Рабыня Гора

— У нас в деревне мехов негусто, — хохотала Турнепс. — Вот поглядим, какова ты на соломе!

— Если так себе, — вступила Верров Хвост, — скоро узнаем. Турнус всем скажет, хороша ты или нет.

— Хороша, — отрезала я.

— Так почему же твой хозяин подарил тебя? — не отставала Турнепс.

— Для забавы, — призналась я. — Он — Клитус Вителлиус, предводитель воинов. У него множество девушек куда красивее меня. Заставил меня безнадежно влюбиться, а потом, для забавы, взял и бросил. Поиграл со мной. Просто из интереса. И, одержав безоговорочную победу, избавился, отшвырнул прочь, подарил.

— Ты его правда любила? — спросила Редис.

— Да.

— Ну ты и рабыня! — Ремешок давилась от смеха.

— Он заставил меня полюбить его! — твердила я, прекрасно понимая, чтр не заставь он меня — все равно бы любила. Будь я свдбодной женщиной, будь у меня выбор — все равно бы любила. Но выбора у меня не было. Я — рабыня. Он подавил всякое сопротивление, заставил полюбить себя, не спросив моего согласия. Выбирать мне и не пришлось. Я мечтала преклонить перед ним колени по собственной воле, но он сделал меня рабыней, силой заставил пасть к его ногам.

— Если ты любишь своего хозяина — ты сумасшедшая, — вынесла вердикт Ремешок.

— Я люблю своего хозяина, — проронила Редис.

Ремешок повернулась и с криком: «Рабыня!» — отвесила ей такую оплеуху, что та отлетела к стене.

— Я люблю хозяина, ничего не могу с собой поделать! — повторила Редис.

Ремешок глянула на меня через плечо.

— Позы не нарушать! Я и не нарушала.

— А ты что, не рабыня? — напустилась я на нее.

Ремешок встала. Высокая! Крупная, ширококостная, по сравнению с нами — просто могучая. Хотя, конечно, рядом с мужчиной — тростинка. Встала во весь рост, одетая, как и положено рабыне, в короткую тунику из шерсти харта. Как и у нас всех, у нее это единственная одежда. Вцепилась в охватывающую шею веревку.

— Да, — ответила она. — Меня могут высечь, продать, убить. Могут подарить кому угодно. Могут заковать в цепи. Могут жечь каленым железом. Могут делать со мной что хотят. — Она устремила взгляд сквозь решетку, туда, наружу. — Я должна преклонять перед ними колени. Должна быть послушной. Делать что скажут. Да. — Опустив глаза, она взглянула на меня. — Да. Я — рабыня.

— Все мы рабыни, — подала голос Редис.

— Не хочу быть женщиной! — сотрясая решетку, прижимаясь лицом к железным прутьям, закричала в слезах Ремешок.

— Ты плачешь, как женщина, — заметила я. Она обернулась.

— Когда-то, — начала я, — и я не хотела быть женщиной. А потом встретила мужчин, какие мне и во сне не снились. И поняла: быть женщиной — это счастье. Ни за что не хотела бы быть никем другим. Пусть из-за того, что я женщина, я оказалась во власти мужчин — все равно дорожу своей женственностью. Среди таких мужчин я свою женственность ни на что на свете не променяю. У каждой девушки есть хозяин. Просто ты, Ремешок, еще не встретила своего.

Стоя у решетки, она злобно глядела на меня.

— Есть мужчины, — продолжала я, — которым ты почла бы за счастье зубами развязать ремни сандалий.

— Если бы Турнус хоть взглянул на меня, — заговорила она, — я на животе проползла бы десять пасангов, чтобы слизать пыль с его ног.

— Значит, Турнус — твой хозяин.

— Да. Турнус — мой хозяин.

— Как тебя зовут? — спросила Редис.

— У тебя есть имя? — спросил незадолго до этого Турнус.

— Мой бывший хозяин, Клитус Вителлиус из Ара, — ответила я, — называл меня Дина.

— Для него ты так мало значила? — удивился Турнус.

— Да, хозяин.

— Хорошее имя. Только уж слишком обычное.

— Да, хозяин.

— Нарекаю тебя Дина! — объявил он. Точно животному кличку дал. — Кто ты?

— Дина, хозяин…

— Как тебя зовут? — спросила Редис. Я улыбнулась.

— Дина.

— Многих девушек с таким клеймом зовут Динами, — заметила Турнепс.

— Я слышала, — сказала я.

— Хорошее имя, — похвалила Верров Хвост.

— Спасибо.

— Приятно, наверно, носить женское имя, — позавидовала Турнепс.

Я не ответила.

— Я — Редис, — сказала Редис.

— Я — Турнепс, — сказала Турнепс.

— Я — Верров Хвост, — сказала Верров Хвост. Ремешок взглянула на меня.

— Я — Ремешок.

— Тал, — поприветствовала я их.

— Тал, — дружно ответили они.

— Ты главная в клетке? — спросила я Ремешка. — Да.

— Бить меня нет необходимости. Я подчинюсь.

— Все мы женщины. Все мы рабыни, — вздохнула Ремешок.

— И над всеми нами — плетка, — добавила Турнепс.

— Меня били плеткой по рукам, — рассказала я, — но не секли ни разу.

— А давно ты в рабстве? — спросила Редис.

— Нет.

— Для свободной ты слишком красива, — заметила Турнепс.

— Я жила далеко отсюда.

— Судя по акценту, ты из варваров, — предположила Ремешок.

— Да.

— Где ты жила? — поинтересовалась Верров Хвост.

— Эта местность называется Земля.

— Никогда не слышала, — удивилась Турнепс.

— Где-нибудь на севере? — принялась допытываться Редис.

— Далеко, — ответила я. — Не надо об этом.

Как могла я говорить с ними о Земле? Чтобы сочли сумасшедшей или лгуньей? Разве поверят они, что существует мир, где мужчины состязаются, выкрикивая политические лозунги, презрев свое главенство, радостно спеша превратить себя в евнухов? Что кому-нибудь, кроме лесбиянок и мужчин, мужчинами, по существу, не являющихся, захочется жить в таком мире? Истина далеко не всегда соответствует политической целесообразности.

— У варваров так скучно, — протянула Турнепс. — Ты никогда не была в Аре?

— Нет.

— Меня однажды продавали в Аре, — похвастала она. — Чудесный город.

— Приятно слышать.

Еще бы — ведь Клитус Вителлиус из Ара.

— Странно, что тебя никогда не секли, — размышляла Турнепс. Я пожала плечами.

— Наверно, ты слишком красивая.

— По-моему, секут только уродок, — заявила Верров Хвост.

— Точно, — подтвердила Редис.