Рабыня Рива, или Жена генерала
Шрифт:
– Он не имел права брать мою рабыню в жены, – продолжил Лиам. – А значит, не имел права вызывать меня. У него не было официальных причин, лишь личное желание.
Пришло время Шаду отвечать.
– Командор Лиам сам послал Риву в мою каюту, – я почти не видела его, но слушала голос, тихий и уверенный, я очень по нему соскучилась. – И вызвал на поединок после того, как взял ее в жены. При всех объявил названной, чтобы никто не усомнился в правомерности! Я мог взять ее в жены ночью. В любой момент, как мы пересеклись на «Стремительном». Еще до мира.
– Ты не мог сделать этого
– Я не вещь! – возмутилась я.
– Ты принадлежала армии и флоту! – проорал он. – Мы все знаем, чья это была инициатива, и что она значила. Знаем, кто послал генерала провернуть эту хитроумную аферу, чтобы с помощью уловок разделаться со мной, вопреки подписанию мирного договора. Но война закончена. Прежнего правительства нет. Я откажусь от претензий, если непосредственные участники и исполнители понесут наказание.
Речь Лиама звучала твердо и весомо.
Он говорил уверенно, четко выговаривая слова – словно все еще был на верхней палубе «Стремительного». Знал, по чему бить, чтобы своего добиться. У него была более сильная позиция – он действовал аргументами, и Шаду либо оставалось признать сговор с генералитетом, а значит и весь последующий план по ликвидации Лиама, либо ограничиться невразумительными, лишенными веса ответами. Если бы чуть поменять события местами… И, если бы он вызвал Лиама до подписания мира, когда мы были в перемирии, но официально – в состоянии войны, это было бы другое дело. Но Шад взял меня в жены после того, как поставил подпись.
Все решили те несколько минут – так он считает.
– Соблюдайте спокойствие, – сказал судья Лиаму.
Тот одернул китель, пытаясь взять себя в руки. Он потерял маску, обнажив истинную личность, и сам был не рад этому.
– Вам есть что еще сказать, генерал? – продолжил судья.
– У меня есть право встретиться с членом семьи, – отрывисто сказал Шад. – Прошу разрешить встречу с женой перед приговором.
Он должен был выбрать отца или мать, сестру в крайнем случае.
Но выбрал меня.
Значит, новости будут плохими… Шад не станет выстраивать линию защиты с их помощью. А я помочь не смогу. Он выбрал меня, чтобы лично что-то сказать…
Я без сил опустила голову. Но мы хотя бы встретимся.
– Разрешаю, – подумав, согласился судья.
Лиам надменно улыбнулся, считая, что это жест отчаяния, а значит, и победа близка. Нас проводили в отдельную комнату, и оставили одних. За дверью возмущался Лиам, выговаривая, что у них так не положено, и нас нужно держать под охраной.
Плевать, пошли нам навстречу или григорианцы слабее контролируют осужденных, я была безумно рада видеть мужа.
– О, Шад… – выдохнула я, лбом прижавшись к сухой, шершавой груди мужа.
Он стоял неподвижно, готовясь к неприятному разговору. Я шестым чувством осязала, что он станет неприятным.
По тому, как защищался Шад и тону просьбы, когда обратился к судье. Пальцы сжались на запястьях мужа. Я не хотела его отпускать. В этот миг рушились все мои смешные надежды и мечты, которым я поддалась в нашу первую ночь. Все
пало. Сейчас я понимала, какими фантастическими они были… Верила мужу, и думала, что смогу стать женой правителя, а теперь нас судят. Но верить ему не перестала. Все, что было мне нужно – он сам.– Рива, – хрипло произнес он. – Я счастлив, что ты жива.
Тон был могильным, я зажмурилась.
– Ниара не выжила. Сочувствую твоей потере.
Шад промолчал.
Он принял известие с григорианским хладнокровием. Или ему не до мыслей о погибшей сослуживице и напарнице. Я подняла голову: хотела видеть его глаза. Они, янтарные и ясные, меня не обрадовали. У них не просто не было выражения. В их глубине было бесконечное, как космос, спокойствие. Шад уже принял решение, каким бы они ни было…
Я ощутила худые пальцы в волосах.
– Скажи что-нибудь успокаивающее, – попросила я.
Молчание было красноречивым ответом.
– Перестань! – выдохнула я, вновь прижимаясь к груди мужа. – Не может быть, чтобы мы проиграли! Чтобы не было ни одного шанса! Иначе зачем ты просил встречи?
– Чтобы увидеть тебя.
– Что с Лиамом? Ты выбрал тактику защиты?
Я перебиралась пальцами на его груди, словно ощупывала броню. Просто нервы. С мольбой смотрела в глаза, надеясь, что да – у него есть план.
Шад отвел взгляд.
Мне показалось, он уже все просчитал, все знает, и у него подготовлена для меня речь. Для этого и звал.
– Лиам выбрал безошибочный способ для победы, Рива. Своими аргументами он подталкивает меня к признанию вины. Намеренно, зная, что был сговор генералитета и я не допущу, чтобы это было вскрыто. Я не признаю этого.
– Не признаешь? – помертвевшими губами произнесла я.
Стало ясно беспокойство Шантары.
Шад рассматривал меня – искал признаки, как я приняла это. Эмоции считывал. Только я от шока ничего не смогла выразить. Только взгляд уплыл – я улетала в мир персонального ада, мыслей, как я буду без Шада, если он ничего не сделает для своего спасения…
А он не сделает.
Свершалось то, чего я больше всего боялась.
– Я просил встречи с тобой, а не с сестрой или матерью, чтобы предупредить о том, о чем остальные уже знают.
– Молчи… – я залепила ему рот ладонями.
Я тоже все поняла.
Не так быстро, как григорианцы – я всего лишь ксено-этик, а не их соотечественница. Но поняла. Каждое слово отдавалось в ушах, как набат.
– Я признаю вину, нет другого выбора. У меня был разговор с генералитетом об этом. Я обязан.
– Шад… – выдохнула я. – Не сходи с ума! Не смей этого делать!
Последние слова я прошипела, как змея, вкладывая в свистящий шепот все, что я ощущала. Все безумно сильные чувства, которые я складывала и прятала где-то глубоко в себе за годы на «Стремительном» и позже, встали в полный рост, заставляя меня дрожать и говорить все, что хочу.
Он был не прав.
Они использовали его в первый раз, и делали это во второй, сначала забрав карьеру и семью и заставив на мне жениться, а когда план не сработал, забирают жизнь. Насколько это просто, платить своими подданными, когда самим ничего не угрожает!