Рандом
Шрифт:
– Ну что, Машка, пошли праздновать Новый год?
– повеселел я.
Машка не ответила, но я знал - она не против. Чуть позже она потянется за бутылкой. Я бросил взгляд на опустевший бар. Черт, винишко кончилось, да и съестным не помешало бы разжиться. В честь праздника. Ничего не попишешь, пришлось выдвигаться.
Я выгрузил половину продуктов и занес в комнату. Я оставил дверь открытой, рассчитывая вернуться за второй порцией. Поставив пакеты на пол, я обернулся и остолбенел: передо мной стоял человек в маске. И так до боли знакомо на меня смотрел ствол. Наверняка, можно было потянуть время, попытаться завалиться за стол, поиграть в прятки! Оружия здесь не было, ножи
А я продолжал стоять истуканом, не отрывая глаз от черной точки. Где-то в глубине души я всегда знал, каким будет мой конец пути. Не тогда, давно, а сейчас. Все равно он достал бы меня на каком-нибудь очередном отрезке, а так... пусть мои птички пели до конца.
Короче, я смирился. Как завороженный следил за тем, как сжимается палец на спусковом крючке. И в этот момент возникла Машка. Она вклинилась между убийцей и мной, бормоча свой обычный бред. И я — нет, чтобы подставить ее и откатиться в сторону! Не знаю, что на меня нашло. И объяснить себе так и не смог, и уже не успел. Я бросился к ней, рванул за плечо, сталкивая с линии обстрела. Она упала, налетев спиной на стул.
Грохнул выстрел. Я сначала не понял, что все свершилось — меня словно всего опустили в кипяток. Потом нестерпимо зажгло в груди. Я еще падал, когда мой убийца снял маску.
«Ты?» и «Зачем?» - два вопроса столкнулись в моей голове, взорвались, унося меня в темноту. Даже не пообещав мне, сука, света в конце туннеля.
Весна. Глава единственная. Влада.
Часть третья
Весна
Влада
«Будешь смеяться, делай это громко. Смех у тебя однозначно неприятный. Мне будет не так обидно».
Кому-нибудь. Кто сможет читать.
– И все это ты мне говоришь теперь? Именно теперь?
– Лада...
– Ты не набрался смелости сказать мне все это почти три месяца назад? Когда, по сути, я принимала роды?
– Лада, послушай меня. Только спокойно, пожалуйста...
– Ты молчал, когда кровь лилась по моим рукам, а из Дашки вываливались какие-то внутренности? Когда я одной рукой держала Костика, а другой пыталась запихнуть в нее какую-то кровавую хрень — даже не зная, нужна была она ей? А в это время что делал ты? Репетировал свою речь, когда потерял сознание и грохнулся рядом? Хочешь знать, что в это время делала я? А в это время я как шальная металась по квартире, искала эти проклятые ножницы, потому что иначе они никак не разделялись — умирающая мать и орущий младенец!
– Владислава! Послушай же меня, наконец!
– Макс, пытаясь вклиниться в мой монолог, вознамерился схватить меня за руку, но промахнулся. Я сделала очередной виток вокруг кроватки, на которой мирно спал Костик. Его не будили громкие звуки. И не потому, что младенцы мало что воспринимают в свои считанные месяцы - так ему было предписано вести себя в единственный день, отпущенный на всю жизнь.
– Я искала долбаный алкоголь, чтобы обработать всю эту текущую хрень, резала этот сизый кожаный шнур, забитый кровью, перевязывала пупок какой-то подвернувшейся фигней! Я делала то, что слышала мельком — где-то в кино, читала в каких-то забытых книгах!.. А единственный взрослый человек, который мог бы что-то мне подсказать — хотя бы, потому что на подхвате должна была быть я!!
– что делал ты?! Валялся на полу!!
– Лада, замолчи!! Я слышал это сотню раз! И сотню раз просил прощения! Я безумно тебе благодарен! Но! Так получилось!
– он втянулся в общий
– Почему ты мне не сказал этого сразу? Когда очнулся и увидел меня, залитую кровью — Дашкиной кровью, которая вытекла из нее за пять минут. А я не знала, что делать и попросту заткнула ее подушкой! Что мне оставалось делать? Я не знала, как не дать ей умереть!! И вот ты пришел в себя, увидел меня, блин, такую — кровавую мадонну с младенцем на руках — и ничего мне не сказал!! Я понимаю, трудно собраться с мыслями, когда видишь такое. Ладно, я готова простить и то, что было после — пока я занималась младенцем, мыла его и кутала во что придется, ты страдал над телом Дашки...
– Владислава!
– Не ори на меня!! Мы уходили оттуда через день. Целый день у тебя был на то, чтобы посвятить меня в дальнейшие планы. Но! Похоронив Дашку и забрав орущего Костика, мы поехали сюда, оборудовать быт... Я что-то не так говорю?
Макс выдохся. Сидел у стола, тиская в руках рожок, и рассматривал пухлую рожицу младенца.
– Почему ты не сказал мне все в первое время?
– уже тише продолжала я, хотя в моей душе продолжало все клокотать.
– Ты успокоился, все вошло в обычную колею - кормежка, мытье, памперсы. Почему ты не решился тогда?
Он молчал, не глядя на меня. Я подошла к нему, подвинула ближе стул и села. Мне было важно поймать его взгляд, но он ускользал, концентрируясь на младенце. По расписанию, тот должен был вот-вот открыть глаза.
– Не надо мне в очередной раз отмазываться тем, что тогда ты еще ничего не решил. Я тебе не верю, - устало сказала я своим рукам.
– Ты все решил сразу. Просто ты слишком нуждался в моей помощи первое время.
– Может, и так, - вдруг впервые за последний день я услышала правду, и силы разом оставили меня.
– Зато честно, - голос мой дрогнул.
– Ты была мне очень нужна. Я много раз тебе говорил, что без тебя...
– Теперь я тебе не нужна, - сказала не потому, что фраза с легкостью вылетела из меня. Я хотела быть уверенной до конца, хотела поставить точку. Или провести ту линию, под которой остаются цифры - сухой остаток. Без крови, без боли, без слез.
– Ладушка, - его мутило от честных слов. Он всегда предпочитал дерьмо в красивой обертке. То, которое и пытался мне сейчас всучить.
– Мне тяжело тебе это говорить, но уехать просто так, не сказав ни слова — еще хуже. Хотя, проще. К тому же, я рассчитываю вернуться сюда через некоторое время...
Я хмыкнула, не удержалась. Сквозь предательски текущие слезы. Горькие, как желчь.
– Прости, что позаимствовал у тебя пару месяцев свободной от обязанностей жизни, нагрузил своими проблемами.
– Макс, это жестоко.
– Выслушай, пожалуйста, до конца!
– он слегка повысил голос, конфетная обертка развернулась, показывая дурнопахнущее нутро.
– Да, я принял решение уехать с Костиком без тебя. Без никого. Как только стало известно, что он... не один из нас. Но я не могу по-другому. Он мой сын. Все, что у меня осталось.
– А я?
– шмыгнув сопливым носом, вставила я. Макс меня не услышал. Или не захотел услышать.
– Я его не брошу.
– Но их нельзя отрывать от места «прописки», ты же знаешь!
– Я думал об этом. Нет у него еще этого места. Все будет нормально. Он будет расти. В дороге. Я буду ухаживать за ним. Пока смогу.
– Зачем нужно обязательно уезжать? Не понимаю. Младенец может заболеть в дороге, а тут все есть, все можно достать. А дорога это...
– Да знаю я все!
– Он бросил ладонь на стол.
– Но не могу здесь оставаться! Мне осточертели все эти ваши охи-ахи, взгляды, шепот! Все ваши соболезнования!