Ради счастья. Повесть о Сергее Кирове
Шрифт:
Сегодня, вернувшись из губкома, когда уже все спали, он поужинал в кухне, зажег в кабинете настольную лампу и, обложившись книгами и альбомами о Ленинграде, Петрограде, Петербурге, стал читать, делать выписки.
Потом открыл альбом с гравюрами, литографиями и залюбовался дворцами, мостами, скульптурами, памятниками...
«Живу в Ленинграде больше полгода — и почти не видел города. Да, да, именно не видел. Лишь однажды во время ледохода постоял у Невы. Некогда сходить ни в театры, ни в музеи, некогда просто пройтись по городу, отдохнуть, полюбоваться его красотой... Ленинград... Петербург...» Киров откинулся
«Да, Ленинград! Революция! Новая эра человечества!.. И кому пришла в голову дикая мысль сделать Ленинград мертвым городом? Глупо... Нет, мы спасем промышленность Ленинграда. Будем ее развивать. И это обеспечит процветание города...
Гидроэлектростанции, торф, сланцы, вот что должно быть в центре внимания! Пока готовятся материалы для Москвы и совещание с учеными, я должен съездить на Волховстрой...»
Киров был всегда последователен и строго выполнял намеченные планы. Через два дня он уже ходил с высоким строгим человеком с небольшими черными усиками — профессором Генрихом Осиповичем Графтио — по заваленной строительным хламом территории Волховской ГЭС.
Плотина в основном была уже возведена. Достраивалось здание станции, монтировалось оборудование.
Стройка производила внушительное впечатление. Осмотрев все участки строительства и бараки, где жили рабочие, Киров вместе с Графтио пришел в его кабинет, стены которого были завешаны проектами и чертежами.
— Удовлетворены ли вы, профессор, ходом работ на строительстве? — спросил Киров, усаживаясь в кресло.
— Не совсем... Оборудование поступает с опозданием и не всегда комплектно. Да и с рабочей силой далеко не благополучно...
— С рабочей силой сумеем помочь. А по поводу оборудования снесемся с Москвой. Может быть, что-то удастся сделать... Когда думаете пустить станцию?
— Если не будет существенных задержек, к концу года пустим!
— Хорошо бы! В Ленинграде простаивают цехи, даже целые заводы.
— Мы очень стараемся, Сергей Миронович... Однако Волховская ГЭС не решит энергетической проблемы Ленинграда. Надо торопиться с ассигнованиями и закладывать Нижнесвирскую гидроэлектростанцию.
— Я буду на днях в Москве, Генрих Осипович. Стану настоятельно требовать... Но ведь и Свирь не обеспечит энергией Ленинград... Как бы вы отнеслись к идее строить электростанции на торфе и сланцах?
— Это, видите ли, не по моей специальности. Тут хорошо бы посоветоваться с Александром Васильевичем Винтером — он строил Шатурскую торфяную электростанцию. В принципе это дело перспективное, однако я считаю, что выгоднее использовать энергию рек.
— Спасибо, Генрих Осипович. Спасибо! Мы в ближайшее время думаем собрать совещание ученых, чтобы поговорить
о будущем ленинградской промышленности. Вы не согласитесь принять участие?— Отчего же? С удовольствием. Только дайте знать заранее.
— Непременно, Генрих Осипович. Большое спасибо вам за показ станции, за беседу.
— Как, вы уже собираетесь уезжать? Нет, нет! Прошу вас отобедать, а за это время я прикажу подготовить заявку на рабочую силу и перечень недополученного оборудования.
— Это важно, Генрих Осипович, — улыбнулся Киров. — Я остаюсь обедать...
Ученые и видные инженеры высказались за развитие промышленности города, за освоение новых видов продукции.
Киров, вооружившись обстоятельными материалами, выехал в Москву, чтобы дать в ВСНХ бой сторонникам «затухания» Ленинграда.
Предвидя, что борьба будет трудной, Киров решил заручиться поддержкой председателя ВСНХ Дзержинского.
Приехав в Москву, он направился прямо к нему.
Дзержинский, выслушав его доводы, сказал с присущей ему прямотой:
— Знаю, Сергей Миронович, что у нас в ВСНХ многие за «затухание» Ленинграда. Будем бороться с такими мнениями. А еще лучше совсем избежать дискуссии. Давайте напишем письмо в ЦК, мотивируя вашими материалами и выкладками. Согласны?
— Еще бы! Спасибо, Феликс Эдмундович! Завтра я приду с проектом письма...
Доводы Кирова и Дзержинского о развитии промышленности Ленинграда, о строительстве гидроэлектрических и торфяных станций горячо поддержали Куйбышев и Сталин.
На пресловутой «теории затухания» Ленинграда был поставлен крест.
Киров вернулся в Ленинград днем и сразу же позвонил Комарову:
— Здорово, Николай Павлович. Спешу обрадовать: противники разбиты. ЦК поддержал наши предложения. В будущем году обещаны ассигнования на строительство Свирской ГЭС.
— Поздравляю, Сергей Миронович! Сегодня отдыхайте, а завтра, если не возражаете, я зайду.
— Заходи обязательно. Надо поговорить.
Киров положил трубку и пошел в ванную. Вдруг снова зазвонил телефон.
— Николай Павлович? Ты чего?
— Извини, Сергей Миронович, мне только что позвонили из губкома. Они не знают, что ты приехал...
— Да, что случилось? Говори прямо.
— Буза на «Красном путиловце». Воспользовавшись твоим отсутствием, там Зиновьев, Евдокимов и Куклин выступают на партийном собрании. Да еще, говорят, привезли спевшихся с ними троцкистов из Москвы. Рабочие требуют тебя.
— Заезжай за мной, поедем вместе. Только поторопись, чтобы не опоздать...
Когда Комаров, запыхавшись от бега по лестнице, открыл дверь, Киров снимал пальто.
— Что, Сергей Миронович? Неужели нездоровится?
— Ехать не надо. Только сейчас звонил Иван Газа. Оппозиционеров разбили и прогнали с завода сами рабочие.
Восемнадцатого декабря 1926 года из Ленинграда на Волховстрой отправился поезд, украшенный флагами и гирляндами хвои. Его провожала многотысячная толпа. Играл военный оркестр.