Ранние рассветы

Она ловко и, только чуть поморщившись, сняла пистолет с предохранителя. В стрельбе Венка была не последняя в их группе, увы, не последняя.

И вдруг на верхнем ярусе зашипела рация. Маша и сама вздрогнула, и увидела, как резко дёргается Венка. Она испугалась, что та нажмёт от неожиданности на спусковой крючок, но Венка сдержалась.

— Маша! Приём! Заснула ты там что ли, — голос Сабрины был слышен очень чётко, словно она сама не шла сейчас к обрыву, а гуляла вокруг стационара. — Маша, эй!

— Ответь ей, — прохрипела Венка, подходя к Маше ещё на шаг.

Та кивнула и на негнущихся ногах поднялась. Она долго шарила рукой по верхней постели, в скомкавшемся одеяле искала рацию. Во рту пересыхало от страха. Наконец, чёрный прохладный корпус лёг в ладонь.

— Да, я слушаю. Приём…

— Ох, наконец. Маша, слушай, мы возле стационара. Мы не можем войти. Открой, а?

— Что случилось? — она слышала свой голос будто со стороны — чужой, бесцветный, как жухлые листья, и такой же шуршащий.

Сабрина по ту сторону рации тяжело вздохнула: вот приходится же общаться с такими труднодоходящими.

— Мы нашли Тимура. Он ранен. В общем, открывай давай быстрее.

Мысли работали быстрее слов, но даже их ход сбивался, когда Маша ощущала холод смерти у себя за спиной. Маша мысленно пронеслась по первому этажу. Засов на входной двери Венка легко могла задвинуть. Задняя дверь запирается, правда, только на ржавый гвоздь, но снаружи её всё равно не откроешь. Горгулья спит и вряд ли проснётся, даже если закричать изо всех сил.

Окна закрыты — этим утром было не так уж жарко, чтобы их открывать. Окна… одно окно в спальне парней приоткрыто, Рауль так и не захлопнул его до конца.

Она почти кожей чувствовала прерывистое дыхание Венки.

— Скажи ей, чтобы уходила, — приказала она свистящим шёпотом.

— Сабрина, уходи, — повторила Маша.

— Куда? — вместе с помехами донеслось из рации. Маше показалось — она слышала шаги под окном.

— Далеко. Чем дальше, тем лучше.

— Да ты что, с кровати там упала? — возмущённо откликнулась Сабрина. — Маша… Маша, слушай, если ты сейчас же не скажешь, что у вас там… что там происходит, я разобью окно.

Шипели помехи. В темноте закрытых век Маше казалось, что это шипит та самая гадюка, которая укусила Горгулью и теперь готова приняться за Сабрину. За Тимура, или кто там ещё есть, на поляне перед стационаром.

— Говори. — Дуло пистолета ткнулось ей в спину, и с такими аргументами Маше спорить было сложно.

— Пожалуйста, не надо окно, — быстро, задыхаясь, выдала она.

Из рации стало слышно только дыхание Сабрины. Она, видно, прикрыла переговорное устройство рукой и что-то сказала своим спутникам.

— Хорошо, не буду окно. Просто доверься мне, ладно?

— Сабрина, я не могу. Пожалуйста, ничего не делай, — простонала Маша, ощущая, что её ноги собираются предательски подкоситься.

— Просто поверь мне!

Венка дёрнулась назад. Маша тоже краем глаза заметила движение Рауля к столу, где вместе с недоеденным печеньем ещё лежал походный нож.

— Не шевелиться, — захрипела Венка на каких-то слишком высоких частотах, едва воспринимаемых человеческим ухом. — У меня руки дрожат. Я выстрелю.

— Маша, я знаю, что ты мне не доверяешь, но сейчас просто поверь! — кричала в рацию Сабрина, и Маше чудилось, что её голос раздваивается и слышится ещё и через приоткрытое окно.

— Слоны, — сказала она чуть слышно.

Выстрел грохнул через три секунды.

Окно в спальню парней было чуть правее чёрного входа и выше. Оттуда торчал край тюлевой занавески — ну откуда, хотелось знать всему институту, парням перепала такая роскошь? Откуда она здесь, не знал никто, но никто и не стирал несчастную, поэтому сейчас она представляла собой жалкое, пыльное зрелище.

Над чёрным входом пристроился козырёк, дряхлый и засыпанный жухлыми листьями. На нём по вечерам сидели птицы. Переливчато заливались зяблики — Денис Вадимович учил узнавать их по резкому росчерку в конце песни. Коротко тенькали лесные коньки. Никаких особенных птиц в этих краях и не водилось.

Маше казалось, что она слышит скрип старых досок, потому что в эту дикую секунду стало тихо, и замолчали все птицы. Она стояла спиной к окну и не решалась повернуть к нему голову.

— Обмануть меня захотели, да? — вскрикнула Венка, и в это мгновение задребезжало рывком распахнутое окно.

Она дёрнулась назад, и только непонятное шестое чувство толкнуло Машу на пол. Уткнувшись лицом в грязные доски, она слышала, как прогремел выстрел, потом раздался глухой удар, всхлип и ещё один удар.

— Маша… — Голос Сабрины дрожал.

Казалось, прошло часа два с тех пор, как она по счастливой случайности успела грохнуться на пол до того, как Венка нажала на спусковой крючок. Но руки тряслись. Маша завозилась на полу и села, оперевшись спиной на холодный металлический бок кровати.

Сабрина стояла посреди комнаты, дыша так же тяжело, как и Маша, и смотрела она не на обездвиженное тело у своих ног, нет. Она смотрела на подругу.

Рауль шагнул к ней и наклонился, чтобы поднять с пола тяжёлую чёрную игрушку — пистолет. Предохранитель щёлкнул раз, выходя из безопасного положения, потом ещё раз, возвращаясь в него.

— Да уж, — вздохнул Ник, замерший за спиной Сабрины.

Маша не знала, чего ей хочется больше: расхохотаться, как ненормальной, или всё-таки от души расплакаться.

* * *

Горгулья всё ещё хромала. Уже не так сильно, но заметно. Впрочем, расхаживать перед курсантами она была в состоянии и занималась этим с явным удовольствием.

— Ну что, вояки несчастные, у кого ещё руки чешутся подраться? Может, пойдёте пободаетесь с липой? — Она ткнула пальцем в сторону спальни девочек, имея в виду то дерево, которое загородило всё окно. — Может, поубивать кого-нибудь хочется, а?

Она остановилась, и, хоть Маша сидела, уставившись в пол, она и без того знала, что Горгулья заглядывает в глаза всем, одновременно. Так, как умеет только она.