Рабыня Рива, или Жена генерала

Слухи не врали.

– Из-за нарушений в торговых соглашениях, Григу было направлено заявление, рассмотрев которое, сочли правомерным. Это откроет путь к переговорам…

Шад сжал кулаки и сквозь зубы обронил григорианское ругательство.

– Путь к рабству это откроет! Деньги ему важнее чести стали, после войны-то! Ради торговли принимает претензии, после победы сам сдается, бесхребетный, – обругал он своего правителя.

– Они пытаются быть дипломатичными, – попыталась я заступиться. – Законными…

– Законов на войне нет, – бросил Шад. – Когда нужно было подтверждать притязания на трон в бою, слизняки туда не попадали!

Глава 28

Я замолчала, вспомнив, что так я и оказалась у Лиама – моя планета перестаралась с «дипломатией». Защищать Григ перехотелось. Шад был взбешен, едва не скрипел зубами. Я понимала, что с ним: это и его вина тоже, если бы он не промахнулся, ничего бы не было. Его рука дрогнула и винить он может только себя, что и делает с успехом.

Мы покинули лавку и дальше шли в молчании. Я тяжело вздохнула, кутаясь в григорианский плащ. Уже привыкла к ним, и ходить удобно – я оценила практичный покрой, он отлично защищал от пыли… Чужие традиции стали ближе.

Дома я разложила покупки. Приготовила напитки и, когда мы спрятались в тени на заднем дворе, вспомнила о кинжале.

– Возьми себе, если хочешь, – не стал возражать муж. – Ты сберегла его, имеешь право пользоваться. Его хозяйки больше нет.

– Покажешь, как пользоваться?

– Если хочешь, – он отстегнул свое оружие. Рукоятка легла в руку, как влитая. – Но тот кинжал не по твоей руке сделан. Им будет неудобно владеть. Если хочешь…

Он замолчал.

– Если хочу – что?

– Если хочешь, – очнулся он от мыслей, – когда будем на Григе, я закажу тебе личный.

– О, спасибо, – с чувством поблагодарила я.

– Если когда-нибудь будем. Все к тому идет, что возвращаться станет некуда.

Я вспомнила новости и расстроилась, но сходила за кинжалом. Шад старался прятать от меня настроение. Он всегда мрачный, но теперь к угрюмости добавилась усталость, а он при проблемах всегда так выглядит. Прячет, что ранили дурные вести.

– Не говори так, – попросила я, вернувшись. – Твоя страна намного благоразумнее моей. Думаю, все будет в порядке. Мир ведь подписан. Лиам мало что сможет сделать.

– Хотелось бы верить. Встань, – негромко сказал муж. – Кинжал нужен для самозащиты. Его смысл – всегда быть под рукой. Если тебе отлили личный кинжал, с этого момента он всегда должен быть там же, где и ты.

Он объяснял, свободно опустив руки. Кинжал еще был в ножнах.

Я встала напротив.

К драке с григорианцем я, пожалуй, не готова. Но очень хотелось научиться – это далеко не Эмма. Во-первых, он боец, во-вторых, это его национальное оружие.

– Нападаешь так, – он показал режущий прием. – Пропускай встречные удары. Лучше увернуться, чем отразить. Вот так – защищаешься.

Он показал несколько приемов. В его руках оружие выглядело органично. Представляю, сколько раз за жизнь он нападал и защищался, сколько раз за войну.

Шад слегка прихрамывал, и я вновь обратила на это внимание. Тут же нож оказался у горла.

– Не отвлекайся во время боя, – предупредил он. – Смотри на противника. Повернись.

Я встала спиной к мужу, и он вложил оружие мне в ладонь. Рукоятка была шероховата и не совсем удобна. Он сжал руку поверх моей – получилось, вложил мою ладонь в свою и вытянул руку.

– Жаль, ты ниже, чем григорианка, – задумчиво сказал он.

Мы стояли вплотную. Он провел жилистыми пальцами по волосам, убирая их в сторону и перебрасывая через плечо. Григорианки не зря связывают волосы, чтобы не мешали. Шад ничего не сказал, хотя мог бы предложить и мне сделать такую прическу. И хорошо. Полностью становиться другой мне не хотелось. Я бы все равно не заплела косы.

– Защищаешься, – он повторил прием, владея моей рукой, как продолжением своей. – Нападаешь. Повтори.

Шад отпустил меня и отступил, наблюдая со стороны.

Я повторила, стараясь действовать похоже. Неосознанно скопировала, как Эмма показывала, и он сразу меня поправил.

– Нет, – он переставил мои пальцы и кисть в нужное положение и вновь отступил. – Еще.

Мы тренировались около получаса. Шад настойчиво, но терпеливо поправлял меня. Я уже привыкла к нему. Прикосновения мужа меня не смущали. Наверное, так и происходит, когда единственный, кто в тебе заинтересован и кто может помочь – иноземец. Цепкие сильные пальцы, поворачивали кинжал под нужным углом, пользуясь моей руки.

– Сколько же нужно тренировок? – вздохнула я, когда устала, и опустила руку.

Запястье ныло, и вообще я серьезно вымоталась, хотя бой был учебным.

Шад даже не запыхался.

– Григорианцы из военных родов тренируются с детства. Тебе я дам несколько уроков. Позже, если захочешь, изучишь сама.

Он обтекаемо намекнул, что я не боец. Обидно.

– Ты думаешь, я не умею драться, потому что… – я осеклась. – Потому что рабыня?

– Нет, Рива, – руки Шада стиснулись на моих плечах. – Потому что ты недостаточно сильна биться григорианским кинжалом. Ты не выстоишь в поединке.

Руки спустились до талии стиснули ее.

– И надеюсь, тебе никогда не придется биться с одним из нас, потому что ты проиграешь.

Ну, хотя бы не рабство намекнул. Я действительно слабее, но лишь потому, что это моя природа. Мы стояли друг напротив друга, Шад держал и мне впервые не хотелось отступать.

– Григорианки настолько сильнее?

Шад хмыкнул и убрал руки.

– Это зависит от личных качеств. Не от пола, Рива. Часто перед боем у меня были спарринги с десантницей. Почти победила меня, – он улыбнулся с неожиданной теплотой. – Жаль ее…

– Погибла?

– Нет. Была осуждена за убийство командира.

Он отвернулся, показывая, что урок – и разговор, окончены. А может он просто о той десантнице не хотел говорить. То ли жалел ее, то ли они были близко знакомы… Шад меня историями о войне не баловал, хотя, судя по состоянию брони, едва ли не пешком ее прошел. Неожиданно я ощутила теплоту и сочувствие к мужу. Мы все хлебнули горя: каждый со своей стороны. Война зло, всех топчет.

– Не грусти, – он взглянул в затуманенные глаза, придержав меня за подбородок. – Не хотел тебя расстраивать.