Рантье

Пока Лев Михайлович прогуливался, юркий Петрович закончил разгрузку, отогнал машину под навес и теперь довольно попыхивал сигаретой.

– Банька готова?

– А как же!
– закивал Серафим.
– Пышет жаром, хозяина дожидается.

– Петрович, и какой же ты мне в этот раз веник приготовил?

– Берёзовый, Лев Михайлович.

– Просто берёзовый?
– с деланным разочарованием спросил Буряков.

– Просто?
– Серафим аккуратно затушил бычок в высокой пепельнице.
– Нет, Лев Михайлович, не просто, я в этот веничек мяту и черёмуху ввязал, там теперь такой дух стоит!

– И какой же?

– Амаретный.

– Ого?!
– удивился Буряков продвинутости Петровича.

– Не уж то миндалём пахнет?

– Ещё как, дело проверенное, - морщинистое лицо Серафима расплылось улыбкой.
– Так как, Лев Михайлович, попарить?

– Нет, спасибо, Серафим, - улыбнулся Буряков.
– Я после твоего пропара не усну, лучше уж я сам как-нибудь.

На следующий день Буряков проснулся поздно в прекрасном настроении. Он получил от бани то, что хотел: кайф. Приняв душ, побрившись, он надел халат и прошёл в столовую, из которой по мраморной лестнице вверх ползли аппетитные запахи. На столе красовалась высокая стопа свежеиспеченных блинчиков, миски с мёдом и варением, в кофейнике томился горячий кофе. Лев Михайлович облизнулся и плотоядно потёр руки, потом широко раскинул их в стороны и громко продекламировал:

– Пируем над ручьем - вот так и надо жить! Невзгоды нипочем - вот так и надо жить!
– Он отвесил в пустоту поклон и, направившись к столу, громко объявил: - Ох, и мудрый был Омар Хайям!

Буряков ел не спеша. Сначала он аккуратно расправлял тоненький блинчик на тарелке, потом раскладывал на нём клубничное варенье, после чего с помощью вилки и ножика заворачивал его в плотную трубочку, прокалывал вилкой и, жмурясь от удовольствия, откусывал кусочки, роняя из середины сладкие капли. Ему было хорошо и покойно. В голове боролись два варианта, связанные с таким обильным завтраком, погулять или поплавать в бассейне. Он глянул в окно, оно было всё в вязких каплях холодного поздне-осеннего дождя. Брр! Выбор определился сам собой: бассейн. Буряков положил на тарелку очередной блинчик и мысленно добавил к бассейну бутылку пива. Ему вновь стало хорошо, но именно в этот момент в кармане халата задёргался мобильный телефон.

– Блин!
– с досадой объявил Лев Михайлович и положил в тарелку вилку с наколотым блином.

Когда он увидел, кто звонит, его лицо вытянулось от изумления. Со своей старшей дочерью Ксенией отношения не заладились многие годы назад. Во-первых, она с самого начала откровенно заняла сторону матери, оправдывая её и обвиняя его. Много раз он пытался объясниться с Ксенией, списывая её высокомерие и самоуверенность на подростковый возраст, но потом понял, бесполезно. Замужество дочери и переезд в отдельную квартиру, казалось, сгладили натянутые отношения, но лишь на время. Очень скоро Ксения начала разговаривать с отцом так же властно и безапелляционно, как и со своим мужем. Лев Михайлович сначала терпел, потом мягко намекал, а года два назад послал дочку куда подальше. У неё хватило ума остановиться. Теперь их отношения были абсолютно формальны и холодны, и если бы не внучка Олечка, они бы вовсе замёрзли. Буряков нажал на кнопку.

– Да, слушаю.

– Папа, привет, чем занимаешься?
– раздался неожиданно ласковый голос.

– Здравствуй, Ксения, - после некоторой паузы отозвался Буряков, - с каких это пор ты интересуешься моими делами?

– Пап, ну не надо быть таким злопамятным, мало ли что у нас было.

– Да уж, чего только не было....

– Пап!
– как же эти нотки похожи на интонации его бывшей благоверной!

– Ладно, проехали, говори, что за нужда.

– Да нет никакой нужды, - голос Ксении запнулся, - хотела узнать, как себя чувствуешь, ну и ...
– в трубке повисло многозначительное молчание. Буряков конкретно завис, лишь одна мысль порхала в его удивлённом мозгу: "Вот, началось!".

– Пап! Ты здесь?

– Здесь.

– А чего молчишь?

– Не знаю, что сказать.

– Так я может, подъеду, навещу тебя?

– Чего?!
– изумился Лев Михайлович, такого хода он даже предположить не мог.

– Приеду, поговорим, чайку попьём.

– Подожди, дай подумать.

Первым позывом было отказать. Где-то он слышал или читал, что первый позыв самый верный, как и первое впечатление, но как это сделать, ведь она его дочь? Он прекрасно понимал, что её звонок эгоистичен и лицемерен, что речь пойдет о завещании, но в душе мигнула слабая надежда на что-то такое, что не объяснить словами.

– Хорошо, Ксения, приезжай.

– Пап, так я уже у проходной стою.

– Что?! А если бы я отказал?

– Не, пап, ты бы, не отказал, - лукаво усмехнулась дочь.

– Жди, сейчас тебе откроют.

Озадаченно покачивая головой, Буряков набрал номер охраны.

– Это Буряков из 46 дома, там ко мне дама приехала.

– Да, Лев Михайлович, видим.

– Пропустите.

– Хорошо.

Буряков отключился и тут же набрал телефон Серафима Петровича.

– Петрович? ... Да нет, всё хорошо, ты ворота открой, впусти мою старшую, - Буряков опустил телефон и почесал голову.
– Так, бассейн откладывается.

Лев Михайлович встал и быстро зашагал к выходу, на ходу развязывая халат.

Через пять минут он стоял в гостиной и смотрел в окно, как во двор въезжает Ксения, как паркуется, следуя указаниям Серафима Петровича. Дочь вышла из машины и, встряхнув копной светло-русых волос, спряталась под зонтик. "Красивая женщина получилась, яркая, - подумал Буряков, - только уж слишком похожа на свою мать. Всё-то по её должно быть в мире устроено и никак иначе, этакая тиранша". Он принёс из кухни вскипевший чайник, достал две красивых чашки и поставил на стол.

– Папа, здравствуй!
– Ксения мило улыбнулась на пороге гостиной и подняла вверх коробочку с тортом.
– Вот, к чаю взяла.

– Здравствуй, дочь, - кивнул Лев Михайлович, - ставь гостинец на стол и сама присаживайся. Тебе чай, или кофе?

– Чай, - коротко ответила Ксения, - от кофе цвет лица темнеет.

– Да?
– искренне удивился Буряков, - неужели?

– Точно, точно.

Спорить было бесполезно, да и не к чему. Ксения распаковала торт, разрезала на ровные кусочки, налила себе и ему чай. Усевшись на стул, осторожно отхлебнула из чашки.

– Ой, горячий, - дочь мило улыбнулась.
– Съешь тортик, вкусный.

– Спасибо, я блинами только что заправился, чуть погодя, потом.

Ксения кивнула. Над столом повисла пауза. Лев Михайлович почти физически ощущал её тяжёлое облако и раздумывал, начинать первым разговор или пусть дочь сама отдувается? Ничего решить он не успел, Ксения заговорила первой, но опять всё в свою пользу вывернула.

– Пап, что же ты молчишь? Не рад мне?

– Ну, ты и вопросы задаёшь!
– Буряков сердито звякнул чашкой о блюдце.
– Можно я не буду оправдываться?

Ксения испуганно кивнула.

– Расскажи-ка, раз приехала, как там семья твоя поживает?

– Ой, да всё замечательно, - как ни в чём не бывало, заворковала она, - Александр работает, ждёт повышения. Привет тебе передаёт.

– Спасибо, взаимно. Желаю ему наконец-то получить это ветхозаветное повышение.

– Ну, пап! Ты не прав, мой муж звёзд с неба не хватает, но на жизнь хватает.

– Да, это я тоже уже слышал, - нахмурился Буряков. Зять Александр ему с первого дня не нравился: снаружи высокий и статный, а внутри увалень.
– Впрочем, Ксения, извини, это не моё дело. Как там внучка во втором классе, не отстаёт?