Рапсодия в тумане

— Ты слишком скучный, чтобы тебя убивать. Никакого охотничьего азарта.

— Ты слишком предсказуем, — констатирую я, на что он, затянувшись, в меня дымом выдыхает. Хочу ему сказать, что он как дите малое, но одноглазый не дает, со своим вопросом влезает:

— Есть какая-нибудь информация про этот дом? Расположение комнат, какая охранная система, да хоть что-нибудь?

— Да, все есть. Не думаю, что за четыре года он вдруг перепланировкой удумал заняться.

Клыкастый поднимается и идет к стеллажам, где собирает кипу исписанных листов и пару ватманов. Сгружает все на столик, на котором раньше сидел, и одноглазый тянется глянуть, на что я комментирую:

— Вы че, машину времени изобрели и из каменного века к нам прилетели? Какой придурок сейчас на бумаге записи ведет?

Клыкастый зло на меня зыркает, и я вдруг чувствую, что пошевелиться не могу. Опять? Чувак, это уже становится совсем скучно. Может, и не такая хорошая идея была с ними затусить? Чет они тоже предсказуемыми становятся, а прошло-то…

Клыкастый достает планшет и, включив, показывает одноглазому, начиная рассказывать что-то там про систему охраны дома, но я не слушаю, все равно тот явно больше в этом понимает. Я пытаюсь сообразить, кто у нас такой умный. Есть у меня одна догадка, и если я прав, то чтобы туда попасть, совсем не обязательно его взламывать. Мне, по крайней мере.

Когда чувствую, что вновь могу двигаться, разминаю плечи и, прикурив еще одну сигарету, назад, на спинку отваливаюсь . Нет, все-таки есть во всем этом…. Не знаю. Перчинка? Да, точно. Как будто в пресную еду впервые за долгое время специй добавили. Не то чтобы я особо любил острое, но оно лучше, чем обыденное, никакое, пресное. Все поразнообразнее.

Спустя еще две сигареты, одноглазый отбирает себе с десяток листов и заявляет:

— Мне нужно пару дней все поизучать и на разведку сходить.

— О’кей. Останешься или проводить?

— Проводи. У меня дома техника, проверю кое-чего.

— Жди тут, — кидает клыкастый мне и, дождавшись, пока одноглазый поднимется, с бумагами и шкатулкой в обнимку, как-то излишне аккуратно подхватывает того на руки, и они оба исчезают, обдав меня потоком холодного воздуха.

Поняв, что остался один, поднимаюсь, оглядываясь. Типичная берлога сумасшедшего ученого. Подойдя к окошку и отодвинув штору, определяю, что нахожусь на первом этаже частного дома, вокруг — сад заброшенный.

По спине проходится ветерок, и раздается голос из-за плеча:

— Погулять захотел?

— Тут? Очень здорово меж кустов шататься, — отвечаю и разворачиваюсь, практически врезаясь носом в его подбородок, настолько близко он стоит.

— О, не велите казнить, Ц ареви ч. Не ждали вас в гости сегодня, порядок не навели.

— Так и быть, на первый раз помил ую, — говорю спокойно и, задев его плечом, отхожу от окна. — Где моя комната?

Клыкастый усмехается и опять меж нами расстояние сокращает, чтобы резко на руки подхватить и стартануть. Больше чувствую, чем вижу, что на второй этаж взлетаем, сразу в комнате оказавшись, где меня на пол ставят.

— Ты тут вместо эскалатора, что ли? — на этот раз я усмехаюсь, наблюдая за тем, как он из шкафа достает постельное.

— Язык откушу, будешь мычать как корова.

— Как будто это ты мне нужен, а не я тебе, — хмыкаю на это его высказывание. Клыкастый швыряет белье и полотенце на двуспальную кровать и ко мне оборачивается.

— А ты мне нужен? Не припомню, когда это мне зажравшиеся богатые детки требовались.

— Значит, с памятью у тебя беда, очень жаль, — пожимаю плечами и, отвернувшись, иду кровать себе заправлять.

Вдруг чувствую как на меня тяжесть наваливается, и на матрас падаю, чужим телом придавленный. Подставляю руки, чтобы лицом не упираться, а клыкастый на ухо шепчет:

— Ты на удивление раздражителен, даже когда от тебя не разит всякой гадостью.

— Я не элитный парфюм , чтобы всем нравиться. По мне, так это явно твои проблемы, не мои.

— Да уж, совсем не духи.

И улетучивается, обдав ветерком. Ну вот, а только-только чуть интереснее стало, хоть адреналинчика глотнул.

Возможно, со стороны мои поступки сегодня и кажутся нелогичными, или прихотью зажравшегося придурка. В озможно даже, так оно и есть. И я прекрасно знаю, как на меня реагируют люди и что думают. Только вот других судить легко. Пока не проживешь чужую жизнь от самого начала до конца, так и не поймешь ничего.

Заправив кровать, я вспоминаю, что ничего переодеваться с собой не взял, как вышел в джинсах в клуб, так и хожу в них. Ну и похер, домой я сейчас все равно не хочу. Че там делать? Потолок с позолотой разглядывать? Достало.

Скинув с себя все до трусов, смотрю на полотенце, оглядываясь. Тут только одна дверь, ведущая, судя по всему, в коридор, а значит, душ нужно искать где-то там. Вообще вся комната выглядит нежилой, причем не запущенной, в смысле, что давно тут не живут, а вообще. Кровать, шкаф, настенное бра, от которого и идет свет, штора. Все. Ради интереса даже до шкафа дохожу, проверяю. Как и думалось — почти пустой. В отсеке с вешалками одинокий халат да тапочки в низу , там, где полки — запасной комплект постельного да аккуратно сложенное, походу, новое полотенце. Прям как в гостинице.

Нагнувшись, поднимаю тапочки, разглядывая. Вроде новые. Ну да, точно, вон и штрихкод на подошве так и не оторвали. Расценив как годное, обуваюсь и, повязав полотенце на бедра, топаю в коридор на поиски санузла.

А тут двери… двери, в количестве четырех штук, кроме моей, и лестница вниз. Раз мне не соизволили объяснить, куда тут поссать сходить, шлепаю проверять все, заодно узнаю где что. Соседняя с моей ведет в заваленную уборочным инвентарем кладовку, следующая — явно жилая комната. Шмотки лежат, разросшийся неизвестный мне куст в горшке, пробковая доска с кучей стикеров, кровать с пушистым пледом, вон даже робот-уборщик «паук» в углу, только хозяина нет. Спальня клыкастого? А сам он тогда где?

Прикрываю дверь и топаю в следующую, которая оказывается ванной. Чет даже обидно, нет повода последнюю проверить, ну и ладно, потом, когда буду уверен, что клыкастый свалил.

Ванна ниче такая, даже не мелкая, есть где развернуться. Быстро ополоснувшись, иду обратно, так и не встретив клыкастого. Реально слинял, что ли?

Спать ложусь со странным чувством предвкушения. Я испытывал нечто похожее очень-очень давно в детстве, когда еще не понял, насколько все окружающее бессмысленно. В те, почти забытые времена, когда у меня еще были какие-то амбиции, желания, вера. Дурной был. И, ложась спать, еще надеялся на то, что завтра может быть хоть что-то интересное.