Ранние болгары на Волге

Оружие благодаря своей чрезвычайно широкой распространенности и однообразию форм для разных культурных групп трудно привлекать для сопоставления. Можно лишь отметить, что в материалах X–XIII вв. отсутствуют многие типы наконечников стрел Больше-Тарханского могильника, хотя некоторые, как, например, листовидные, ромбические, а также граненые, встречаются как в первом, так и во втором комплексах. Нет также сабель, известных в Больше-Тарханском могильнике.

Для культуры Волжской Болгарии домонгольского периода весьма характерно широкое распространение костяных изделий различного назначения — от оружия и частей орудий труда до украшений и ритуальных предметов [508] . В Больше-Тарханском могильнике костяных поделок очень немного и их назначение весьма ограничено — это части от лука и колчана (табл. XIII) и горлышки от бурдюков (табл. XVIII, 17, 18). Последние в материалах X–XIII вв. неизвестны, а сопоставляя части от луков и колчана приходится отметить, что они в X–XIII вв. иные как по форме, так и по способу прикрепления [509] . Обилие костяных изделий характерно для Танкеевского могильника; они позволяют, наряду со сходностью многих их типов с вещами X–XIII вв., говорить об их генетической связи. Остановившись на деталях колчана, следует заметить, что форма колчанов Волжской Болгарии X–XIII вв. отличалась от больше-тарханских и, судя по имеющимся деталям, имела сходство с колчанами печенежско-половецкого типа. Между прочим, в материалах X–XIII вв. совершенно отсутствуют типичные для Больших Тархан колчанные крючки и петли (табл. XIII, 1–6).

508

А.П. Смирнов

. Волжские булгары, стр. 126–128.

509

A.M. Tallgren. Collection of Zaossailov, II, 1918, табл. VI, 8.

Украшения из металла и других материалов встречаются довольно часто в памятниках X–XIII вв. Так, обычной находкой для этого времени являются многочисленные бусы, имеющие разнообразную форму и варианты [510] . Как было выше отмечено, бусы и бисер для Больше-Тарханского могильника не характерны, в то время как погребения Танкеевского могильника содержат их в изобилии. Металлические украшения Больше-Тарханского могильника, если исключить из их числа украшения марийско-мордовского типа, достаточно своеобразны и не сходны с украшениями X–XIII вв.

510

А.П. Смирнов. Волжские булгары, стр. 126.

Если взять серьги и височные украшения, то можно говорить о том, что серьги болгаро-салтовского типа в X–XIII вв. совершенно неизвестны. Наибольшее распространение здесь получают серьги с напускными бусами (одной или тремя) [511] , в упрощенной форме встреченные и в Танкеевском могильнике.

Браслеты пластинчатые, плетеные и дротовые являются наиболее распространенным украшением X–XIII вв. [512] , в то же время в Больше-Тарханском могильнике на 358 погребений приходится всего лишь два браслета, из которых один изготовлен из височного кольца мерянско-муромского типа, а другой из простого дрота с заостренными концами. Сходными украшениями являются лунницы, известные как в Больше-Тарханском, так и в более поздних комплексах. Но лунницы X–XIII вв. преимущественно замкнутые, круглой формы, с небольшим отверстием [513] , тогда как тарханские обычно разомкнутые и меньших размеров.

511

Там же, стр. 124.

512

Там же, стр. 124–126.

513

В.В. Гольмстен. Лунницы Российского исторического музея. Отчет Исторического музея за 1913 г. М., 1914, стр. 103–105.

Довольно частой находкой в Больше-Тарханском могильнике являются медные и бронзовые «костыльки» (табл. XIV, 19–23), служившие в качестве застежек одежды. В материалах X–XIII вв. подобные предметы отсутствуют, что, очевидно, объясняется употреблением в качестве застежек не костыльков, а костяных полушаровидных [514] или бронзовых пуговиц, таких, как в Танкеевском могильнике. Правда, в погребениях Больше-Тарханского могильника встречены и бронзовые пуговки (табл. XIV, 1–4), но они обычно небольшие, шаровидной формы, без орнамента, тогда как в материалах X–XIII вв. и Танкеевского могильника преобладают крупные пуговицы каплевидной и шаровидной формы с рельефным геометрическим и растительным орнаментом [515] .

514

А.П. Смирнов. Волжские булгары, стр. 128.

515

Т.А. Хлебникова. Металлургия и металлообработка меди и сплавов у волжских булгар X — начала XIII в. Рукопись. Архив КФАН СССР.

Другой особенностью состава украшений X–XIII вв. является обилие шумящих подвесок с различными привесками [516] , что также весьма характерно и для Танкеевского могильника. Очевидно, в этом сказалось сильное воздействие на культуру Волжской Болгарии X–XIII вв. прикамских племен — предков удмуртов и коми, для которых подобные украшения специфичны.

К сожалению, сопоставление погребального обряда Больше-Тарханского могильника и кладбищ Волжской Болгарии после X в. невозможно провести, ибо для последних характерен мусульманский погребальный ритуал, снивелировавший все этнические особенности.

516

Там же.

Правда, А.М. Ефимова, обследовавшая погребения X–XIII вв. на Бабьем бугре городища Великие Болгары, отмечает в погребении 40 некоторые реликтовые черты, которые она объясняет сохранением традиций раннеболгарского погребального обряда [517] . Это женское захоронение, совершенное по мусульманскому обычаю в глубокой яме с положением костяка головой на запад. Но при костяке обнаружены некоторые вещи: серьги у черепа, зеркало в области плечевых костей, железные ножницы у бедра. Набор и характер вещей не имеет аналогий в Больше-Тарханском могильнике, поэтому производить сопоставление указанного погребения с раннеболгарскими, типа больше-тарханских, невозможно. Но наряду с этим на Бабьем бугре имеется интересная группа захоронений (№ 174, 186, 196, 203, 208, 215, 216), могильные ямы которых в нижней части были обложены каменными плитами. Этот обряд не характерен ни для мусульманских, ни для больше-тарханских погребений. А.М. Ефимова склонна его рассматривать как сохранение местного обряда финно-угорских племен, известного еще с ананьинского времени [518] . Нам кажется, что этот обряд находит хронологически более близкие аналогии в погребениях тюркских кочевников Западной Сибири, где ямы с каменными обкладками известны в I тысячелетии н. э. [519] , а также в погребениях Северного Кавказа.

517

А.М. Ефимова. Указ. соч., стр. 184, 191.

518

Там же, стр. 191–192.

519

М.К. Кадырбаев. Памятники ранних кочевников Центрального Казахстана, стр. 180.

Итак, вышеприведенное сопоставление погребального инвентаря и обряда Больше-Тарханского могильника с материалами памятников Волжской Болгарии X–XIII вв. позволяет утверждать, что роль культуры населения, оставившего Больше-Тарханский и близкие ему могильники, в формировании культуры Волжской Болгарии была невелика. Очевидно, определяющая этно-культурная основа последней была иная, во всяком случае отличная от больше-тарханской.

Как уже неоднократно отмечалось выше, болгарская культурная принадлежность населения, производившего захоронения на Больше-Тарханском и Кайбельском могильниках, не вызывает сомнения, так же как и прямая генетическая связь его с болгарскими племенами Приазовья. Поэтому археологическое подтверждение прихода болгарских племен из Приазовья на Волгу в конце VII–VIII вв. неоспоримо. Также очевидна и активная роль этих групп населения в формировании первого государственного объединения в Волго-Камье, в названии которого (Волжская Болгария) и одного из стольных городов (Болгары) сохранилось название болгарских племен. Чем же объяснить тогда, что культура болгарских племен не легла в основу культуры этого государства? Такое положение могло сложиться лишь при том условии, что преобладающая этнокультурная основа Волжской Болгарии была иная и, скорее всего, не болгарская, в ее больше-тарханском варианте. Действительно, как неоднократно отмечалось, наибольшая близость с культурой Волжской Болгарии домонгольского периода проявляется в материалах Танкеевского и близкого ему могильников, которые были оставлены населением, в этническом и культурном отношении отличным от болгарских племен. Численность этого населения, вероятно, значительно превосходила болгар, о чем свидетельствует простое сопоставление размера Больше-Тарханского и Танкеевского могильников. Если в первом число погребений доходило до 800–850, то во втором оно в несколько раз больше, — коло 5,5–6 тыс. К тому же количество могильников танкеевского типа больше могильников больше-тарханского типа.

Письменные источники IX–X вв., относящиеся ко времени образования Волжской Болгарии, отмечают сложный этнический состав населения Средней Волги в интересующий нас период. Так, один из наиболее ранних арабских географов Ибн-Хордадбех в конце IX в. перечисляет тюркские племена Евразии и помещает между Уралом и Волгой печенегов [520] .

Наиболее подробные сведения о Волжской Болгарии начала X в. изложены у Ибн-Русте и Ибн-Фадлана. Первый из них, наряду с сообщением о территории болгар, пишет, что «Болгары делятся на три отдела: один отдел зовется Берсула, другой Эсегель, а третий Болгар» [521] . Ибн-Фадлан вслед за Ибн-Русте пишет о многоплеменном характере того объединения, которое он застал на Волге. Здесь наряду с верховным царем Алмушем, обычно называвшимся царем «сакалибе» [522] , дважды упоминается царь племени эскель [523] , народ сиван (суваз) с князем по имени Вириг [524] и домочадцы в количестве 5 тыс. душ под именем баранджар [525] . Примечательно, что все они объединяются под общим названием не болгар, а «сакалибе» [526] , обозначавшим население в более широком понимании, чем только узкую этническую группу одного племенного объединения. Не останавливаясь здесь на расшифровке термина «сакалибе», который рядом авторов трактуется по-разному (А.П. Ковалевский — славяне [527] , З. Валиди — светлокожие тюрки, тюрко-финны [528] ), следует заметить, что едва ли «сакалибе» обозначала только славян, так как в том же тексте Ибн-Фадлана дается подробное описание славян, но под именем русов [529] , а не «сакалибе».

520

Материалы по истории туркмен и Туркмении. Ашхабад, 1939, стр. 144–145.

521

Д.А. Хвольсон. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах и руссах Ибн-Даста. СПб., 1869, стр. 22.

522

А.П. Ковалевский. Указ. соч., стр. 121, 131.

523

Там же, стр. 139, 141.

524

Там же, стр. 139.

525

Там же, стр. 138.

526

Там же, стр. 140, 148.

527

Там же, стр. 159, прим. 9.

528

A. Zeki Validi Togan. Ibn Fadlan’s Reisbericht. Deutsche Morgenlandische Gesellschaft. Leipzig, 1939, стр. 295–331.

529

А.П. Ковалевский. Указ. соч., стр. 141 и сл.; стр. 234–235.

Имя «сакалибе» упомянуто у Ибн-Фадлана всего 16 раз, тогда как «болгары» — один раз, при чтении хутбы от имени Алмуша: «О Аллах! Сохрани царя йылтивара, царя булгар» [530] . Исходя из этой фразы и некоторых сопоставлений, А.П. Ковалевский считает, что «титул „царь болгар“ означал царя, или точнее князя, одного только племени болгар, а не всех болгарских племен» [531] . Возможно, что другие племена, упоминаемые Ибн-Фадланом (эсегель, сыван), были не болгарскими, так как в противном случае не было бы смысла выделять их как племена, имевшие собственное этническое название.

530

Там же, стр. 132. Второй раз имя болгар отмечается в этом же обращении, когда Ибн-Фадлан предлагает свою формулу той же хутбы: «О Аллах! Сохрани раба твоего Джафара Ибн-Абдаллаха, повелителя булгар, клиента повелителя правоверных» (А.П. Ковалевский. Указ. соч., стр. 133).

531

А.П. Ковалевский. Чуваши и болгары по данным Ибн-Фадлана. Чебоксары, 1954, стр. 135.

В состав складывающегося государства в первой половине X в. входили башкиры, печенеги и огузы, встречи с которыми в непосредственной близости от Волжской Болгарии описывает Ибн-Фадлан [532] . Интересно в связи с этим замечание Этрека, начальника войска гузов, который называет Алмуша своим зятем [533] . Очевидно, Алмуш взял себе в жены дочь или сестру Этрека.

В последние годы Б.Н. Заходер предпринял попытку обобщения всех сведений арабских и персидских источников о Поволжье в «Каспийский свод сведений о Восточной Европе». В первой части этого свода «Горган и Поволжье в IX–X вв.» дан конспект сведений о территории, населении и сопредельных районах Волжской Болгарии [534] . В этом конспекте весьма примечательно упоминание о том, что царь болгар Алмуш является ставленником небольшой группы — «у него сородичи числом пятьсот человек» [535] . При локализации болгар, отмечено «на восток и юг от болгар — горы, к западу — река Итиль, на севере — область печенегов» [536] . Упоминания о печенегах, как непосредственных соседях болгар, имеются и в разделе «Буртасы»: «Буртасы постоянно воюют с печенегами… К востоку от области буртасов река Итиль, к югу — хазары, к западу — в. н. нд. рр., к северу — тюркские печенеги» [537] . Учитывая то, что почти все источники помещают буртас между хазарами с юга и болгарами с севера [538] , следует полагать, что тюркские печенеги здесь локализуются рядом с болгарами. Более конкретно эта мысль выражена в разделе о мадьярах-тюрках: «Начало границ мадьяр — между страною печенегов (или булгар) и булгарскими а. с. к. л. (эсегель)» [539] .

532

А.П. Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана…, стр. 129–130.

533

Там же, стр. 129.

534

Б.Н. Заходер. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. Горган и Поволжье в IX–X вв. М., 1962, стр. 26–33.

535

Там же, стр. 27.

536

Там же.

537

Там же, стр. 28.

538

Там же.

539

Там же, стр. 29.

В начале XI в. крупнейший ученый Средней Азии Ахмед ал-Бируни в своем географическом сочинении «Китаб ат-тафхим» писал, что «область, занимаемая седьмым климатом, проходит через горы Башхарт, через пределы печенегов, города Сувар и Булгар» [540] . Современник ал-Бируни энциклопедист тюркских языков Махмуд ал-Кашгари (Кашгарский) в своем сочинении «Диван лугат ат-тюрк» (1072–1074 гг.) отмечает сходство или близость языков «булгар, сувар и печенегов (бяжяняк)» [541] .

540

Там же, стр. 95.

541

М. Кошгарский. Туркий сузлар девони, т. I. Ташкент, 1960, стр. 66.