Ракета в морг

— Вероника.

— Да?..

— Я тебе когда-нибудь нравился?

— Я… я очень спешу, Хилари. Я…

— Ну же?

— Я пыталась. Честно, я пыталась…

— Как это похоже на тебя, моя дорогая, — ровно проговорил Хилари. — Ты всегда пытаешься. Помнишь, пыталась с музыкой и с рисованием. Самовыражение. Пыталась с религией. Пыталась с любовниками. О да, я знаю. Но что бы ты ни пыталась делать, всё оказывается слишком сложным, и ты перестаёшь пытаться. Перестаёшь. Всегда пытаешься и никогда не делаешь. Ты… — Голос Хилари замер. Какое-то время он молча смотрел на жену.

— До свидания… — нерешительно проговорила она.

— Всегда пытаешься и никогда не добиваешься результата, — медленно повторил он. — А я всё ещё жив…

Не говоря ни слова, Вероника Фоулкс подхватила сумочку и вышла. Хилари резко расхохотался. Затем в комнате стало тихо.

Пять минут он просидел без движения. Порой его глаза задумчиво останавливались на кабинете, в котором он был столь загадочно ранен. Порой смотрели так, словно были сосредоточены на далёком невидимом объекте, таком, как ракетная траншея в Пасадене.

Наконец, он встряхнулся настолько, чтобы налить себе ещё виски, и в этот момент в дверь позвонили. Спустя мгновение горничная ввела двух монахинь. Хилари отставил стакан и неохотно поднялся на ноги.

— Да? — спросил он, почти незаметно пошатываясь.

Младшая (насколько можно было судить, учитывая, что религиозный облик лишён возраста) из двух проговорила:

— Мы виделись мельком, мистер Фоулкс, в день того таинственного нападения на вас. Просто мимоходом обменялись приветствиями, и я едва ли могу вас винить, если более поздние события вытеснили это из головы. Я сестра Мария-Урсула, а это сестра Мария-Фелицитас из ордена Марфы Вифанской.

Хилари вежливо поздоровался и указал на стулья. Маленькие старые глазки сестры Фелицитас закрылись словно в тот самый миг, как она села.

— В самом деле, теперь я припоминаю вас, сестра. В самом деле. Лейтенант полиции упоминал, что вы были одной из свидетельниц, подтвердивших видимую невозможность того… того, что здесь произошло.

— Могу я поздравить вас со спасением? Похоже, у вас очень эффективный ангел-хранитель. Кроме того, вам повезло, что делом занимается лейтенант Маршалл.

— В самом деле. Способнейший офицер. Способнейший.

— Я не имела в виду его способности как таковые. Могу представить, сколь многие из полицейский с сарказмом отнеслись бы к подобной “невозможной” ситуации; но, поскольку у лейтенанта уже был схожий опыт, он должен быть куда более восприимчив.

Хилари улыбнулся.

— Я и подумать не мог, что женщина вашего положения может быть столь знакома с убийством или с полицейским образом мыслей.

— Мой отец был полицейским, и хорошим. И я сама собиралась служить в полиции, когда моё здоровье пошатнулось, и я вынуждена была переменить намерения.

Хилари являл собой вежливое сочувствие, но что-то его нервировало. Он выразил должное удовлетворение известием о тем, что в последние десять лет здоровье сестры Урсулы было завидным, как и тем фактом, что она, тем не менее, ни разу не пожалела о смене призвания. Он принял последовавшие за тем поздравления со счастливым избавлением предыдущим вечером, но, наконец, с оттенком нетерпения проговорил:

— Но, сестра, я уверен, что вы пришли сюда не для того, чтобы обсуждать моё счастливое спасение от ангела смерти.

— Разумеется, нет. В тот раз я приходила по делу, и, боюсь, я настойчива.

— Дело? Дело? Но продолжайте.

— Возможно, вы слышали немного от вашей жены о целях и деятельности нашего ордена…

В манере Хилари тут же проявилась заметная холодность.

— Если вы собираете пожертвования, сестра, то, думаю, следует пояснить, что состояние книжного рынка в столь неопределённое время слишком плачевно, чтобы оставить меня в положении, в котором я мог бы свободно обдумать… Слишком плачевно, — заключил он, оставив переусложнённую фразу висеть в воздухе.

— В каком-то смысле, полагаю, — улыбнулась сестра Урсула, — я прошу о пожертвовании, но оно ничего вам не будет стоить, мистер Фоулкс. Я просто хотела просить вас пересмотреть свой отказ сестре Пациенции, которая хотела транскрибировать некоторые из произведений вашего отца шрифтом Брайля.

Хилари выглядел обиженным.

— Но, моя дорогая сестра, я ей не отказывал. Я во что бы то ни стало хочу, чтобы слепые наслаждались произведениями моего отца. Во всех смыслах. Она может транскрибировать эти рассказы, сколько пожелает. Я просто просил обычную плату за перепечатку.

— Но это добровольный, некоммерческий труд. Книгу будут читать первыми некоторые из слепых, о которых мы печёмся. Затем она поступит в библиотеку штата, а оттуда её распространят среди всех слепых Калифорнии. И никто не заплатит за неё ни цента.

— Книги свободно распространяются общественными библиотеками, моя дорогая честра, но библиотеки платят за книги издателям, а тем самым, хоть и не напрямую, авторам. Это необходимый знак уважения литературной профессии. Я в память своего отца обязан собирать все пожертвования, какие могу. И, кроме того, человеку надо на что-то жить.

Сестра Урсула оглядела скромно дорогую комнату.

— Вы находите хлеб удовлетворительной диетой, мистер Фоулкс?

— Не понимаю, что вы имеете в виду под этими словами, сестра. Но должен ясно дать вам понять, — Хилари наклонился вперёд, выразительно потянув мочку уха, — что ни при каких условиях, ни по какой, даже самой достойной, причине я не одобрю возмутительное нелегальное переиздание произведений моего отца.

— Не думаю, что ваше отношение к этому вопросу изменится, если я замечу, что всякий автор и издатель, к которым прежде обращалась сестра Пациенция, всегда бесплатно разрешал переиздания Брайлем как само собой разумеющееся?

— Что автор делает со своим произведением в момент каприза, меня не касается. Но это не мои произведения. Я храню их как священное наследство отца, и должен быть хорошим его управителем.

— Есть одна притча об управителе, — заметила сестра Урсула. — Быть может, её суть в большей степени… Но, пожалуйста, простите меня. Это была немилосердная мысль. Даже, пожалуй, неточная. Пожалуйста, не поймите меня неправильно.

Хилари встал. Теперь его ноги держались вполне устойчиво.

— Никоим образом, сестра. Никоим образом. И я уверен, что вы найдёте щедрого покровителя, который сможет внести эту пустяковую плату. Я сам с радостью отказался бы от неё, если бы это не был мой долг перед отцом.