Рагу из лосося
Шрифт:
P.S. Только что перечитала письмо и, конечно же, прошу еще раз: извини за резкость. Я писала так резко только для того, чтобы ты меня поняла.
КОМУ: mamhome@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 15 сентября 2010, 16.57
ТЕМА: Не верь сплетням!
Мамочка, милая, привет! Только что получила твое письмо, и сразу же отвечаю. Мамочка, милая, честное слово, вся эта газетная ерунда не стоит твоих волнений! Итак, спешу тебе сообщить: слухи о том, что Димочка помолвлен с Розалией, только слухи, не больше. Это лишь непроверенные сплетни, досужие выдумки газетных журналистов, которым хорошо заплатили за эту ложь. Видишь ли, мамочка, у артистов все не так, как у обычных людей. И браки у них не такие, и жизнь тоже. Если нормальные обычные люди соединяются друг с другом из-за каких-то интересов, то в нашей среде соединяет только ненависть, деньги и карьерные соображения. И ничего больше. Ведь кто такая Розалия, мама? Это Валентина Сваранжи, дочь покойного Сергея, которая находилась в постоянном конфликте с отцом. Но отец (несмотря на конфликты)
КОМУ: mamhome@mail.ru
ОТ: Ri@gmail.com
ДАТА: 16 сентября 2010, 02.57
ТЕМА: Тоска по дому.
Милая мамочка, если б ты только знала, как мне хочется тебя увидеть, вернуться домой, отдохнуть от всей этой грязи… Но многие поступки не совершаются от одних наших желаний. На последних гастролях нас занесло в маленький городок Б. Мы приехали поздно ночью. И пока мы шли крошечный кусочек от машин до гостиницы, я полной грудью вдыхала аромат теплой ночи, наполненной хвоей лесов, свежестью не различимых на небе облаков и чем-то далеким и родным, как свет в твоем окне девятиэтажного дома и чай на кухне в любимой чашке с треснувшим красным блюдцем. И тогда мне очень сильно захотелось домой. Но я находилась далеко. Так бесконечно далеко от дома! В непонятном пространстве, бессмысленно болтаясь между небом и землей. А рядом шел человек, которому глубоко плевать на мои сентиментальные восторги природой и воспоминания о прошлом. Жестокий и уверенный в себе человек, слабый и немного отчаянный, и все это одновременно… Человек, который никогда не отпустит меня назад.
Мама, как часто я представляю себе твои глаза. Что сказала бы ты о моей жизни, мама… Что отразилось бы в твоем взгляде, если б так просто я возникла на твоем пороге ночью — одобрение, любовь, непонимание, презрение, сожаление, ненависть? Как сложно спрятаться от мыслей, которые постоянно блуждают в моей голове! Преследуют, запутывают, мелькают…
Знаешь, мама, когда мы с тобой увидимся, будем говорить и говорить — сутки напролет. И я буду рассказывать тебе просто удивительные вещи. Например, о картине, которую я увидела за кулисами в зале городка Б. Картина была типичным агитплакатом советского периода. Осталась с прошлых времен. Сельская местность, болото, в трясину попала девушка. Она в ситцевом платьице, волосы собраны в узел на затылке. Рядом остановился трактор, дверца открыта. Возле девушки — парень, по всей видимости тракторист. Он обхватил ее одной рукой за спину, другой-за руки и пытается вытащить из трясины. Лицо девицы перепуганное и жалкое, у парня — уверенное и сильное. Я когда увидела эту картину, остановилась и долго смотрела. Потом показала Диме. Он рассмеялся и сказал: «Спасение рук утопающих — дело рук комсомольцев — колхозников». Ему простительно, он циник. Несмотря на то, что картина плохая и глупая, что-то в ней, несомненно, было. Я смотрела долго и вдруг поняла, что завидую! Какая же она счастливая, эта деревенская девчонка! Ведь он обязательно ее вытащить — вместо того, чтобы проехать на своем тракторе прямо через нее. А она, дура с испуганным лицом, так никогда и не поймет своего счастья! Я стояла и завидовала, ведь на картинах времени нет. А меня никто не вытащит из трясины — скорей, помогут в нее упасть. Надеюсь, я нагнала на тебя не сильную тоску! Не волнуйся, иногда у меня бывает плохое настроение (как сегодня), но оно быстро пройдет. Со мной все в полном порядке. Одеваюсь тепло. Не болею. Счастливо! Большой привет Нинке, Славику! Целую и обнимаю, твоя Марина.
LIVEJOURNAL,
ДНЕВНИК РИ.
ЗАПИСЬ ДОБАВЛЕНА: 18 сентября 2010.
— Его нет, — сказал Игорек, опуская бутылку с пивом на пол, — он уехал полчаса назад. Вместе с Вал. Евгом.
В помещении студии, плохо проветриваемом и всегда закрытом, был спертый воздух. Единственным музыкантом был Игорек — трудолюбивый мальчик, недавно приехавший в Москву и недавно работающий в команде Димы. Мне он нравился, и это было большой редкостью. Я никогда не симпатизировала Димкиным музыкантам (и постоянным, и временным), считая их пьянью и рванью. Но этот мальчик был не такой. Поэтому мне было его жаль. Я не сомневалась, что, как и все остальные, он плохо кончит. Очевидно, в отличие от остальной Димкиной пьяни, он тоже симпатизировал мне. И вот теперь в его лице отразилось сожаление обо мне (что не успела приехать раньше) и еще о том, что он ничем не может помочь. Сожаление и милая растерянность — вместо набора похабных шуток. Я опустилась на продавленный диванчик в углу.
— С Вал. Евгом?
— Ну да. Вал. Евг. повез его на радио. Кажется, там у них интервью.
Господи! Ну конечно же, интервью на радио! Вал. Евг. договорился с этим радио, как только мы приехали в Москву и Димочка, волнуясь, несколько дней просил меня не забыть о моей главной роли — Димочкиной моральной поддержки. Я должна была поехать туда с ним. Димка волновался потому, что эта радиостанция была новой, недавно открывшейся, с молодежной аудиторией и очень большими деньгами. Люди, чьи деньги стояли за радио, Димочку не очень любили (их карманным эфирным украшением была совсем другая звезда). И Димочка не знал, как его примут. Выступление на этом радио обеспечивало совершенно другую часть зрительской аудитории и было очень хорошей раскруткой. Димочка волновался и очень просил, чтобы я поехала с ним (в моем присутствии он всегда
чувствовал себя более спокойно). А я… Я совершенно забыла! О, позор мне, позор! Крупный домашний скандал обеспечен. И хорошо, если только скандал. Димка может надуться на несколько суток прекратить со мной все разговоры. Однажды он так дулся на меня целый месяц.— Да не расстраивайся ты так! Может, успеешь, если быстро ехать.
— Нет, не успею. И я никуда не поеду. Все равно… Какой теперь смысл… А ты чего тут один?
— Я? Я играю. Репетирую и… немного сочиняю музыку. Дима об этом не знает. Так что ты меня не выдавай, хорошо?
— Хорошо. Я тебя не выдам.
— Ри, очень хорошо, что ты сюда пришла. Я давно хотел с тобой поговорить, да все не было подходящего момента…
— О чем?
— Поговори с Димой! Может, ты сумеешь как-то на него повлиять. Понимаешь, с ним происходит что-то не хорошее, и уже всем это заметно. Он стал совершенно другим. Психует, орет по малейшему поводу. Мы все привыкли к его истерикам, особенно в рабочей обстановке, но это нечто другое. Я никогда не видел его таким психованным! Иногда он выглядит просто больным. Пару дней назад он разбил один хороший инструмент. Просто взял гитару и расколотил о стену, представляешь? При чем по пустяку! Вчера он ударил одного человека, парня… Музыкант, зашел к кому-то из ребят. Так Димка выпихнул его за дверь и дал в морду. Парень хотел дать сдачи, но ребята его удержали, объяснили, что Дима в последнее время не в себе. И еще одна странная вещь — он дрожит от малейшего шума. Вздрагивает, если кто-то подходит к нему со спины. Не дай Бог тронуть его за плечо, если он отвернулся. Он устраивает дикую истерику, а потом выскакивает из студии, и насовсем. Вся работа коту под хвост. И никто не может с ним сладить. У ребят впечатление, что он чего-то жутко боится. А работы уже никакой нет. Он ничего не понимает, делает все не то… хватает не настроенный инструмент, потом от себя отшвыривает… Не поет… Даже не разговаривает… Либо молчание, либо крик. И ничего третьего. Мы сначала думали, что у него неприятности, связанные с тобой. Ведь все знают, как сильно от тебя любит. Мы думали, может, вы поссорились, или еще что… Мало ли как бывает в жизни. Пытались говорить с Вал. Евгом, но он ответил, что с Димой все в порядке, просто он переутомился на гастролях, и это скоро пройдет. Но все это прозвучало как-то неубедительно. А потом случилось самое страшное. Я никому об этом еще не рассказывал, только вот сейчас, тебе. Я случайно зашел в туалет, одна из кабинок была заперта. Когда я вошел в соседнюю, то услышал, как Дима разговаривает по мобильному телефону, в запертой кабинке. Знаешь, с кем он говорил? С Домиником!
Я почувствовала себя так, как будто мне на голову упала чугунная плита весом в тонну. И разом раскроила череп. Кажется, даже руки начали дрожать. Это было слишком ужасно, чтобы быть правдой! Так ужасно, что у меня захватило дух! Так ужасно, что… Я постаралась, чтобы голос не дрожал:
— Ты не ошибся? Может, ты просто не расслышал?
— Нет. Он называл его по имени — Доминик. Он несколько раз повторил это имя.
— О чем был разговор?
— Они договаривались о встрече. Дима нервничал…
— Что произошло потом?
— Я незаметно выскользнул из туалета, стараясь, чтобы меня не было слышно. Через несколько минут вернулся Дима, злой, как черт, бросил пару резких слов музыкантам, сел в машину и уехал. Больше он в студию не возвращался. Ребята подождали его некоторое время и разошлись. А я остался поиграть — время ведь оплачено. Ри, я не хотел тебя так расстроить, но… Но я должен был тебе это рассказать! Именно тебе, понимаешь? Ты знаешь, как я отношусь к Диме. Я восхищаюсь его талантом. Когда я это услышал… Я недолго здесь, но прекрасно знаю, кто такой Доминик и для чего к нему ездят… Ри, скажи, вы ведь не ссорились, правда?
— Правда.
— И ты не ушла от него?
— Нет.
— Тогда зачем? Почему? Я просто не понимаю… Ты не думаешь, что все может начаться сначала, Ри? Он ведь погибнет, после лечения… Я слышал, что он лечился… Ты ведь что-то сделаешь, правда? Ты ведь не дашь ему погибнуть? Ты не допустишь, чтобы он опять… Ри!
— О Господи, да ничего я не знаю! Я… мне… знаешь, мне пора идти.
Я выскочила из студии, пробежала несколько шагов и прислонилась к какому-то дереву, росшему во дворе. Ноги подкашивались и голова мутилась. Это было более, чем страшно! Более, чем больно! Более, чем… Доминик был самым страшным именем во всей эстрадной тусовке. Самым страшным чудовищем… Я боялась этого человека. Каждый раз, случайно сталкиваясь с ним, я намеренно отводила глаза.
Доминик был негром, черным, как смола, иностранцем по паспорту, но жил в России столько лет и так говорил на нашем языке, что все считали его русским. Доминик объездил весь мир, подолгу жил во Франции, Италии, Америке, Бразилии, Колумбии… В Москве у него был какой-то бизнес (точно не помню, какой) для прикрытия. Последним его гражданством было американское, и американский паспорт придавал ему большой вес. Доминик был очень богатым человеком, любителем красивых женщин с любым цветом кожи и постоянным посетителем светских тусовок. И Доминик снабжал разнообразными наркотиками желающих эстрадных звезд.
Клиентуру Доминика составляли те, чьими лицами пестрели журналы, плакаты, концертные афиши разных городов — медийные лица. Доминик был утонченным человеком, он тянулся к искусству и любил артистов. Он был уникальным торговцем — продавал наркотики только людям искусства. И только тем из них, кто мог очень хорошо платить. Расслабиться, снять напряжение, взбодриться, миновать депрессию или творческих кризис-за всем этим шли к Доминику звезды эстрады и кино. И очень скоро он захватил монополию в своей области. Вся эстрадная тусовка покупала наркотики только у него.