– Кто?
– Да Вася со своими...
Леша Труженик жалостливо скривился и долго смотрел на Ромку, укоризненно качая головой.
– Вот ты с ним дружишь, - назидательно проговорил он, - а зря! Он же тебя в летающую тарелку загнал! Думаешь, не знаем? Не-ет, Рома, от людей не укроешься... А ты с ним дружишь. Фартуки вон кроить помогаешь...
– Вот тюкну сейчас по вот этой вот шишке, - проговорил вдруг Ромка, лениво указывая на ближний конец червеобразной глыбы, - и не будет твоей завалинки.
– Э! Э!
– встревожился Леша.
– Ты это... Ты так не шути!.. Привык все дома курочить, так и здесь, думаешь?.. Но штаны у тебя, конечно, блеск! поспешно сменил он тему, с преувеличенным интересом разглядывая Ромкину обновку.
– Из чего ж ты их сделал, не пойму...
Ромка досадливо шевельнул высокой бровью.
– У малого кольца, знаешь, такая рогулька есть, в чехле, - небрежно объяснил он.
– Так это чехол...
– Он озабоченно провел ладонями по бедрам.
– Только вот ужимаются сразу, как снимешь, - сокрушенно сообщил он. Приходится на ночь их снова на эту рогульку натягивать...
– Так они ж к ней снова прирастут!
– усомнился Леша.
– Не прирастут, - успокоил Ромка.
– Кабель-то я отрезал...
– Ловко...
– Леша в восхищении покрутил головой.
– А Вася - он вон туда пошел, вон за тот угол... Ты ему покажись. Обязательно. Штаны-то, а? Ни у кого таких нет!
– Да он уж вчера их видел...
– равнодушно сказал Ромка и поволок ноги в указанном направлении.
Леша Труженик проводил его злобным подозрительным взглядом.
– Ишь...
– пробормотал он, когда Ромка скрылся за углом.
– Завалинку ему... Я тебе дам завалинку... Хулиган сопливый! Откуда такие бандюги берутся? Не пороли вот в детстве...
– Дьот? Дьот? (Пойдет?) - с трепетом допытывался разведчик.
– Дьот, - сказал Василий.
– Как раз то самое, что надо. Считай, что консерву ты себе уже заработал.
Открытая разведчиком глыба размерами и формой напоминала постамент Медного Всадника, но осаженный назад и вправо - пошире, погрузнее, покривоватее. Василий хмурясь обошел ее кругом, оглаживая выступы, как это делал непревзойденный Ромка, когда собирался ломать на спор такое, к чему никто и подступиться не решался.