Рабыня

Миссис, хмурясь, рассматривала сверток.

– Джозефина, что это значит? – спросила она. – Почему ты держишь узелок с едой здесь, у самой двери? Для кого это?

Джозефина стояла в дверях, из кухни прямо ей в лицо тянуло жаром, Миссис Лу и Мелли застыли в выжидательных позах. Джозефина почувствовала, что ее щеки пылают, и солгала с такой же легкостью, как только что Миссис Лу.

– Для Мистера, – не дрогнув, сказала она. – Он попросил собрать для него узелок, не знаю, зачем ему.

Мелли прищурилась.

– Ну, об этом ты скоро сама сможешь спросить его, – пробормотала она, обращаясь к Миссис Лу. – Тогда и узнаешь правду. Но посмотри, у нее типичное лицо нашкодившей негритянки.

Миссис Лу медленно покачала головой.

– Джозефина, а где мои ботинки? Где ботинки?

Мелли ахнула.

– Ботинки? Лу Энн, у тебя что, пропали ботинки?

Тут Джозефина почувствовала настоящую панику, жар, гораздо сильнее кухонного и солнечного, горячее даже, чем сами раскаленные угли. Страх колол ее, словно иголками, и она поняла, что может сейчас обмочиться прямо на пол, и обе дамы увидят, как горячая струя стекает по ее ноге на широкую каменную плитку, и это будет равноценно признанию.

Джозефина не могла выдавить ни слова, и втроем они являли собой живую картину обвинения, растерянности, ужаса; может быть, молчание длилось несколько минут, а может быть, только один миг, ровно столько времени, сколько требуется легким, чтобы вытолкнуть из себя воздух и снова наполниться. Наконец Джозефина заговорила:

– Миссис, вы же сами знаете, что Мистер забрал их, чтобы сменить подметки. Он отвез их к сапожнику в город, и сапожник пришлет их, как только все сделает. Вы, должно быть, забыли, миссис. Доктор сказал, что при такой болезни, как у вас, человек становится забывчивым.

Поначалу ни одна из женщин не отреагировала. Джозефина не подходила к ним и не отступала дальше в зал. Мелли повернулась к Миссис.

– Я… я… я… – сказала Миссис, заикаясь, как будто не была уверена ни в чем, кроме того, что она – это она. Она ухватилась за разделочный стол и и прислонилась к нему.

Глаза Мелли расширились.

– Дорогая, извини, это все из-за меня. – Она шагнула к Миссис. – Я будто разума лишилась. Давай выйдем на воздух. – Мелли обернулась к Джозефине. – Девушка, принеси-ка своей хозяйке чего-нибудь холодного попить. Побыстрее.

Мелли и Миссис Лу вышли из кухни, обойдя Джозефину, и на миг она застыла в дверях. Она слышала их шаги в холле, слышала, как открылась и закрылась входная дверь, слышала бормотание Мелли. Снаружи заржала лошадь, где-то вдалеке раздавался неутомимый, резкий собачий лай. Джозефина сдвинулась с места. Шаг за шагом. Она открыла дверь погреба и начала спускаться по узким ступеням.

Внизу стоял полумрак, все внешние звуки были приглушены землей и досками пола. Джозефина стала наливать холодную воду из кувшина в стакан. Это заняло гораздо больше времени, чем обычно. Ее руки дрожали, и вода снова и снова переливалась через край, оставляя неровные темные пятна на земляном полу погреба.

Джозефина отнесла стакан на крыльцо и вручила Миссис, которая приняла его, не говоря ни слова. Затем Джозефина отступила и стала ждать. Воздух тяжело сгустился над дорогой, сухая пожелтевшая трава будто мерцала, как всегда в это самое жаркое время дня, когда она начинала никнуть и гнуться от солнца. Сердце Джозефины отчаянно колотилось, в кровь ее как будто проникал яд, который одновременно с жарой отравлял ее мышцы и мозг наркотиком страха. Обувь, еда, ее картинки – разве этого не достаточно, разве она выдержит путь, который собирается проделать? Кто она такая, чтобы думать о побеге? Кто она такая, чтобы представить мир за пределами Белл-Крика? Глупая девчонка. Вот она стоит на крыльце: резкий запах далекого огня, платье, затвердевшее от пыли и сырости, скрип старого дерева, когда Миссис Лу качается в качалке вперед и назад, вперед и назад, а Джозефине кажется, что сама она уже давно пустила корни, навсегда привязавшие ее к этому клочку земли, не давая освободиться. Только когда она, Джозефина, умрет, корни засохнут и умрут вместе с ней. Миссис Лу рассмеялась резким, лающим смехом, и внимание Джозефины вновь обратилось на женщин. Теперь они говорили о планах Мелли, о том, как расстроил ее отъезд жениха, городского кузнеца, который решил попытать счастья в Калифорнии, где, как говорили, золото растет прямо из рек, образовывая глыбы, блестящие, как рыбьи глаза.

– Ты, должно быть, так счастлива здесь, – сказала Мелли, положив ладонь на руку Миссис. – Такой добротный дом. И красавец-муж.

– Счастлива, да, конечно, – сказала Миссис. Ее голос был рассеянным и далеким. Джозефина видела, что Миссис устала.

– А мистер Белл уехал в город? – спросила Мелли.

– Нет, зачем… у него дела здесь. Он в полях.

– Да-а? Какое утешение. А у вдовы Прайс сплошные проблемы. Они вертят ею, как хотят, и никто не хочет взять на себя управление. Едва хозяина не стало, на полях воцарилось вечное воскресенье.

– Правда?

– Да еще беглецы. Вдова Прайс за последние несколько месяцев потеряла троих. К тому же тот парень у Бродмуров. Патрульный привел его назад только на прошлой неделе, но ты же знаешь, как вкус к побегам проникает им в кровь. Он снова сбежит, будь уверена. Миссис Бродмур говорит, что они держат его в кандалах днем и ночью. Но кандалы так гремят, что она едва это выносит.

– У Бродмуров? Ты имеешь в виду Луиса? Это мы продали им мальчика. Я же не знала, что он убежит.

Джозефина услышала имя Луиса, и ее сердце подпрыгнуло, тяжесть свалилась, и она вся обратилась в чувство, ожидание и слух, каждой своей частичкой настроилась на разговор женщин, на тембр их голосов, на восходящие и нисходящие интонации Мелли Клейтон. Луис, ее Луис. Джозефина помнила миссис Бродмур, та иногда навещала Миссис Лу – высокая, костлявая, со слишком выступающими коленями и локтями, с лошадиным лицом и грубыми темными волосами. Нездоровая, с постоянным сухим кашлем. Насколько Джозефина помнила, она не была ни доброй, ни злобной. Именно им продали Луиса, Бродмурам.

Джозефина осторожно наклонила голову в сторону женщин и придвинулась к ним на полшага ближе.

– Далеко он не убежал. Джосайя догнал его недалеко от Линнхерст-Тауна, – говорила Мелли, казалось, довольная тем, что ей известно нечто, о чем не знает Миссис Лу.

– Значит, повезло, – сказала Миссис Лу. – Он очень хороший работник. Я удивлена, что он решился на побег. – Миссис на миг повернулась к Джозефине, ее карие глаза вспыхнули.

Джозефина снова увидела себя у очага Лотти, рядом – Луис, он, смеясь, так широко открыл рот, что виден нежно-розовый язык. «Пойдешь со мной?» – спросил он.

– О, не волнуйся, Лу Энн. – Мелли взмахнула рукой. – Не думаю, что ваши доставят тебе и мистеру Беллу хлопоты.

– Нет, конечно, нет, – сказала Миссис Лу.

– Мистер Белл, похоже, хороший хозяин, знает свое дело. Очень основательный, – продолжала Мелли.

Мистер Белл. Теперь до Джозефины дошел смысл поведения Мелли, ее вынюхивание и высматривание. И ее интерес к болезни Миссис. Наверное, доктор Викерс сказал Мелли о неизбежном исходе. А может быть, только намекнул о серьезности болезни, но Мелли поняла, чем это пахнет. Миссис Лу умрет, а Мистер еще достаточно молод, владеет землей, владеет рабами, – в общем, отличный улов.

Миссис откинулась на спинку качалки и закрыла глаза. Она слабо оттолкнулась от земли пальцами ноги, кресло едва качнулось.

– Ну, мне, пожалуй, пора, – сказала Мелли, по-видимому, смущенная молчанием Миссис и пурпурно-синим оттенком ее век.

Миссис открыла глаза и медленно кивнула.

– Да, спасибо, что зашла, Мелли. Может быть, Джозефина проводит тебя до экипажа?

– О, нет, нет, – поспешно сказала Мелли. – Право, не стоит. Всего несколько шагов. Я справлюсь. – Она наклонилась, клюнула Миссис Лу в щеку, спустилась по ступенькам крыльца и зашагала по боковой дорожке к сараю, где ее ждал экипаж. Отис напоил, накормил и перезапряг лошадь. Мелли шла, как показалось Джозефине, с видом спокойного разочарования.