Ракетчики

Вообще, удивляюсь, что «крыша не поехала», от такой подготовки. Лёгкие на данном этапе работали вхолостую. Специальный резервуар с гелием на груди, в трахее один из клапанов, вроде грудная клетка дышит, а гелий переходит из лёгких в мешок и обратно. Если бы водная система дыхания отказала, то без проблем можно перейти на обычную схему дыхания. Целый месяц мы работали по полной программе, тренировались, но с одной поправкой: на малых глубинах. Если сказать точнее, то глубина и время «водных процедур» постепенно нарастало.

На второй месяц приступили к последнему перевоплощению. Полное оводнение. Тошно вспоминать ощущения при заполнении лёгких глицерином. Потихоньку все притерпелись. Дополнительные клапана в плевре позволяют грудной клетке выполнять вдохи-выдохи, в то же время лёгкие не работают, просто жидкость перегоняется из грудной полости в брюшную и обратно. Вязкость глицерина на три порядка выше, чем воздуха, поэтому лёгкие заполнены глицерином и реально не работают. К непривычным, неудобным ощущениям пришлось привыкать. На гортани — заглушка, а перед этим, мы дышали воздухом через клапан в трахее. Повторяюсь. Если честно, то я не уверен, что знаю обо всех своих изменениях. Хотя в учебном курсе это всё нам давали, но, мало ли… Медики сказали, грудь перестаёт «дышать» от часа до недели. У всех. Поэтому никто не переживал. Проверили все системы в бассейне и ушли в море. Теперь будем там жить.

Пристыковку, «разделку» цели мы отрабатывали на предыдущем этапе. Для этого глубина не требуется. Теперь провели учения по закреплению на своей подводной лодке на большой глубине — девятьсот метров. Под водой, отстыковавшись от «Дельфинов», пообедали. Лапин из термоса достал яблоки и заставил нас есть. Непривычно. Но мы убедились, что в экстренном случае можем продержаться на «подножном корме». «Тир» по рыбам у нас был значительно раньше, до оводнения. Всё отработали нормально. Без всяких церемоний, загрузились по стаям в «Касаток» и поплыли воевать. Да-да, так сразу. Кстати, раньше не говорил, в СССР включен режим вытеснения профессиональных искажений языка. Применительно к флоту это означает постепенный вывод из употребления «узлов», «камбузов», «шёл» вместо «плыл». Сначала резало ухо, сопротивлялся, но сейчас уже привык. Многие изменения и новые правила Диктатор никак не объясняет.

Вернёмся на землю, точнее: под воду. На подразделения нас распределили давно. Сколько раз нас разными способами тестировали — сбился со счёта. Любопытно, что командир нашей стаи, Сергей Куницин — отец Васи Куницина. Добрались до Бискайского залива, а там уже стали резвиться: топить корабли для боевой учёбы. В дальнейшем, по указанию Диктатора, «судно» и «корабль» неразличимы в терминах. Почему Бискайский залив? Глубины до четырёх километров позволяют использовать наши преимущества, на шельфе для «Дельфинов» проблем нет, а вот «Касатка» может быть замечена. Операционной зоной были определены Бискайский залив и Кельтское море.

Мне поручили контейнеровоз под британским флагом. Вёз он всякую ерунду от самого Китая, и не довез. Работал я в паре с Лапиным. Он — учитель, я — стажёр. Первым прикрепился я, вторым, причём, рядом — Лапин. Инструктор подсоединился к моему «Дельфину» специальным разъёмом и мог наблюдать все мои действия на своём экране.

Мои действия:

1. Сканируем толщину стенок судна.

2. Утоньшаем плазменным резаком небольшое пятно.

3. Сверлим отверстие под камеру.

4. Вводим камеру в дырку и смотрим: куда мы попали. Это промежуток между двойным бортом. Исполняем операции 1,2,3,4 ещё раз.

5. Мой компьютер нашёл документацию на это судно. По крайней мере, на данный тип судов. Привязался к чертежам. В камере вижу машинный зал. Людей не видно. Лазерным дальномером измерил всё что нужно. Точка крепления вышла неидеальная. Переползли с Лапиным на одиннадцать метров вперёд к носу. В наружном борту за собой заварил дыру, кстати.

6. Выполняем операции 1–5 заново. Ура! Мы в техническом простенке. Вижу кабеля. Людей и камер нет.

7. Расширяю отверстие.

8. Запускаю «Мышь».

9. «Мышь» натягивает струну за кабелями.

10. Закрепляется на полу и вытягивает по струне, как по подвесной дороге, толстый силовой кабель.

11. Находим нужный энергетический кабель контейнеровоза, зачищаем изоляцию, подключаемся. Есть! Не прошло и полчаса, а мы уже на «чужой», «хозяйской» энергии! Вот теперь и начинается основная работа.

Теоретически, утопить эту лохань можно за час работы. Но это тренировочно-боевой выход. Поэтому делаю всё, как для боевого корабля. Выпускаю пять из десяти «щупалец». Четыре работают на четыре независимых отсека, пятое ползёт на корму, к гребному винту, если точнее, то нас интересует его вал. Если что-то пойдёт не так — имеем возможность застопорить ход и спокойно доделать работу. Теперь на концах щупалец работают «Крысы».

«Мышь» — это маленькое автоматизированное устройство, управляемое по кабелю оператором. Оператор — это я. «Крыса» — как «Мышь», только больше, с другими возможностями и задачами. И «Мышь» на поводке, и «Крысу», мы называем «Щупальцем». В борту выпиливается дыра диаметром один метр, но не до конца. Плазменный резак не допиливает канавку на один миллиметр. В канавку укладывается взрывчатка, разновидность пластида, крепится детонатор. Эта операция делается и для внешнего и для внутреннего бортов. Иногда Лапин меня поправляет, по мелочам. Крепление одного из восьми детонаторов переделал: что-то шефу не понравилось. Вот и всё: час «Х» настал. Втягиваем все «Щупальца»; «бах» — есть дырки. В эти пробоины поступает вода, судно должно быстро затонуть. Пока не отлипаем. Тут 4200 метров до дна: спешить некуда. Всё нормально: судно ощутимо кренится на наш борт. Ждём. О! Сыпятся сверху контейнеры. На нас они упасть не могут. Ждём. Это хорошее судно с восемью изолированными отсеками. Почти непотопляемое. Но оно гражданское, невоенное. На четыре отсека по одному борту оно никак не рассчитано. Для военного корабля пришлось бы переползти на другой борт и повторить работу симметрично, а только тогда подрывать. Опа: энергия кончилась! Ну, оно неудивительно: цель под водой. Перешли на свою, «Мыша» кабель отсоединила, её забрал «домой». Естественно, все системы «Дельфина» работоспособны и в воздухе и в водной среде. Отсоединил все крепления, кроме одного. Это на тот случай, когда давление воды будет сминать пустые овоздушеные отсеки с противоположной стороны судна (если они овоздушеные), чтобы на «Дельфин» не пошли нагрузки, мало ли.

«Бесплатно» «падаем» почти до дна, отсоединяемся. Зачем мы здесь? Есть смысл. Хочется узнать: что в контейнерах. Разрезаем, фотографируем. Сфотал на память и свою первую цель. В контейнерах было разное: шмотки, бытовая техника, велосипеды. Пока я маялся дурью, Лапин чирикает мне по звукоподводной связи: «Ко мне». Огонёк вижу, плыву. Показывает на один из контейнеров: «Надо вскрывать, там радиация». Что значит, инструктор: дело знает, не то, что я, салага, — не догадался включить радиометр.

Вскрыли. Точно: там контейнерная пусковая установка крылатой ракеты. Давление ее повредило, но боеголовка сохраняет ценность: уран как-никак. Выбросили балласт и медленно всплыли почти на поверхность. Даже, если бы против нас проводили не поисковые работы, а работали военные — ничего бы не изменилось. «Дельфин» — не подводная лодка. Разукрашен, как касатка, выглядит как касатка, размером с касатку, нет ядерного реактора, водомётный движитель не жужжит, нас не видно, не слышно. С десяток контейнеров не утонуло — пенопласт везли, что ли? На поверхности кое-где плавает мусор, выгодно маскируя наш «рачий глаз»: это мы так свои перископы называем. Крутанул панораму. В одном месте что-то померещилось: даю приближение. Человек! Э, нет. Нам не нужно давать даже крупицу информации врагам. Так учили. Подплыл, застрелил, потратил ещё четыре патрона на продырявливание брюшной и грудной полостей. Человек пошёл на дно. Проследил за «падением» тела сонаром — нормально.

Подошла спасательная команда. Ситуацию с Лапиным обговорили заранее. Решили порезвиться «на живца». Живец уже не жилец, но рыбку половить поможет. Шли ребята чётко на нас. То ли контейнеровоз координаты успел дать, то ли, пока мы были на глубине, тут вертолёт побывал — кто его знает? Зачёт по боевому применению сдал.

Действуем с Лапиным отдельно. Четыре судна и один боевой корабль. Я работаю по «мирняку», а Лапин взял на себя эсминец. После обработки выставляю одно и то же время взрыва и перехожу к следующей посудине. Все три спасателя обслужил. После взрыва искал людей и достреливал из-под воды. Отдельную проблему составили две надувные лодки. После утопления эсминца звуком можно было пользоваться свободно. Я «пересвистелся» с Лапиным. Это так мы называем свою звукоподводную связь. Она зашифрована, но для стороннего наблюдателя слышится, как «разговоры» китовых. Одновременно служит для сканирования водного пространства. Вышли, каждый на свою цель, и одновременно атаковали. Не готовы были ребята к подводным автоматам, не готовы. Выставили антенны, посмотрели спутниковый канал телевидения СССР. Там, в зашифрованном виде, отдалённо похоже на телетекст, циклически передавалась информация для таких как мы. Всего-навсего, карта движения морских целей в нескольких районах мира. Один из них — наш. Косвенно, могу сказать, что ещё кто-то действует на западном побережье США, несколько севернее Ирландии, в Аденском заливе, Сингапурском проливе, несколько южнее Японии, в Средиземном море.