Раневская, которая плюнула в вечность

– Если вы, Иван Григорьевич, не восстановите эту сцену, я убью вас. Меня ничто не остановит.

Раневская не стала ждать ответа. Она медленно повернулась и вышла из кабинета. Растерянная секретарша заглянула через открытую дверь и увидела Большакова, замершего без движения посреди огромного пустого кабинета. Она осторожно прикрыла дверь и не стала ничего спрашивать. Только спустя десять минут Большаков вызвал ее к себе и велел приготовить чаю. Несколько посетителей, которые еще оставались в приемной, враз как-то сникли и медленно, по одному, ушли. Все они шепотом предупреждали об этом секретаршу.

Фильм «Мечта» Михаила Ромма появился на экранах спустя месяц. Сцена встречи героини Фаины Раневской Розы Скороход со своим сыном в тюрьме в нем присутствовала.

Мне остается лишь добавить, что Большаков более месяца каждое свое утро начинал с просмотра центральных газет. Но ни один журналист не сказал ни слова о некоей жалости к врагу. О фильме писали только как об очередном успехе передового советского кинематографа.

Фаина Раневская и плотник-лесоруб

Эта актриса никогда не ставила себе цель понравиться людям. Ни зрителям на сцене, ни простым соседям, прохожим, знакомым. Она жила и вела себя максимально естественно, поступала во всем по тем внутренним законам, которые в ней были заложены с детства и вырабатывались простой житейской практикой.

Иной раз кажется удивительным вот такое сочетание. Мгновенное перевоплощение на сцене, вхождение на киносъемочной площадке за один шаг в нужный образ и одновременно полное нежелание играть в реальной жизни. Кому-то Фаина Раневская может показаться этакой простушкой. Ведь, имея определенные актерские навыки, можно легко и непринужденно решать многочисленные жизненные проблемы и вопросы!

Но факт остается фактом. Раневская могла промолчать, не ответить на вопрос, уйти, не вступая в спор. Но она никогда не позволяла себе врать, не могла кривить душой в разговоре, была предельно искренней в отношениях.

Причем в отношениях абсолютно со всеми! В этом и заключался ее истинный гуманизм. Она не делила людей на некие группы своим отношением к ним.

Это была отнюдь не простота и не неумение жить, а тот самый жизненный принцип, который Фаина Георгиевна Раневская считала основой нравственности. Искренность чувств, открытое выражение собственного мнения, отстаивание своей истинной позиции в любых условиях, перед каким угодно человеком. Она никогда и ни для кого не делала исключений. Такая открытость Фаины Раневской особенно быстро обезоруживала мужчин.

Этот небольшой случай в жизни Фаины Георгиевны произошел в годы Великой Отечественной войны. Как вы знаете, в то время она, как и вся творческая элита, была переселена в Среднюю Азию. Солнца там было много, а вот еды – совсем мало. Артисты не относились к той категории граждан, для которой правительством были бы установлены более-менее приличные нормы снабжения продовольствием. Жили впроголодь все: знаменитые режиссеры и рядовые артисты, известные всему миру поэты и писатели. Это же не народные комиссары, не партийные руководители.

Чтобы как-то выживать, не слабеть вовсе, не падать в голодные обмороки на репетициях и спектаклях, они торговали, чем уж могли, вернее сказать, меняли на пресные лепешки, на картошку одежду из своего гардероба. Это было единственным подспорьем.

Да и с жильем была беда. Их селили в глинобитные домики, где зимой становилось страшно холодно, сыро и неуютно. Можно натопить печку, если есть дрова. Но они в Средней Азии почти так же дороги, как хлеб.

Там, в весеннем и неуютном, промозглом и сыром Ташкенте Фаина Раневская повстречала Анну Ахматову. Известная поэтесса жила в маленькой лачуге, где умещались только топчан да небольшая глиняная печка.

На этом топчане и лежала Анна Ахматова, укутавшаяся в старый плед. Она кашляла время от времени.

– Простите, дорогая Фаина, у меня нечем вас угостить. – Анна Андреевна робко улыбнулась, уселась, прислонилась спиной к холодной стенке, зябко передернула плечами. – Где-то там должны быть несколько картофелин. – Она показала рукой вниз, под топчан.

– Так давайте их сварим! – тут же предложила Фаина Раневская. – Вы лежите, не беспокойтесь, я сама все сделаю. Вот, есть котелок, а воды сейчас ой как много! Мы не станем чистить картошку, сварим ее в мундирах!

– У меня нет дров, дорогая Фаиночка, – виновато ответила Анна Ахматова. – Уже третий день совсем нет.

– Дрова мы сейчас найдем! – Раневская поднялась. – Я очень скоро вернусь!

Она вышла из хижины, огляделась. Где искать эти проклятые дрова? Вокруг – ни деревца, ни кустика.

Фаина Раневская пошла вдоль лачуг. За ними, вдалеке, она увидела ряд убогий строений – какие-то сарайчики. Актриса решила, что там наверняка найдется чем поживиться. Может, какая доска лежит бесхозная?

Но вокруг сарайчика было пусто – только мокрый песок и камни. Безлюдно, даже не у кого что-то спросить. Фаина Раневская шла вдоль сарайчиков, заглядывала в широкие щели хиленьких дверей. Везде и все было одинаково. Тот же самый песок и плоские камни.

Но в одном совсем ветхом сарайчике Раневская увидела то, от чего сердце ее радостно забилось. Там лежал толстый сук какого-то дерева. Фаина Георгиевна подергала за ручку, хилый засов поддался, старенькая дверка распахнулась. Ничуть не смущаясь, Фаина Раневская вытащила сук наружу. Он был прекрасный! Сухой, твердый, просто просился в печурку.

Она потащила сук к хижине, потом растерянно остановилась на дороге. Что дальше делать с этим деревом? Не толкать же его целиком в печурку – не влезет, да и как разжечь?

Прошло несколько томительных минут ожидания. Никого нигде. К кому идти за помощью, в какую дверь стучаться, если здесь почти все точно такие же, как Анна Ахматова и сама Раневская?

Наверное, ангел-хранитель актрисы был рядом с ней. Не просто же так через несколько минут из-за переулка вдруг показался мужчина, на плече которого был топор, а в руке – пила! Фаина Раневская буквально подскочила на месте, схватила свой тяжелый сук и заторопилась к нему навстречу. Ведь он в любой момент мог куда-либо свернуть. Нет, не свернул. Этот человек стоял и без улыбки смотрел на женщину, спешащую к нему, суровый, черный от загара, въевшегося в кожу.

– Послушайте, дорогой мужчина, миленький!.. Вы не могли бы разрубить этот сук на дрова, чтобы ими можно было растопить печку?

– Отчего же нет? Могу, – ответил мужчина, снимая топор с плеча.

– Но у меня нечем заплатить вам за работу, – призналась Раневская. – Я актриса…

– Можно и бесплатно, – ответил тот, нанеся первый удар топором. – Хорошее дерево, жарко и долго гореть будет. Где взяли такое?

– Я должна вам признаться, что украла этот сук, – выдала очередное откровение Раневская.