Рабы Тьмы
Шрифт:
— Довольно, – сказал Пертурабо, слово заглушило рев расплавленного железа, падавшего из мира сверху. – Ты сердце Сарума. Красные Жрецы твои. То, что знают они, знаешь ты. Так ответь мне теперь – где Ангрон? Как мы можем найти его?
— Так же, как ты можешь найти любого взбесившегося зверя – следовать за трупами и воплями умирающих.
— Это не ответ.
— Давай, сын Железа, не разочаровывай своего отца. Я многое даровал тебе за долгие годы, но эта вещь не бесплатна.
— Как долго ты был заточен здесь? – спросил Аргонис перед тем, как заговорил
— Со времен, о которых никто не помнит, волк Хтонии. Я был здесь, когда первая душа создала инструмент, чтобы отнимать жизнь. Я был рожден в остро заточенных костях и расколотых на наконечники стрел камнях. Рев пороха и изгибы скимитаров есть мое дыхание и улыбка, что Я даю полю битвы, – искры вылетали изо рта Волька. То, что осталось от его плоти, было черным и покрытым волдырями. – Другие были рождены первым убийством, но моей матерью было первое оружие, и моим отцом была рука, что его сделала. И Я всегда с тобой, каждый раз, когда ты совершаешь убийство. Я муза жестокости, и ее музыку ты создаешь инструментами, что Я даю тебе.
— И все же, ты заточен здесь, - сказал Аргонис. – Я видел тебе подобных. Я видел, как Магистр Войны призывает и отсылает самых могущественных из вас. Они не сидят на привязи. – Он перевёл взгляд с Волька на Пертурабо. – Это создание чистого коварства, повелитель. Создание, что предложит любую ложь, чтобы освободиться.
— Но я не желаю свободы, сын Гора. – Аргонис моргнул. – Я заключенный, которому нравится, что решетка держит всех прочих снаружи, так же, как то, что она держит его внутри. Свобода – не та цена, которую ты можешь мне предложить.
Повисла тишина, тягучая, нарушаемая лишь треском доспехов Волька, распираемых нарастающим жаром.
— Так какова же цена? – наконец произнес Пертурабо.
— Ты будешь делать то, что велит Гор, или собираешься свернуть в сторону?
— Мой путь определён, - сказал Пертурабо. – Назови свою цену.
— Это песнь разрушения, Пертурабо. Каждый клинок, каждая пуля поёт эту песню в тени нашего царства. Ты слушал её на протяжении всей своей жизни. Всё, чего я желаю, чтобы ты открыл свою душу ей – чтобы ты спел свою песню уничтожения, дабы я услышал её.
— Я не отдам свою душу тебе, - с нотками тревоги проговорил Пертурабо. – Ни тебе, ни кому бы то ни было еще из твоего рода.
— Я знаю, но я услышу, как ты поешь для меня, сын Железа и Крови. Это не цена, которую ты заплатишь. Это последствия того, по какому пути ты идешь. Ценой было услышать то, что ты не свернешь с тропы, и правду в твоих словах. Ты не можешь отдать мне свою душу, Пертурабо. Ты был наш с того момента, как в твоей плоти блеснула искра жизни.
Пертурабо щелкнул пальцами. Железный Круг шагнул вперед с грохотом высвобожденных патронов. Разрывные снаряды, ревя, выходили из пушек на их плечах. Вольк дергался под раздирающим огнем. Его тело теперь разрывалось от жара, плоть светилась, как раскаленная сталь. Пластины доспехов стали мягкими, их металл тёк. Вольк смотрел изнутри и слышал каждое слово, сорвавшееся с его уст, но он не слушал. Он слышал звук вечности, грохочущий вокруг него.
— Наводнение,–
сказал демон. – Ты найдешь то, что ищешь, на Наводнении.Пертурабо повернулся и шагнул в сторону двери, через которую они пришли.
— Он больше не твой брат,– окликнул его демон. – Не что иное, как глупый змей, который был Фулгримом, не что иное, как эхо существ, которых ты когда–то знал. Они рабы, скованные силой, что переделала их.
— Отдай мне моего сына, – не мигая, сказал Пертурабо низким голосом. – Или я разрушу эту тюрьму, которая дает тебе свободу от пут твоего хозяина и жестокой родни. Ты слишком много говоришь, тварь. Ты не желаешь быть свободным от цепей. Ты желаешь быть свободным от бога, что призовет тебя. Отдай мне моего сына.
Демон молчал. Вокруг тела Волька завывал ветер.
— Я не собираюсь отдавать его тебе,– ответил он. – Я собираюсь дать тебе оружие. Тебя еще ждут предательства, Повелитель Железа. Другие братья отвернутся от тебя так же, как это сделал Фулгрим.
— Кто?
— Не Ангрон, никто из тех, что склонился перед богами. Смертные предательство бьет глубже, чем божественное, ведь нет таких обещаний, данных богами, которые могли бы заставить их предать.
Тело Волька упало на каменный пол грудой полурасплавленного металла и жареного мяса.
— Ты знаешь, что такое оружие, Пертурабо? Это и есть вопрос. Приставь нож к горлу и спроси – что я?
Тело Волька содрогнулось. Пертурабо подал снаряды в орудия, раздался шум зарядки.
— Видишь ли, все эти прекрасные ужасные вещи, что я помог сотворить мертвым – они ничто. Лезвие ножа ничего не значит. Пуля – лишь металл до того, как она покинет ствол.
Масса доспехов и пузырящейся плоти начала подниматься. Каким–то образом голос все еще вырывался из ее рта.
— Нужны душа и ум, чтобы нажать на спусковой крючок, чтобы сделать инструмент оружием. – Последнее слово было сухим шипением из обгорелых губ. Фигура, что некогда была Вольком, подняла голову и открыла глаза.
XII
Его не связали. Он полагал, что это было данью уважения. Его клетка состояла из нескольких комнат в Черных Уровнях. Размеры «Мстительного Духа» подразумевали, что в трюмах были секции, в которые очень редко заходили, и те, которые из–за ненадобности или старых боевых повреждений оставались обесточенными, без света и воздуха. Несмотря на то, что корабль был полностью в строю, отметины былых завоеваний всегда оставались на месте, поскольку проще было их запечатать, чем восстановить. Малогарсту порой казалось, что эти массы темноты были похожи на мертвую плоть на теле корабля, населенную шрамами старых битв. Он сам пользовался безвоздушными лабиринтами в прошлом, ведь всегда была потребность в месте вдали от других. Теперь он был заключенным в одном из них.