Раненая ласточка

Откуда у сына деньги? Неожиданная мысль кольнула ее: «Это те три рубля, которые он взял в шкатулке!»

Она уже не могла заниматься штопкой — игла падала из рук. Выходит, зря она сваливала вину на Шарипа! Выходит, сын ее оказался вором?!

Когда Шарип вернулся с работы, Хадижа-Ха­нум сказала ему о своей находке.

— Ты думаешь, где он взял эти деньги? — за­дала она вопрос мужу.

— Не знаю. Лучше всего спросить у Сайбуна.

— А я и спрашивать не стану! — дрожа от вол­нения, заговорила Хадижа-Ханум. — И так все по­нятно: украл он три рубля из шкатулки! Вор у нас в доме, вор!..

Шарип промолчал.

— Где Сайбун? — спросила Хадижа-Ханум.

— Где ж ему быть? В школе, — ответил Ша­рип. — Слушай меня, жена, я долгое время глядел на поведение Сайбуна сквозь пальцы. Но терпению моему пришел конец. Развяжи мне руки, дай пого­ворить с сыном серьезно. Я не хочу, чтобы в это дело вмешивалась ты. Ты можешь все испортить... Не начинай с ним разговора об этих деньгах. Я сам все сделаю... Ты согласна?

Хадижа-Ханум устало, безнадежно вздохнула. Она провела ладонью по лицу, словно хотела снять что-то мешающее ей видеть.

— В глазах туман, — сказала она. — Шарип, я согласна. Я буду молчать. Настал час, когда дол­жен вмешаться мужчина...

Сайбун пришел домой вскоре после этого раз­говора. Он бросил портфель на свой стол и спро­сил:

— Мама, обед есть?

— Подожди с обедом, — остановил его отец. — Дай-ка твой дневник...

Шарип попал в самую точку. Сегодня Сайбун получил двойку по истории: он катался на велоси­педе до самого вечера и не заглянул даже в учеб­ник. Однако двойку Сайбун тут же стер. А вме­сто нее поставил широкую, разлапистую пятерку. Сделано это было довольно ловко, во всяком слу­чае, Сайбуну казалось, что никто подчистки не заметит.

Он со спокойным видом подал дневник отцу.

— Кто поставил пятерку? — спросил отец, ста­рательно разглядев страничку дневника.

— Учитель.

— И двойку стер учитель? — невозмутимо спросил отец.

— Да...

Сайбун остановился. Ах, как он промахнулся! И как это у него вырвалось «да»? Теперь поздно что-то менять...

Он стоял перед отцом ни жив ни мертв.

— Значит, по-настоящему тебе поставили двой­ку? — продолжал допрашивать отец.

— Да.

— А пятерку ты сам поставил?

— Да. — Сайбун поднял голову. — Папа, прости меня, я больше не буду...

Шарип взял Сайбуна за плечо и так сильно сжал пальцы, что Сайбун вскрикнул.

— Негодяй! — Шарип побледнел, руки у него тряслись. — До каких пор ты будешь лгать и изво­рачиваться? Кто научил тебя лгать, скажи, кто? Чего тебе не хватает в этой жизни? Хлеба? Чистой постели? Чернил? Ручки? Тетрадей? У тебя есть все!

— Прости меня, папа! — повторял испуганный Сайбун.

Но отец, казалось, не слышал его.

— Или у тебя на плечах не голова, а тыква? Будь я на твоем месте, я бы учился лучше всех. Клянусь, лучше всех! Чтобы потом мне не кололи глаза: вот-де малограмотный, недоучка! Мы тебя кормим, одеваем. Ты живешь так, как раньше не жили ханы. Но ты не ценишь этого! Ты знаешь, как я жил, будучи мальчишкой? Началась война, и на­чался голод... Я голодал. Я пошел работать на за­вод. Я работал по двенадцать, по четырнадцать ча­сов, никто тогда не щадил себя. Потом я ушел на фронт. Когда мне было учиться? И вот сегодня на заводе было собрание. Надо было послать на Вы­ставку достижений народного хозяйства трех пе­редовых рабочих. Среди этих трех назвали и меня. Я сидел на своем месте и был счастлив. Но в послед­ний момент кто-то крикнул из зала: «Шарипа? Зачем? У него же образования нет!» И хотя меня оставили в списке, я сам потом пошел к замести­телю директора завода и отказался от поездки. Пусть в Москву поедут те, кто достойней меня. А к таким я причисляю учащихся. У нас рабочие не только у станков стоят и план выполняют, они мно­го читают, учатся, растут. Я не старался узнать, кто вспомнил о моей малограмотности. Зачем? Разве не прав он? Прав! На сто процентов прав! Вчера еще можно было иметь золотые руки и не учиться. Сегодня руки не всё. Голова хорошая нужна, умная, ученая голова! Так вот, учись хорошо, если не хо­чешь потом краснеть, если хочешь быть настоящим человеком! А будешь двоечником, будешь лгать ро­дителям, вот тебе дверь, и отправляйся на все четы­ре стороны. Нам с матерью не нужен сын-неуч, сын-лгун!..

Шарип встал и быстро вышел из дому. Видно, не мог он больше видеть Сайбуна, не мог больше разговаривать с ним...

В комнату заглянула мать.

— Сынок, обедать будешь? У нас сегодня чуду. Помнишь, мы ели чуду у тети Фаризы?

— Не хочу я есть, — ответил Сайбун. — Совсем не хочу, честное слово, мама. Буду заниматься...

Он взял учебник по истории и тупо уставился в книгу. Прочел две страницы, но так ничего и не за­помнил. Не тем была занята его голова.

ЧУЖОЙ ВСЕМ

Теперь, придя из школы, Сайбун сразу же са­дился за уроки. О велосипеде он и думать забыл. Некогда. Кончалась последняя четверть, и Сайбун дал себе слово, что кончит ее без единой тройки. Он уже исправил плохую отметку по истории. По­лучил две пятерки — по географии и по алгебре. Дело шло на лад.

Отец, конечно, заметил усердие сына. Однако по-прежнему держался с ним отчужденно, холод­но. Сначала Сайбун как-то оправдывал такое отно­шение. Но чем дальше, тем больше холодность отца угнетала его. И не только угнетала — раздражала. Ну что еще отцу надо? Учится он теперь неплохо — двоек не приносит. По вечерам сидит дома. Не об­манывает родителей. Куда уж лучше!

Прошла неделя. Сайбун был усерден, как нико­гда. Но, откровенно говоря, такая жизнь — школа, домашние задания, изредка книги — уже наскучи­ла ему. Другое дело, если б у него было много то­варищей! Только нет у Сайбуна друзей. С Ниной он не разговаривает. Даштемир? Это не друг...

«Хорошо бы уехать в далекие края!» — часто теперь мечтал Сайбун.

Только напрасные это мечты. Не так крепко стоит Сайбун на ногах, чтобы один он мог отпра­виться в путь-дорогу. И денег у него нет. И хорошей профессией он не владеет. Кому действительно ну­жен такой неуч?

И, помечтав, а потом пораздумав, Сайбун снова садился за учебники. Что делать, надо учиться!

Дома было тихо. Мать и отец больше не ссори­лись. Правда, в разговорах они его часто упоми­нали.

Дня три назад отец ни с того ни с сего сказал, что, если Сайбун плохо кончит седьмой класс, он определит его на завод.

— Хоть специальность дельную получит, — за­ключил отец.

Мать стала возражать. Тогда отец раздраженно заговорил, что Сайбун ведет себя как уличный па­цан, что в нем нет гордости и честности, которые являются основой характера горца, что, наконец, рабочая среда подействует на Сайбуна, повлияет на него сильнее, чем школа.

— Злой ты, Шарип, — сказала мать.

— Я был добрым, пока Сайбун мне на голову не сел...

Разговор утих. Но Сайбун знал, что не пройдет и часа, как отец или мать снова заведут речь о нем, о его учебе, о его будущем.

«Между собой говорят, а со мной нет», — злился Сайбун.

Порой ему казалось, что отец с матерью беспо­коятся не о нем, а о каком-то постороннем челове­ке, хотя и называют его Сайбуном. Допустим, он действительно плохо ведет себя. Допустим, в его душе и вправду нет гордости и честности, какие должны быть у горца. Наконец, очень вероятно, что школа не сможет исправить его, а рабочая среда сможет. Но разве отец и мать знают причины, из- за которых он неправильно ведет себя, плохо учит­ся, обманывает людей? Не знают! И вроде бы не хотят узнать! А если б хотели, заговорили бы с ним, с Сайбуном, попросили открыть свою душу, прила­скали...