Ракетный полет из Каменного Брода в Санкт-Петербург и обратно, или романтическое путешествие барона фон Мюнхгаузена на берега реки Лугань
Шрифт:
Из-за дверей кабинета барона вдруг грохнул выстрел.
Что было потом я помню очень плохо. Помню, что мы стучали в запертую изнутри дверь. Помню, как лишилась чувств фрау Марта и осела на руки бургомистра. Помню, как прибежали слуги, и кто-то начал ковыряться в замке. А потом мир вдруг смазался, потек и рухнул в темную пропасть. Я и сам упал в обморок.
...Окончательно пришел в себя только через неделю. Открыл глаза - и сразу понял, что мир стал другим. Кто-то из слуг сообщил мне, что барона больше нет. Похороны состоялись третьего июня, а на следующий день фрау Марта ушла из дому и не вернулась. Поиски ничего не дали. Поговаривали, что она уехала куда-то на восток, в "дикие степи".
Глава
10.1
После смерти барона Мюнхгаузена почему-то вдруг возлюбили все. Бернардина-Якобина водила экскурсии "Жизнь и быт Карла Иеронима фон Мюнхгаузена" по нашему замку - и, поверьте, желающих лично увидеть апартаменты моего упокоившегося друга оказалось предостаточно.
Ее любовник Рамкопф-Хюден читал лекции по "статической бароновой физике" в местном коммерческом лицее, на которых с пеной у рта доказывал то, что раньше отрицал, - что Карл Иероним смог таки вытащить себя из болота за волосы, мчался по воздуху верхом на ядре и дважды летал на Луну. Якобы перед тем, как первый раз коснуться подошвой ботфорта лунной поверхности, мой друг даже произнес историческую фразу: "Это маленький шаг для отдельного человека, но огромный скачок вперед для всего человечества". Я чесал в затылке, напрягал память - ведь я в тот момент был рядом с Мюнхгаузеном и вторым ступил сапогом в лунную пыль, - но ничего подобного припомнить не мог. Впрочем, опровергать домыслы Рамкопфа-Хюдена не стал...
Видимо мое молчание оценили по достоинству, и вскорости мне по почте пришло письмо из мэрии, в котором бургомистр предлагал возглавить "Совет ветеранов приключений и путешественников имени барона Мюнхгаузена". Я, впрочем, поразмыслив, отказался. С детства не люблю все эти политические цирлихи-манирлихи.
Прошло три долгих и тоскливых года. Я все так же служил экономом при замке Мюнхгаузенов и полностью ушел в хозяйственную рутину. Закупка провизии, заготовка кормов, счета и финансовые отчеты перед налоговой инспекцией герцогства... Иногда мне даже начинало казаться, что так было всегда, а мои и Мюнхгаузена приключения и путешествия - всего лишь длинный, яркий и приятный сон.
10.2
В конце июня 1800 года судьбе было угодно привести меня в небольшой цветочный магазинчик на окраине Ганновера - ходили слухи, что его владелец, садовник Мюллер, выращивает какие-то совершенно необычные розы. Бернардина-Якобина возжелала, чтобы у нее по утрам теперь всегда были свежесрезанные цветы.
Владелец магазинчика встретил меня с распростертыми объятиями, и тут же принялся с увлечением рассказывать, какие у него имеются замечательные растения.
Он говорил с жаром, весьма увлеченно, - а я вдруг узрел в этом человеке моего друга, барона фон Мюнхгаузена! Не смог сдержаться и сказал ему об этом.
И о чудо! Садовник Мюллер тут же снял шляпу, очки, сорвал наклеенную на лицо бороду, и я в самом деле увидел перед собой Карла Иеронима, того самого Мюнхгаузена, которого знал много лет и с которым так неожиданно и трагично расстался три года назад!
– Барон! Боже мой, это вы!
– Я, Томас, я, - он тоже не смог скрыть своего волнения и даже смахнул с глаза слезу.
– Но как?... Как это возможно?
– У меня дрожали губы.
– Вас же похоронили... Я сам не раз бывал на вашей могиле!
Карл Иероним горько вздохнул и ответствовал:
– Три года назад по взаимному согласию с моими родственниками и бывшими друзьями я ушел из жизни в мир иной.
Я выпучил глаза. Стоявший передо мной барон был вполне реален и материален и нисколько не походил на призрака из потустороннего мира.
Мюнхгаузен, видимо, угадал мои мысли
и немедля пояснил:– Между мной и Бернардиной-Якобиной с компанией было заключено джентльменское соглашение о том, что ни я их, ни они меня беспокоить не станем... Я забрал Марту, поселился здесь, на окраине Ганновера и превратился в садовника Мюллера. Выращивал цветы, открыл вот этот магазинчик... Два года назад у нас с Мартой родился сын. Мы назвали его Андре - в честь деда.
Он вздохнул и грустно улыбнулся:
– И ты знаешь, меня полностью устраивала такая жизнь - размеренная, спокойная и серенькая...
– Не верю, - я затряс головой.
– Вы же барон Мюнхгаузен, герой, путешественник!
– Ошибаешься, Томас. Я стал Мюллером, просто садовником Мюллером... Помнишь наш полет из Каменного Брода в Санкт-Петербург и обратно? Мои работы по созданию ракетной техники?
– Еще бы не помнить!
– фыркнул я.
– Как будто вчера все было!
– Так вот даже эти работы я прекратил, - с горечью произнес мой друг.
– Собрал все чертежи и расчеты и отослал в поместье моего друга барона фон Брауна. С припиской использовать эти наработки не ранее, чем через сто лет. Пусть кто-нибудь из потомков барона все-таки откроет человечеству путь в космос!
Он немного помолчал, грустно вздохнул и продолжил:
– Я сделался типичным образчиком городского мещанина: работа, домашнее хозяйство, семья. Работа, дом, семья. Все по кругу, строго по расписанию, с нашей известной всему миру пунктуальностью... И так длилось три года... Но вчера...
Мюнхгаузен замолчал и опустил взгляд.
– Вчера? Что случилось вчера?
– Мое сердце замерло.
– Вчера Марта взяла сына и ушла, - сухо сообщил барон.
– Оставила записку, что выходила замуж за путешественника барона Мюнхгаузена, а не за садовника Мюллера, и не намерена больше жить этой мещанской жизнью, без всяких событий и приключений...
– И вы...
– У меня перехватило дыхание.
– И я решил вернуться, Томас!
– Барон вскинул голову, и в глазах его полыхнули веселые искры.
– Нет больше Мюллера! Барон Мюнхгаузен воскрес! Воскрес раз и навсегда!
Я был рад настолько, что не сдержался и немедленно заключил моего старого друга в самые горячие объятия, на которые был способен.
10.3
Известие о "воскрешении" барона Мюнхгаузена взбудоражило город. Радость вылилась на улицу, кто-то даже организовал маскарад и праздничное шествие. В мэрию студентами городского лицея было подано прошение о немедленном переименовании города Ганновера в Мюнхгаузенштадт.
Впрочем, не все разделяли всенародное ликование. Бернардина-Якобина и прочие родственники и бывшие друзья барона подали в суд исковое заявление, в котором объявляли Карла Иеронима самозванцем - дескать, садовник Мюллер сошел с ума и вообразил, что он Мюнхгаузен.
Суд долго вникал в суть вопроса и, в конце концов, решил провести экспертизу. На центральной городской площади установили огромную пушку, ствол которой был направлен едва ли не в зенит: чтобы доказать свою подлинность барону Мюнхгаузену предлагалось совершить полет на пушечном ядре на Луну. На самом деле, в пушку был заложен сырой порох, и после выстрела мой друг под общий хохот присутствующих просто шлепнулся бы на землю.
Но барон почуял неладное, да и фрау Марта - она снова вернулась к Карлу Иерониму, как только он перестал быть садовником Мюллером, - подтвердила, что пушка не готова к настоящей стрельбе.
По настоянию моего друга порох немедленно заменили на сухой.
Карл Иероним окинул присутствующих грустным взглядом, горько улыбнулся краешком рта и сказал:
– Я понял, в чем ваша беда: вы слишком серьезны! Все глупости на Земле делаются именно с этим выражением лица. Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!