Рантье

Храм был новоделом, в нём органично слились черты современного архитектурного минимализма и классической традиции. Угловато-прямолинейное здание гордо несло над собой одинокий золочёный купол с православным крестом, ослепительно белые стены окаймлялись ярко синей кирпичной кладкой по углам здания и завершались синей кровлей. Буряков обошёл вокруг, не понимая, зачем сюда приехал и, тем не менее, выискивая кого-нибудь. Кого? Лев Михайлович вдруг услышал шум из-за угла, как раз оттуда, где было крыльцо. Неужели повезло? Он не успел додумать, в чём состояло это "повезло", потому что заскочил за угол и увидел, как на широком крыльце священник неспешно запирает дверь храма. Убрав ключи в карман, он перекрестился, обернувшись и увидев Бурякова, кивнул ему, как знакомому.

– Вы что-то ищите?
– спросил священник, спустившись по ступеням.

Глаза у батюшки были внимательные и добрые, очки придавали его лицу интеллигентность, а светло-русая борода - добродетельность.

– Я?
– спохватился Буряков.
– Не знаю, наверное.

– Этот храм освящён, но служба пока не ведётся, - тихо сказал священник, продолжая разглядывать незнакомца.
– Вы крещёный?

– Да, - кивнул Буряков.

– Приходите через две недели.

– Хорошо, - неожиданно для себя согласился Лев Михайлович.

– Причащались когда последний раз?

– Не помню, кажется, в детстве.

– Нехорошо, - покачал головой священник.
– Как зовут?

– Лев.

– Редкое имя. Меня зовите отец Сергий.

– Хорошо, отец Сергий.

Священник всмотрелся в лицо Бурякова.

– Лев, так что же вы ищите?

– Совет.

– Совет от священника один: молитва.

– Отец Сергий, прошу вас, выслушайте!
– Буряков умоляюще глянул на батюшку.
– Я нездешний, приехал к вашему храму совершенно случайно.

– Всё в мире по воле господа, - сказал отец Сергий и перекрестился.
– Хорошо, я вас слушаю.

– Мне сегодня сказали, что людей, которые всем довольны в своей жизни Господь первыми забирает или болезни на них насылает.

– Да?
– удивился отец Сергий.
– Весьма спорно.
– Он удивлённо покачал головой.
– Ну, хорошо, и что же?

– Так я вдруг понял, что целый год живу всем довольный и испугался.

Священник едва заметно улыбнулся.

– Успокойтесь Лев, это дело поправимое.

– Но как?

– Я же сказал: обратитесь к Господу с молитвою, он подскажет.

– И это всё?!

– А чего же ещё?

Буряков вдруг сник и опустил голову. В самом деле, что он ждёт от священника? С чего он взял, что батюшка может дать другой, кроме как молиться, совет? Когда Буряков поднял голову, то встретился с пронзительным взглядом отца Сергия.

– Спасибо, отец Сергий, за то, что уделили мне время, прощайте.

– Бог простит!
– неожиданно жёстко сказал тот.

Буряков недоумённо посмотрел на священника.

– Что смотришь?! Всю жизнь мимо храмов ходил, а теперь заглянул и ждёшь, что Бог твои проблемы решит?

Буряков вдруг увидел себя со стороны и понял, как точно описал ситуацию священник. Ведь он прав, тысячу раз прав.

– Да, так и есть, отец Сергий, - печально кивнул Буряков.
– Пойду я.

Глаза отца Сергия потеплели.

– Стой, Лев, не уходи. Молодец, что в гордыню не впал. Я вот тебя благословлю, - отец Сергий перекрестил Бурякова, - и скоро всё у тебя переменится, и ответы на вопросы отыщутся.

Священник вдруг нахмурился.

– Что стоишь истуканом?!
– сердито рыкнул он.
– Ну-ка, осени себя крестным знаменем!
– Буряков неумело перекрестился.
– Вот так!
– Отец Сергий кивнул.
– Вот теперь ступай и во всём полагайся на Господа нашего и он тебя не оставит. Прощай, Лев.

Священник прошёл мимо, хрустя мелкой щебёнкой на дорожке, подошёл на стоянке к небольшой машине и сел за руль.

Только теперь, когда батюшка уехал, лихо вывернув со стоянки, Буряков очнулся и уже осознанно огляделся вокруг. Здравый смысл, спохватившись, ринулся вычищать из сознания суеверные страхи, заменяя их самоиронией. Буряков, улыбнулся, покачал головой и решил обдумать сегодняшние приключения за хорошим ужином. Он собрался идти, но по внезапно возникшему порыву повернулся к храму и с поклоном перекрестился.

На следующий день Буряков проснулся с головной болью. Даже хорошее виски в размере бутылки весомый повод для утреннего нездоровья. Он поворочался в постели, размышляя, что выпить: таблетку или стопку? Организм склонялся ко второму, а разум говорил, что к обеду он уже сможет сесть за руль и отправиться загород. "Зато зарядку делать не буду!" - громко и зло объявил Буряков пустой квартире и со стоном поднявшись, отправился на кухню за таблеткой. Потом побрёл в душ.

Через полчаса голова успокоилась и ко Льву Михайловичу вернулась умиротворённость, то состояние душевного сна, в котором как в вате тонули звуки надвигающейся одинокой старости. Он часто думал об этом, но без содрогания и страха, с удивлявшим самого себя смирением. Вчерашнее приключение подёрнулось дымкой, слова Юры Солёнова уже не ужасали. Лениво поразмышляв, Буряков накинул на запястье шагомер: самое время пойти погулять пару часов в парке.

Совершенно неуместно зазвонил телефон. Буряков посмотрел на определитель номера, на нём было написано "бывшая далекая", он недоумённо уставился на трезвонящий аппарат.

– Слушаю.

– Лева, это я! Привет.

– Привет, Лена, чем обязан?

– Ну, ты и язва!

– Лена, ты же вряд ли звонишь, чтобы справиться о моём самочувствии?

– Ты твёрдокаменный столб, был и остаёшься им!
– голос бывшей супруги налился огненной строгостью, Буряков знал, достаточно искры и...

– Лена, стоп! Призываю на переговоры.

Некоторое время в трубке слышалось возмущённое дыхание.

– Ладно, проехали.

– Итак, рад слышать твой голос, надеюсь, с детьми и внуками ничего не случилось?

– А про меня, почему не спросил?

– Тебе честно ответить или соврать?

– Лучше молчи, - бывшая тяжко вздохнула.
– Происшествий, слава богу, нет, я просто хочу с тобой встретиться и поговорить.

– Что?!
– Буряков поперхнулся, это что-то невероятное!
– Лена, тебя что, Аристарх Петрович бросил?

– Да иди ты! Типун тебе на язык!

– То есть ты извиняться и признаваться мне в любви не собираешься?!

– Лёвка, я тебя убью!

– Не имеешь права.

– Суд меня оправдает.

– Хорошо, сдаюсь. Где и когда?

– Приезжай через час на "Чистые пруды".

Буряков глянул на настенные часы.

– Хорошо.

Буряков отключился и, взглянув в зеркало, заметил, что до сих пор улыбается. Он согнал с лица улыбку и с сожалением снял с руки шагомер, прогулка отменялась. Позже, переодеваясь, он поймал себя на мысли, что не хочет никуда ехать и ему вовсе не любопытно, зачем после стольких лет забвения и мимолётных случайных встреч у детей, его бывшая коварная жена вызывает его на визави беседу. Надо было ей отказать, он имел на это полное моральное право.