Рамаяна по-русски

Двигались ракшасы шумно, тяжело дыша и не слыша вокруг ничего, кроме хрипа собственных лёгких.

Князь решил воспользоваться их временной глухотой и принялся снимать выстрелами поочерёдно каждого оказавшегося последним воина. Сделал он так не меньше десятка раз, а может и чуть больше: счёта не вёл, потому что всё внимание было направлено на то, чтобы воины при попадании в них стрел не издавали предсмертных криков. Для столь искусных выстрелов необходимо было попадать стрелой в седьмой шейный позвонок в то мгновение, когда жертва заканчивает выдох. И всё же, на очередном противнике, огибая трупы уже убитых, Роман совершил небольшую неточность. А возможно ракшас, в которого летела уже выпущенная стрела, в последний миг сделал непросчитанное князем движение. В любом случае, прежде, чем умереть, он душераздирающе заорал так, что обернулись все его соратники, бегущие впереди него.

– Ребята, меня зовут Роман! Вы не меня ищете? – крикнул князь и, развернувшись на сто семьдесят девять градусов по Фаренгейту, побежал в обратную сторону.

Противники за спиной громко загомонили, призывая своего предводителя, который опережал последнего из оставшихся в живых после отстрела, произведённого Романом, на добрые три сотни шагов. Заминка в рядах карателей, связанная с тем, что Кара с авангардом отряда не сразу разобрался, в чём дело, и вернулся назад, к месту, усеянному телами своих подчинённых, дала Роману небольшой выигрыш во времени. Но вскоре он услышал, как за спиной раскатился воинственный рёв, и понял, что остаток отряда устремился за ним в погоню. Вскоре князь миновал место, где ему недавно пришлось прыгать в терновый куст. Помня, что ракшасы бегают не на много, но всё же быстрее людей, молодой многоборец решил, что в момент, когда они приблизятся на опасное для него расстояние, он сойдёт с тропы и будет петлять по лесу. Однако, прибегнуть к боевому приёму зайцев Роману не пришлось. Видимо, бег вверх давался ракшасам гораздо труднее, чем вниз по склону. Вполне возможно также, что преимущество, обретённое лучником в результате заминки противников, оказалось достаточно большим.

Так или иначе, но в миг, когда Ромыч выскочил из леса и увидел перед собой каменистый склон, достаточно круто уходящий вниз для того, чтобы быть опасным для хождения по нему, но одновременно достаточно пологий для того, чтобы камни не скатывались с него в ущелье, он ещё не слышал шума преследователей. Через сотню метров склон упирался в скалистый утёс, который возвышался над окрестным ландшафтом. Как раз посредине прямой линии между Романом и утёсом на одном из валунов, размером с хорошую тыкву, сидел Гата. Валун был заметен уже тем, что превосходил размерами своих собратьев, в изобилии рассыпанных на склоне в незапамятные времена самим Создателем Гор. Увидев князя, Гата по-птичьи непосредственно пометил камень, на котором сидел и сказал единственное слово:

– Этот.

Тропа поднималась резко вверх и, видимо, огибала усеянный булыжниками склон где-то выше. Подниматься по ней не входило в планы Романа – и он стал осторожно продвигаться по склону к утёсу. Вскоре, грязный и потный, напоминающий своим оригинальным видом водяного, вынырнувшего из трясины с неблаговидной целью напугать мирных собирателей клюквы и морошки, Роман занял место в небольшой удобной нише, выбитой дождями в теле утёса. Ниша находилась несколькими метрами выше груды камней, успешно преодолённой князем и была легкодоступна не только для ракшаса, но и для человека: к ней вела естественная дорожка, пологая, короткая и ровная, как спуск к Москва-реке от Красной Площади. Однако, напомним: чтобы добраться до этой дорожки, надо было преодолеть каменный склон шириной около ста метров, склон, каждый шаг на котором необходимо было рассчитывать, и тщательно находить место, куда ставить ногу в следующий раз.

– Уморился я что-то, – пожаловался Роман Гате.

– А ты поспи, – сказал Гата. – Я тебя разбужу.

В эту секунду из леса выскочил Кара. За ним – несколько ракшасов из тех, что были более расторопными. Преследователи на миг остановились, озираясь по сторонам.

Роман не стал выкрикивать в честь вновь прибывших приветственные слова, а просто выпустил из лука несколько стрел. Трое или четверо подчинённых Кары упали на землю, корчась в предсмертных судорогах. Две стрелы попали непосредственно в Кару – и отскочили, будто он был сделан из железа.

– Блин, больно же! – заорал военачальник захватнической армии. Далее Кара стал нецензурно пенять Роману и грозить ему кулаком.

Ромыча, если честно, неуязвимость Кары мало обрадовала. Скорее даже наоборот. Но делать было нечего – и он стал методично посылать стрелы именно в своего главного противника.

Ракшасы, глядя, как Кара извивается, уклоняясь от стрел, и почёсывается, если они в него попадали, от души хохотали и приговаривали:

– Ловко этот полурослик тебя, товарищ командарм, уделал!

– Дураки! – орал Кара. – Вы за кого болеете?

– За Канаду, за «Торонто Мейпл Ливз», – отвечали ракшасы и продолжали ржать.

Про Канаду Кара ничего не знал. Тем более – про Торонто. А уж про «Мейпл Ливз» – и подавно. Поэтому уязвлённый генерал южной армии весьма рассерженно крикнул:

– Ну всё, коротышка, ты меня достал!!

После подобного признания, да ещё произнесённого с глубоким личным чувством к адресату, генерал карательной армии разбежался – и совершил фантастический прыжок через каменный склон.

– Мировой рекорд! – закричал рефери в секторе прыжков в длину, но в эфире пошли помехи – и трансляция из Пекина прервалась.

Кара приземлился в шаге от Романа. Тот выхватил из-за спины два меча, но защититься не успел: генерал ракшасов разрубил его надвое своей именной алебардой, подаренной самим архивеликим Раваной.

– Game over, – подумал Рома, по частям падая на землю…

26. Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалели…

Незыблем, словно Неба Твердь,Сражений Кодекс так устроен:любой неуязвимый Воинна Поле Битвы встретит Смерть —и примет от Неё Крещенье.Месть с Вероломством – как рога.Не поддавайся их влеченью!Сядь у реки, гляди: теченьеуже уносит труп врага.Доспехов нет сильней Прощенья.

Длинномер Мишка молча поворошил догоревший костёр и сурово взглянул на братьев. Те, притихшие словно напроказившие малыши, не решались даже вздохнуть.

Наблюдая, как огонь священного Хавана пожирает жертвы, поднесённые ему с почтением и любовью, молодые люди, находящиеся в учениках у великого риши, видели не дрова, тающие на глазах и превращающиеся в жар и дым, летящие к небу. Они видели мир, пожираемый Пламенем Времени и себя в этом пламени.

Смерть неизбежна, думал Ромка. Но страха не было. Что-то должно остаться.

– Хаван принял жертву. Лишь пепел остался, – произнёс Мишка-длинномер.

– Мы и есть жертва, – не помня себя ответил Роман.

– И жертва, и жертвующий, и объект поклонения, – сказал риши. И добавил: – Нет ничего в мире, что не вместило бы Сознание.

– Значит Сознание и есть мы, – уверенно произнёс Алексей.

– И Обладатель Сознания. И Цель, – добавил Михаил.

– Я не умру, пока не достигну Цели, – сказал Роман.

– А какова твоя Цель? – сверкнув глазами, задал вопрос Учитель.