Рапсодия в тумане

Ниррай затаскивает меня на кровать и, обняв, шепчет:

— Если хочешь, можешь уйти через окно. Я потом твои ботинки уберу, когда он уснет.

— Не могу пока… — честно сообщаю, прикрывая нас крылом. Я не уверен, что сейчас смогу улететь, меня потряхивает, а в голове маячат та жуткая клетка и люди вокруг.

— Не переживай, он не зайдет. Думает, что я привел любовника, и поверь, точно не хочет этого видеть. Хочешь, я напишу Аману, и он тебя заберет?

— Да, пожалуйста… — шепчу, а на меня все накатывает и накатывает. К глазам слезы подступают. Пытаюсь сдержаться, но не могу.

Глава 21. Мы со всем справимся, вместе

Аман

Я уже все дела переделал, а Аша нет и нет. Я догадываюсь, куда он мог пойти, но так нагло влезать в личную жизнь брата не могу, поэтому просто жду. Да и четыре года просидев взаперти, естественно, хочется погулять, развеяться. Фредрикссон настроение не поднимает: с какого-то перепуга начал выть, пришлось кутать его в плед и укачивать как маленького.

А потом приходит сообщение от Ниррая: «Аш у меня. Ему плохо. Только тихо, отец дома» . И я срываюсь с места, даже не подумав набросить кофту. Влетев в его спальню, вижу то, чего давно боялся. Аш, свернувшись комочком, всхлипывает, а рядом полуголый Ниррай, гладит его. Лишь понимание, что тут и не пахнет сексом, тормозит от вышвыривания Ниррая из окна. Подхожу к кровати, но не смотрю на Ниррая. Не могу. Запрещаю себе, хоть и хочется.

— Он испугался отца.

Киваю, но ничего не говорю. Провожу рукой меж вновь появившихся крыльев.

— Аш, иди ко мне.

Брат, всхлипывая, переворачивается, и я подхватываю его на руки, прижимая к себе.

— Не бойся, я больше никому не позволю тебя обидеть, — и, сделав шаг в сторону выхода, все же говорю Нирраю: — Спасибо, что позвал.

И, не став больше ничего ждать, срываюсь на бег, подхватывая в коридоре ботинки брата. Уже дома, приземляюсь вместе с ним на диван и глажу по спине. Он вроде уже не всхлипывает, но все еще жмется.

— Никто больше тебя не заберет от меня. И мы со всем справимся, вместе, как и всегда.

— Оно просто нахлынуло… — виноватится Аш тихонько. — Я не специально.

— Если начнешь плакать специально, то тебя можно смело отправлять сниматься в кино.

— Ну уж нет. Толпа поклонников не то, чего бы я хотел, — Аш чуть смещается, устраиваясь поудобнее. — Как Приам? Я не прочел ему сказку, он, наверное, обиделся.

— Завывал немного, пришлось его покачать. Помнишь, как тебя в детстве?

— А сейчас покачаешь?

— Наглец! — шуточно возмущаюсь я. — Ты же взрослый уже.

— Ну чуть-чуть, как раньше, — канючит Аш, уже, видно, совсем успокоившись. И я больше не спорю, перемещаюсь в кресло-качалку и баюкаю нас обоих. Это не так как раньше, но я очень люблю это кресло.

***

Рука отваливается. Не в прямом смысле, но болит дико. Как выяснилось, причем совершенно случайно, Аш не знает, как кусать людей, и уж тем более, как делать это безболезненно. То, что было в «янтарном доме» — сплошь на инстинктах, он вообще не соображал, делал и все. Поэтому сегодня мы расположились на травке, и после лекции он попробовал. Естественно, на мне, не привлекать же для этого прохожих или бедолагу Фредрикссона. Да и нельзя, он все еще воняет лекарствами. В итоге, конечно же, все получилось, но первые пять попыток прям жесть жестью.

Оказывается, кровь соплеменников и непривлекательна как еда, и противна на вкус. Аш фыркал, плевался, полоскал рот, но упорно шел к цели. Хорошо еще, что управились меньше чем за день.

Злой от голода я врываюсь в дом, чуть не снеся дверь, и лечу к холодильнику, сразу же вскрывая один из пакетов. Сразу понимаю, чья это кровь. Не узнать ярко выраженный запах горького шоколада невозможно. Причем тут он чистый, без примеси виски. Ну и как перестать о нем думать, если все напоминает о нем?!

Я наливаю на полтора глотка в кружку и прячу остальное в холодильник, а сам вдыхаю и вдыхаю. Соскучился по нему. Медленно выпив крови, мою кружку и иду в гостиную, где руки сами тянутся к планшету. Я уже знаю, что он засветился в клубе позавчера, а вчера не явился на благотворительный вечер, который сам и организовал, но сегодня новости иные, более скандальные. Ниррай вместе с друзьями разбил вертолет около госучреждения. Товарищи — по частным клиникам, простые граждане — по больничкам, а сам горе-пилот жив-здоров. Горожане недовольны, мягко выражаясь.

Отбрасываю планшет на столик и прикрываю глаза. Что за невыносимая вредина? Ну как так можно? Вот чего он ударился-то во все тяжкие? Зачем снова пьет так, будто скоро запретят? Почему он меня нервирует?

Я выдерживаю целую минуту, но все равно подрываюсь и, на ходу бросив брату, что ушел по делам, иду искать эту охреневшую вкрай конфетку.

Ниррай дома и правда цел, разве что в синяках. Преспокойно сидит на кухне с сигаретой и стаканом виски, пролистывая новости.

— Ты охренел? — сразу спрашиваю, вставая напротив и оценивая щетину, которой далеко не один день.

— О, какие люди. Если на обед, то не вовремя, я сегодня невкусный, — говорит и опрокидывает в себя виски.

— Какого хрена ты творишь, Ниррай? — рычу, еще пытаясь сдерживаться. В пропасть все установки, что, мол, не буду смотреть да и разговаривать тоже. Я его прибить готов.

— И давно тебе не похер? Оу, простите, игрушка сломалась? — Ниррай встает, откладывая планшет, пошатнувшись, ломает сигарету в пепельнице и косорезит к бару, но кто ему даст? Перехватываю и, закинув на плечо, несу в душ.

— Ты вообще умеешь нормально общаться, а? Ну хоть изредка…

— Вот перестанешь творить хуйню, тогда и пообщаемся. И мне не похер, — все же сообщаю ему и ставлю на пол рядом с душевой кабиной, начиная раздевать.

— Ой ли? Я все про тебе знаю! — и пальцем в грудь тычет.

— Да? Ну-ка, поведай.

— Насрать тебе и на рыжего, и на меня, и на всех! Признай уже — тебе без брата одиноко было, и не на кого тратить свои эти… как их… эти! Слу-у-ушай, а бариста ты тоже трахал? И как, кто лучше?

Повезло еще, что пока он болтал, то не сопротивлялся раздеванию. Закончив с одеждой, быстро стягиваю все и с себя и запихиваю Ниррая в кабинку, заходя следом. Кажется, только сейчас он обратил внимание, что я голый. И, наставив палец на мой член, грозит решительно:

— А с тобой вообще общаться не желаю!

— Он в печали теперь. Еще что есть по поводу плохого меня?

— Да. Пиздуй к брату, — диктует мне направление и на пол стекает, коленки обняв. Расслабился, голову на стенку пристроил, глаза прикрыл, но это ненадолго.